— Далеко?
Сатир забормотал что-то по-своему, и голос у него стал похож на воронье карканье.
Киммериец озадаченно спросил:
— Для нас это день пути или больше?
— Быстро идти, тогда день.
— Ты покажешь дорогу?
— Хорошо. Если до солнца.
Через некоторое время Конан нашел Публия.
— Мы уйдем по тропе сатиров затемно, — сказал он. — Фургонам там не пройти. Бери обоз и двигай назад к Педассе, а оттуда прямо на Хорог. Если мы разобьем Нумитора, встретимся на тарантийской дороге, если нет… останешься один.
* * *
Второе ущелье оказалось намного уже. С плато его не было видно из-за деревьев и нависавших скал. Всадники медленно двигались вверх вдоль звонко журчавшего ручейка. То и дело какая-нибудь лошадь, испугавшись все тесней надвигавшихся базальтовых стен, с тонким ржанием пятилась назад, дико вращая глазами.
Даже шедшие сзади гуськом пехотинцы временами задевали камень плечами. Ночью, когда стало совсем уж темно и страшно, Конан приказал держать друг друга за ремни. Так и шли всю ночь. Утром подъем одолел последний солдат.
Пока армия отдыхала, Конан отправил разведчиков уточнить расположение частей Нумитора. Они отсутствовали недолго.
— Лагерь стоит в нескольких лигах отсюда, в лесу у дороги.
Конан вопросительно посмотрел на своих капитанов.
— Не понимаю, — сказал Паллантид. — Нумитор, хоть и не слишком умен, трусом до сих пор не был.
— Скорее всего, — вставил Троцеро, — он узнал, что мы нашли другую дорогу, и испугался, как бы мы не сбросили его вниз.
— Его колдун предупредил, — предположил Просперо.
— Но это не все, господин, — продолжал разведчик, обращаясь к киммерийцу. — К ним подошли четыре когорты пехоты. Мы узнали знамена.
Конан кивнул:
— Значит, он снял из Вестермарка весь легион и границу теперь там защищают только местные волонтеры. Опять мы проигрываем в числе. К тому же пограничные войска неплохо дерутся. Я отлично их помню. — Он помолчал. Потом спросил, обращаясь сразу ко всем: — Помните, Гола говорил что-то о том, что против врага у них есть свирели? Что бы это значило, как по-вашему?
Никто не знал. Тогда Конан сказал:
— Что ж, придется еще раз позвать сатира.
Когда наступили сумерки, Конан отправился вниз по узкой тропе. Он стоял один в глубине Броселлианской чащобы. Вновь и вновь прикладывал он к губам костяную дудочку и наконец услышал шаги. Перед ним вновь появился седой сатир. В ответ на вопрос киммерийца Чудик сказал:
— Да, свирели иметь. Вели солдат твой затыкать уши.
— Заткнуть уши? — недоуменно переспросил Конан.
— Да. Пчелиный воск, глина. Тогда мы помогать.
* * *
Пограничные части герцога Нумитора встали полукругом у тарантийской дороги. Герцог, похоже, решил занять оборонительные позиции до прихода Ульрика Раманского. Солдаты его уже начали возводить земляной вал.
Армия Конана незаметно, скрываясь в подлеске, широкой цепью приблизилась к лагерю. Но вдруг один из часовых заметил движение среди кустов и поднял тревогу. Люди побросали лопаты, схватились за оружие и выстроились.
Конан махнул рукой оруженосцам, те передали команду лучникам, и тотчас зазвенели тетивы и запели стрелы. Но никто из солдат киммерийца этого не услышал.
А до слуха легионеров долетел вдруг странный, тревожный, неизвестно откуда взявшийся звук. Словно кто-то неведомый играл на свирели. От этого звука начинали ныть зубы, а в душе поднимался непостижимый, беспричинный ужас. Солдаты бросали оружие, зажимая уши руками. Одни хохотали, другие плакали.
Звук приблизился, и поднявшееся желание бежать пересилило годы военной выучки. Один за другим легионеры бросались прочь, подальше от этого страшного места, и вскоре от ровного строя не осталось и воспоминания. Легион превратился в толпу испуганных насмерть людей. Конница Троцеро настигала бегущих, многих брали в плен.
— Ну что ж, — сказал Конан, глядя на опустошенный лагерь. — Разбить неприятеля не разбили, зато оружия у нас теперь хоть отбавляй. Можно опять принимать наемников.
— Легкая оказалась победа, — сказал Просперо.
— Чересчур, — хмуро отозвался Конан. — А слишком легкая победа обманчива, как улыбка придворного. Так что я скажу, что дорога на Тарантию открыта, только когда увижу городские стены.
Глава 11
КЛЮЧ ОТ ГОРОДА
Беспрепятственно прошла Освободительная армия мимо роскошных пастбищ, где паслись прекрасные лошади, мимо высоких замков, на зубчатых башнях которых реяли пунцовые и золотые знамена. Перешла зеленые невысокие горы и наконец, подошла к границе Пуантена и срединного графства.
Но взгляд Конана был невесел. Пограничные части герцога Нумитора развеялись подобно осенним листьям, но теперь новый враг косил войско. И от этого врага не было никакой защиты. Это была болезнь. Люди покрывались красными пятнами и падали в лихорадке. Многих пришлось оставить по дороге в деревнях, многие в страхе перед заразой бежали, многие умерли.
— Сколько же нас осталось? — спросил Конан у Публия вечером, когда они вошли в деревушку под названием Элимия.
Бывший королевский казначей достал свои восковые таблички, после чего сказал:
— Около восьми тысяч, считая легкобольных, которых около тысячи.
— Кром! Когда мы перешли Алиману, нас было десять тысяч, десятки сотен пристали к нам по дороге. Что же это такое!
— Кто-то пришел к нам, думал, здесь пряниками кормят. А потом отошел от дома лиг на десять, попотел как следует, да и вернулся, — отозвался Троцеро. — Такие начинают тосковать, да к тому же сейчас пора жатвы.
— А скольких свалила болезнь! — добавил Декситус. — Врачи перепробовали уже каждую травку — ничего не помогает. Просто колдовство какое-то. Что за злая судьба нас преследует!
У Конана готово было сорваться едкое словечко, но он прикусил язык. После землетрясения он предпочитал больше не спорить о могуществе магов и колдунов.
— Если бы мы заставили сатиров пойти с нами, — вставил Просперо, — численность наша не имела бы никакого значения.
— Но им же нельзя оставлять Броселлианский лес, — сказал Конан.
— Если бы ты взял в заложники старого Чудика, они бы постарались.
— А вот это уже подлость! Чудик доказал свою дружбу. И я не позволю, чтобы с ним так обошлись, — грозно рявкнул Конан.
Троцеро примирительно улыбнулся и пошутил:
— Не ты ли не так давно подсмеивался над герцогом за чрезмерную приверженность идеалам благородства?
Конан хмыкнул.
— Дикарей, — сказал он, — мало беспокоит судьба своих предводителей. Я среди них жил и знаю. Но даже если бы они и впрямь любили старика, сомневаюсь, чтобы эта любовь смогла выгнать их из леса на открытое пространство. И хватит о них. Лучше скажи, что говорят разведчики о приближении Ульрика.
— Ничего, — сказал Троцеро. — Правда, сегодня они заметили вдалеке нескольких всадников — неслись галопом и быстро исчезли. Не знаю, кто это был. Но скорее всего, северным баронам все-таки удалось задержать графа.
— Завтра я возьму отряд Гирто, и проверим — пройдем вдоль границы, а потом к Элимии.
— Ну нет, — возразил Просперо. — Ты же командующий. Командующий не должен подставлять себя под стрелы. Командующий должен находиться сзади, всеми руководить, а не рисковать жизнью подобно безродному наемнику.
Конан нахмурился.
— Если я еще здесь командую, — сказал он, — позволь мне делать все так, как я считаю нужным. — Но, увидев вытянувшееся лицо товарища, улыбнулся и хлопнул его по плечу: — Не бойся, я не собираюсь рисковать. Хотя иногда даже главнокомандующий армии должен разделять опасности, которые ежеминутно подстерегают его солдат. Кроме того, ты что, забыл, я ведь и есть безродный наемник?
Просперо обиженно проворчал:
— А по-моему, ты просто никак не хочешь отказаться от своей варварской страстишки подраться на кулачках.
Конан в ответ только улыбнулся, показав широкий волчий оскал, и ничего не сказал.
* * *
Конан двинулся в путь на следующее утро. Дорога лежала перед ним словно золотистая лента. Ехал он во главе отряда, поблескивая кольчужной рубахой, а рядом покачивался в седле капитан Гирто. Солдаты гордо озирали окрестности, и у каждого к ноге было пристегнуто длинное копье.
Селяне работали в полях и на виноградниках, при приближении воинов оставляли работу и, оперевшись о грабли или мотыгу, смотрели, как проезжают солдаты. Раза два повстанцам приветливо помахали рукой, но в основном — стояли молча и неподвижно.
— Ждут, кто выиграет, — сказал Гирто.
— И правильно делают, — ответил Конан. — Если мы проиграем, тем, кто поддерживает нас, несдобровать.
Поднявшись на следующий холм, они увидели прижавшуюся к земле в просторной долине деревушку Элимию. Среди сложенных из необожженного кирпича домов вилась маленькая речушка, лениво струившая свои воды на восток к Хорот. По берегам ее любовались своим отражением плакучие ивы.
Деревня, где жило не меньше двух сотен душ, явно нуждалась в защите. Обитатели ее до того разбаловались за несколько десятилетий мирной жизни, что совершенно запустили наружный вал — тоже из такого же кирпича, — который почти совсем обвалился. Самих жителей нигде не было видно.
— Что-то слишком тихо, — пробормотал Конан, вглядываясь. — В такой погожий денек кто-то должен же быть на улице.
— Может быть, спят после обеда, — предположил Гирто. — Или, наоборот, все, кроме младенцев и дряхлых стариков, работают в поле.
— Все до единого? — проворчал Конан. — Не нравится мне это.
Двое солдат спустились с холма по пологому склону и исчезли в кривой, узкой улочке. Вскоре они появились вновь, жестами показывая на скаку, что все тихо.
— Надо самому посмотреть, что там такое, — буркнул Конан.
Гирто сделал солдатам знак, и сотня двинулась вслед за Конаном.
Солнце походило уже на огромный оранжевый диск, медленно катившийся к западу, и в его радостных, ярких лучах черные немые дома казались особенно зловещими. Солдаты ехали и смотрели вокруг с нарастающим изумлением: нигде никого не было.
— А может быть, — продолжал строить предположения капитан, — жители узнали, что к ним подходят сразу две армии, и сбежали, не желая попасть между молотом и наковальней.
Конан только пожал плечами и поправил ременные ножны, чтобы меч ходил посвободней. По обе стороны улицы почти вросли в землю невысокие домики с крытыми соломой крышами. Дверь одного из них стояла открытой, и внутри виден был прилавок. Крашеная доска над дверью сообщала, что здесь пивная лавка. Назвать свое заведение постоялым двором хозяин, видно, не решился. В конце этой короткой улочки, чуть в глубине, стояло похожее на сарай здание. Судя по всему, это была кузница. Но внутри стояла мертвая тишина — ни стука молота, ни звона металла. У Конана — он и сам не назвал бы причины — волосы встали дыбом.
Конан приподнялся в седле, оглядываясь назад, как раз в тот момент, когда последняя пара солдат въезжала в деревню. Улица была настолько узкой, что, двигаясь в ряд по двое, лошади задевали боками стены домов.
— Отличное место для засады, — сказал Конан. — Скомандуй, чтобы они поторапливались.
Гирто махнул трубачу. Но в ту же секунду все двери одновременно распахнулись, и на улицу с громким кличем выскочили королевские солдаты. Они с двух сторон атаковали мятежников. Мечи их давно жаждали крови.
Впереди, перекрыв дорогу, встал тройной ряд копейщиков с длинными острыми копьями наперевес. Медленно они подвигались к Конану, и в глазах у них было желание драться до последнего.
— Кром! — взревел Конан и выхватил меч. — Мы в западне! Вели людям разворачиваться.
Шум сражения становился все громче: яростные крики людей, неистовое ржание, звон клинка о клинок, стук мечей о щиты и глухой стук падающих тел. Все преимущества были на стороне неприятеля. Застигнутые врасплох в тесной улочке, солдаты Конана не могли даже как следует развернуться.
Мятежники, подстегиваемые яростью отчаяния, отбивались копьями как могли. Кое-кто, бросив копье, хватался за меч. Люди ругались, посылая проклятия каждый своим богам. Раненые лошади вставали на дыбы с визгом, каким черти визжат в аду. Одной пропороли брюхо, и она упала, лягая воздух, едва не раздавив седока, на которого тотчас набросились со всех сторон, и он дрался, пока не лег рядом со своей гнедой.
Еще одного выбили из седла ударом древка, и его затоптали копытами. Третий тоже упал, но тотчас прижался к стене и отбивал все удары сверкающей сталью меча.
Мечи и копья мятежников уложили уже не одного солдата Ульрика Раманского. Дорожная пыль была залита кровью, и на земле стонали умирающие.
Конан рычал, как лев, пробиваясь назад, протискиваясь между крупами лошадей и стенами. Огромный меч взлетал и опускался без устали, и с каждым взмахом падал новый солдат. Трижды у противников киммерийца отлетали руки, и кровь фонтаном била из чудовищных ран. Конан, не переставая, орал:
— Назад! Назад! Разворачивайтесь! Прочь из деревни! На дорогу!
Но каким бы мощным ни был его голос, он тонул в общем шуме схватки. Понемногу солдатам его все же удалось развернуться, и они стали прорываться к южному выходу. Рядом с Конаном капитан Гирто вместе с несколькими старыми солдатами сдерживал натиск копейщиков. Насмерть перепуганные лошади отступали перед ощетинившейся цепью. Если падал один, на место его сзади вставал другой. И как бы ни дралась горстка храбрецов, им не под силу было остановить эту стальную волну. Тут упал еще один легионер.
Лошадь Конана ступила на распростершееся тело, и киммериец, натянув повод, поднял ее на дыбы, чтобы она не подвернула ногу. Одновременно другой рукой он отбил тяжелый удар меченосца, который успел подставить щит, но не устоял и рухнул на колени, схватившись за сломанную руку, по лицу его потекли слезы.
Конан окинул взглядом улочку, где за спинами легионеров уже почти не видел сражающихся бойцов своей сотни. На земле валялись окровавленные человеческие и конские трупы, а королевские воины, словно ищейки, выискивали недобитых мятежников, все ближе и ближе подбираясь к оставшимся в живых трем всадникам, среди которых был тот, ради кого и задумывалась вся эта хитроумная ловушка.
Конан повернул голову вправо и вдруг заметил между двумя полуразвалившимися домишками узкий проход, заросший сорной травой.
— Гирто! — заревел киммериец. — Сюда! Ко мне!
Помедлив ровно столько, сколько было нужно, чтобы убедиться, что его услышали, Конан рывком устремил лошадь в этот проход. Мгновенно они оказались в тени, и враги не сразу заметили их исчезновение.
Получив неожиданную передышку, Конан бросил поводья и предоставил измученной лошади бежать куда ей вздумается. Как вдруг, несмотря на сгустившиеся сумерки, он заметил свинарник, где вместо ворот была обыкновенная широкая доска, накрепко привязанная веревкой к ограде. Конан взмахнул окровавленным мечом, и доска упала.
Гирто с товарищем в изумлении переглянулись, решив, уж не тронулся ли их предводитель в жестокой схватке умом. Но, следуя молчаливому жесту, двинулись за ним.
Из-за дома вырвалась целая толпа вражеских пехотинцев и устремилась в погоню.
Гирто закричал:
— Быстрей, Конан! Нас обнаружили!
Конан пригнулся к шее лошади, касаясь щекой жесткой гривы. В конце проулка оказался в темноте едва видный высокий забор.
Лошадь под Конаном сделала могучий скачок и перемахнула через препятствие. Потом приятель Гирто, Сардий. А вот самому Гирто не повезло: его лошадь слишком устала и, зацепившись за жердь, сломала шею.
Гирто вылетел из седла, но мгновенно вскочил и выхватил меч, готовый дорого отдать свою жизнь. Тут как раз появились и всадники, в мгновение ока догнавшие пеших копейщиков. Но неожиданно лошади их затанцевали, тесня пехотинцев к стенам.
Гирто в изумлении смотрел на свое чудесное избавление. «Неужто опять магия?» — пробормотал он про себя.
Но он быстро понял, в чем дело. Здоровенная хавронья с двадцатью поросятами ринулась под ноги лошадям, распространяя ужасное зловоние. Они выбрались из загородки и направились к овощным грядкам.