Замуж за принца любой ценой
1. Поединок
— Поцелуешь меня?
Адель вздрогнула. Не сразу поверила, что действительно слышит это.
Да как он смеет?!
— Что? — спросила неуверенно. Вдруг, ей послышалось?
— Может быть, ты поцелуешь меня? — повторил он, нагло улыбаясь. — На удачу. Я же сражаюсь за твое счастье.
И ее честь.
Что останется от ее чести, если она поцелует его при всех? На глазах у короля, у принца! О, Небо, это немыслимо!
Он издевается?
Йоан Харалт. Бастард. Признанный дедом, но так формально не признанный отцом, хотя отец дал ему многое. Рыцарь, заслуживший шпоры в шестнадцать лет. Человек с ужасной репутацией. Не слишком высокий, не слишком красивый, короткие бледно-русые волосы, глаза… и не поймешь толком какого цвета, серо-рыжие, чуть в желтизну. Скорее худой, чем мощный, но крепкий, чудовищно сильный — в этом Адель успела убедиться. Древняя кровь проявилась в нем куда ярче, чем в брате, и это несправедливо.
Он стоял на одном колене перед ней. Ждал.
Было неловко.
Нет, это допустимо. По крайней мере, не выходит за рамки. Ведь он действительно шел сражаться за нее, и, значит, должен был получить благословение.
Но поцелуй!
Даже платок подарить было бы не уместно, ведь это суд, а не турнир.
Как ответить, чтобы это вышло не слишком… грубо?
Он ждал. Он смотрел ей в глаза открыто и прямо, как не прилично смотреть на девушку. Но в его глазах… Словно это было важно на самом деле. Словно от ее поцелуя зависела его жизнь.
Если его сейчас убьют?
Сегодня утром в саду Адель случайно слышала, как Синеглазый тиросский бард наигрывал на лютне, сочиняя песню на смерть Йоана. Похабную песню, о том, как все шлюхи Несбетта будут рыдать. Она зажала уши, проходя мимо, приличной девушке такое слушать нельзя.
Если его убьют… Мало кто верил в победу Йоана. Даже делали ставки. Открыто. Выйти против Доунана Локхарта — чистое самоубийство, ему нет равных, Адель видела, как на охоте Локхарт голыми руками разорвал пополам взрослого кабана. Говорили, только принц древней крови…
Йоан вызвался сам и был уверен в победе.
Он всегда до умопомрачения уверен в себе.
Но…
— Дел, разве это так сложно?
Словно просьба.
Рядом уже шептались, кто-то хихикнул у нее за спиной, Адель не разобрала.
Только огнем вспыхнули щеки.
— Зачем? — спросила она тихо.
Он хотел что-то ответить, но заревели трубы.
Второй раз.
О, Небо! Нет! Почему он тянет?! Если герольды протрубят в третий раз, и Йоан не выйдет, то ему зачтут поражение. И Адель тоже. Ее признают виновной, и это будет такой позор! Лучше бы уж сразу, тихо, без всего этого балагана! Она не переживет. Это хуже смерти.
Хотелось умереть прямо сейчас.
— Почему бы и нет? — Йоан беззаботно ухмылялся, но его глаза… В глазах, где-то на самом дне, было отчаянье, Адель только сейчас поняла это.
Если он знает что-то важное? Йоан говорил, что ходил к пифии, и та сказала ему, что он победит, Адель может не волноваться. Но любая нить судьбы имеет переплетения и узлы. Что если для победы Адель должна поцеловать его?
Тогда почему он молчит?
Если бы знать наверняка!
Или это очередная игра? Такой человек, как Йоан, может пойти на что угодно…
Нужно собраться… Только времени нет.
Йоан стоит перед ней… Еще мгновение…
Сейчас герольд поднимет трубу…
Если бы он только сказал…
Как можно тянуть до последнего?
Нет…
У Адель дрожат руки.
Решиться?
Но тут Йоан вскакивает на ноги.
— Мы победим, не бойся, — бросает ей.
И со всех ног бежит на поле в Круг.
И успевает.
Трубы ревут в третий раз, но он уже стоит там.
— Я, Йоан Харалт из Андруса, тан Терсо, — громко говорит он, — утверждаю, что эта девушка невиновна и беру ее под свою защиту!
Он поручился за нее своей жизнью, даже притом, что знал правду. Не мог не знать. Не побоялся. Если Небесный Отец действительно смотрит на них, то Йоан должен умереть. Даже если он одолеет Локхарта, каким-то чудом, то его должна поразить молния.
А он не боится молний. Говорят, Харалты у Неба на особом счету, они сами — небесный огонь.
«Честь дороже жизни».
Но какая честь у бастарда?
Он тоже участвовал в этой истории, тоже помогал принцессе бежать. Он во всем поддерживал сестру. Даже в этом безумстве.
Он сам предатель.
Только зачем ему это все? Теперь мог бы просто уйти в сторону. Но рисковать жизнью из-за нее…
Небо темное, тяжелое, осенние тучи застилают солнце.
Страшно.
Холодно. Холод пробирает до костей. И отчаянно мерзнут ноги.
Они кружат. Вернее, Йоан стоит, а Локхарт кружит, словно пытаясь обойти Йоана кругом. На безопасном расстоянии пока, не пытаясь приблизится, присматриваясь.
Локхарт выше на голову и вдвое шире. Словно огромный медведь. Воин. Он тоже неизменно уверен в себе. Ухмыляется, небрежно поворачивает восьмеркой тяжелый меч в ладони, будто легкую тросточку. И снова. Красуется. Словно это игра.
Может быть, и он знает правду? Верит в справедливость и возмездие Неба?
Весь двор знает.
Йоан спокоен и осторожен. Очень собран. Ничего лишнего. Его движения скупы, только самое необходимое, никаких танцев, никакой красоты. Он всего лишь поворачивается на месте, стараясь не оказаться к Локхарту спиной. Долго. Плечи расслаблены. Колени чуть согнуты. Он медленно перекатывает с пятки на носок, чуть приподнимаясь, и обратно. Не спеша переносит вес с одной ноги на другую.
По правилам они сражаются без доспехов, никакой защиты.
— Ты уже боишься? — смеется Локхарт, его дыхание поднимается облачком пара.
Йоан молчит. Словно не слышит вовсе, смотрит Локхарту в глаза и молчит. Равнодушно.
И это равнодушие злит Локхарата. Раздражает.
— Боишься, да?
Замах, ложный выпад, и острие меча проходит буквально на ладонь от лица Йоана. Тот даже не вздрагивает, не моргает. Смотрит в глаза, словно этот меч, сверкнувший рядом, всего лишь призрак. Сквозь него.
Локхарт рычит.
И следующий удар уже настоящий. Но Йоан только плавно делает шаг назад и в сторону, и удар проходит мимо.
— Давай! Дерись! — рычит Локхарт.
Рубит, что есть силы. Удары сыпятся один за другим, нечеловечески быстро. Но Йоан только уклоняется, ни разу не отвечая, даже не поднимая оружия. Острие клинка смотрит в землю.
— Дерись!
Локхарт наступает. Меч сверкает в его руках, словно молния. Он гонит Йоана к границе каменного Круга. Если Йоан заступит за край — он проиграет, это равносильно бегству. И деваться уже почти некуда. Локхарт не дает ему даже перевести дыхание. Еще немного, уже некуда отступать… И, словно чувствуя скорый финал, Локхарт с чудовищным ревом рубит со всей силы, обеими руками.
И только теперь Йоан впервые принимает удар. Блокируя. И вся мощь, вся сила, вся тяжесть этого огромного медведя разом обрушивается на него.
Разбиваясь. Словно волна о скалу.
На мгновение все замирает.
Захватывает дух.
Локхарт еще пытается навалиться и продавить, но Йоан держит. Спокойно. Только чуть подавшись вперед, отставив ногу для устойчивости. Держит одной рукой. Сдерживает. Но, кажется, сейчас не выдержит сталь и сломается клинок.
С неба степенно спускаются первые снежинки.
Слышно, как Локхарт хрипло дышит в тишине, он устал.
Скрежет.
И Йоан, вдруг, отскакивает в сторону, сбрасывая клинок Локхарта со своего. Разворачиваясь. И с широким размахом бьет…
Удар приходится сзади, у основания шеи, и на мгновение кажется, сейчас голова слетит с плеч.
Сейчас…
Плашмя.
Удар приходится плашмя, не острием, обозначая, сбивая с ног, но не нанося реального вреда. И Локхарт падает. На колени.
Его руки за границей круга, его ноги… Ноги нет. Еще бы чуть-чуть, полшага, даже меньше, и Йоану можно было бы засчитать победу. Локхард бы перешел черту. Но сейчас нет.
Есть время ударить снова.
Бесконечная бездна времени.
Но Йоан медленно отходит назад. В центр круга.
Локхарт стоит на коленях, тяжело дышит. Долго. Приходя в себя и собираясь с силами. Трет пятерней шею, смотрит на пальцы… крови нет.
Пытается осознать.
Трибуны сначала замирают, затихают, повисает густая, невозможная тишина.
Потом взрываются ревом. «Локхарт! Медведь! Убей! Убей его! Пусть он умрет!»
Замирает сердце.
Совсем. Останавливается.
Невозможно.
Адель сидит на своем месте, и, кажется, она сама уже умерла.
— Эй! Эй, ты! Адель!
Адель вздрагивает.
Принц Роналд смотри на нее со своего места, сверху вниз.
— Ты понимаешь, что это значит? — спрашивает он. — Даже бастард уверен, что ты виновна. Он хочет выкупить победу.
— Выкупить?
Адель не уверена, что произносит это вслух, дрожат губы.
— У Неба, — говорит Роналд. — Харалты умеют договариваться с судьбой.
«Мы победим», — Йоан уверен, несмотря ни на что. Он знает, что делает.
Но какой ценой?
У границы круга Локхарт поднимается на ноги.
2. Сто дней назад
— Не забывай: голову выше! Выпрямись, сколько можно говорить?! Не сутулься!
Стоило Адель расслабиться хоть на мгновение, и мать тут же напоминала. Даже несмотря на то, что в карете они были одни.
— Мама, пожалуйста! Никто не видит, у меня болит спина…
— Ты будущая королева, Адель! Ты должна держать спину даже во сне.
Лилеас была непреклонна, словно железная. Всегда знала, чего хочет и как этого достичь. Всегда требовательна. Тандри всегда отличались стойкостью и упорством. А Адель… Лилеас говорила, она пошла в отца, как и ее брат. Если не возьмет себя в руки — толка не выйдет.
Адель старалась.
Нужно было во что бы то ни стало понравиться принцу. И королю. В конце концов, последнее решение за королем.
Нужно взять себя в руки.
Но дорога измотала ее. От постоянной тряски мутило и раскалывалась голова. Вторую неделю. Страшная духота, жесткий воротничок дорожного платья режет шею, ноги затекли. Адель с большей радостью поехала бы верхом, там, снаружи, по крайней мере, свежий воздух, ветерок, поля пахнут клевером… но нельзя. Настоящая леди должна путешествовать в карете.
Адель леди и будущая королева.
У нее нет выбора.
Хотелось даже не прилечь, а упасть и умереть на месте.
«Я вовсе не хочу замуж за принца! Не хочу!» — как-то попыталась Адель. Давно, в детстве, еще отец был жив. Тогда мать велела няньке выпороть ее розгами. Было скорее обидно, чем больно, ветки взяли тонкие, мягкие, да и нянька особо не старалась. Уже после третьего удара прибежал отец, схватил Адель на руки, унес… Потом она слышала, как родители долго ругались, даже орали друг на друга. Потом… Что-то случилось. Отец отстранился. Он почти не подходил к ней, не во что больше не вмешивался, почти никогда ни о чем с Адель не говорил. Все свое время он посвящал сыну, наследнику… а дочь для него словно исчезла. Но пока отец был жив, мать ни разу больше не пыталась наказать ее.
В Несбетт они приехали ближе к вечеру.
Никто не встречал их, что, впрочем, не удивительно.
Официально Адель должна была стать компаньонкой принцессы. Эленор исполнялось шестнадцать, она уже взрослая, и теперь ей нужны свои придворные дамы. Адель приглашать не хотели, но Лилиас смогла добиться приглашения ко двору. В конце концов, Моры — один из восьми самых влиятельных родов королевства, брат Адель, Тавиш, мормэр Уинка, и это многое значило.
Им позволили приехать, но дали понять, что не очень-то ждут.
Ворота открыли без вопросов, но вот дальше…
Никто не выходил к ним.
Рядом, у ворот стоял седой стражник и какой-то парень в запыленном черном дублете.
Лилиас подозвала сэра Гришела, сопровождавшего их.
— Скажи этим двоим, что прибыли леди Лилиас и Адель Мор из Уинка. Пусть доложат.
Рыцарь кивнул, но парень подошел сам. Он был не таким уж мальчишкой, как показался издалека, пожалуй, даже чуть старше Тавиша. Но внимательно разглядеть сквозь маленькое окошко Адель не могла.
— Шорас! — крикнул парень через плечо седому стражнику. — Пошли кого-нибудь из своих, пусть доложат. Нехорошо заставлять леди ждать.
И потом уже к ним.
— Добрый вечер, леди Мор, — он не удосужился даже кивнуть в знак приветствия, не говоря уже о большем. — Вы продели долгий путь. Надеюсь, дорога не слишком сильно утомила вас?
Лилиас презрительно скривила губы.
— Кто вы такой?
Мелкий лэрд? Дорожный рыцарь? Никаких гербов на одежде, ничего, способного сказать о происхождении, но уверенность в себе, граничащая с наглостью…
Парень, все же, поклонился, но почтения в этом жесте не было ни на грош.
— Йоан Харалт, Ваша Светлость, тан Терсо.
У него был очень приятный голос — низкий и мягкий.
Адель окончательно поняла, что сидеть в карете у нее больше нет сил. Но если она хотя бы дернется к двери, мать убьет ее.
— Бастард, — фыркнула Лилиас.
Адель думала, этот Йоан сейчас оскорбится, но он только весело засмеялся.
— А вы, Выша Светлость, бывшая невеста моего отца? — сказал он с ухмылкой. — Насколько я знаю, он так не хотел жениться на вас, что наделал всяких глупостей и бастардов заодно. Так что в моем рождении есть и ваша вина.
У Адель даже сердце остановилось. Сказать матери такое! Лилиас сначала покраснела, потом побледнела, показалось даже, она сейчас упадет в обморок.
Йоан распахнул дверь кареты, протянул руку, предлагая помочь выйти.
— Прошу вас, Ваша Светлость. Сейчас вас проводят в ваши покои.
Дворцовые слуги уже подбежали и ждали рядом.
Лилиас смотрела на руку Йоана, словно на ядовитую змею, почти с ужасом, поджав губы. Тогда Адель решила воспользоваться случаем, и выскочить, наконец, на свободу. Это ведь не слишком неприлично? Вперед матери?
Она быстро поднялась, протянула руку Йоану, он осторожно сжал ее ладонь…
И только тогда она поняла.
Он был без перчаток.
И она тоже.
Она стянула свои совсем недавно, благоразумно пряча руки от матери, чтобы та не видела. Жарко… руки в перчатках потели и чесались. И забыла надеть.
Покраснела.
У него была теплая, широкая и сильная ладонь, очень жесткая, почти шершавая.
Адель быстро спрыгнула на землю, хотела отдернуть руку, но он все еще держал ее.
— Леди Адель… — и улыбался так снисходительно. — Вам не терпится взглянуть на принца?
Тогда она собралась с духом и глянула ему прямо в глаза. Светлые, серо-рыжие, уходящие чуть в желтизну на солнце.
— Это было грубо, милорд, — сказала тихо.
— Грубо, — он пожал плечами, — но что еще ожидать от бастарда?
— Вы же Харалт, — сказала она. — А Харалты ставят честь превыше всего.
Он отпустил ее руку. Кажется, даже чуть смутился, моргнул… Удивился.
— Простите.
Адель повернулась к нему спиной.
Хвала Небу, их уже вышли встречать.
— Что ты себе позволяешь! — зашипела Лилиас, но вокруг уже было столько людей, что устраивать скандал она не решалась. Адель невольно порадовалась. Мать, конечно, еще все выскажет ей, но успеет немного остыть. Не сейчас.
Да, Адель не должна была выходить первой. Много чего не должна была… Но говорят, Слепая Нун сама ведет Моров, нужно лишь довериться.
* * *
— Ваша Светлость, уделите мне немного времени?
Это был не вопрос. Женщина, появившаяся в дверях, не спрашивала, а требовала. Не ждала приглашения, но вошла сама. Черная киара, служительница Предвечной Матери, родовая хранительница королевского дома Бреннанов. Высокая, строгая, волосы чуть тронуты сединой. Почти неестественно белая, прозрачная кожа и ослепительно-желтые глаза. Киара казалась нечеловеком.
— Да, сестра.
У служительниц нет имен.
Адель склонила голову и невольно сжалась. Было немного не по себе. Она ожидала, что киара придет к ней, но не думала, что так скоро. Адель только успела осмотреть комнату, которую ей отвели. Горничная еще раскладывала вещи.