— Гончие Скэйта, — с дрожью в голосе повторила Пру.
— Охотничьи твари. Очень опасные. Они могли сразу вас убить, но игра требует, чтобы вы остались в живых, пока вас не увидит Гроша. — Он вновь оглянулся. — Пора заканчивать наш разговор. Мое положение немногим лучше вашего, понимаете? Я участвую в обмене, который решили произвести Матурены разных племен для поддержания мира. Старший сын Таурега гостит у моего отца, я остаюсь с Таурегом. Мне предстоит провести здесь пять лет. Я могу кое-что сделать для вас, но очень немногое. Я приставлен к Гроше в качестве наставника, поэтому и участвую в этой охоте, и для вас это хорошо. Я сохранил вам жизнь, хотя, быть может, и ненадолго. — Он помолчал, обратив на них неподвижный взгляд своих черных глаз. — Хотите, скажу вам правду? Я не знаю, почему так поступил. По наитию, быть может. Глупый риск. Но я рискнул.
Гроше Сику надоело играть со своими любимцами, и он направился к пленникам. Арик Сарн встал.
— Поговорим позже.
Почти в четверти мили от костра, к которому отправились Пантерра и Пру, Фрина Амарантайн притаилась в тени вместе с Ташей Оруллианом, ожидая возвращения Тенерифе. Когда Следопыты не вернулись вовремя, а возле костра стало что-то происходить — слышались чьи-то невнятные голоса, двигались неясные тени, — Тенерифе решил взглянуть на это поближе. Он был самым опытным из троицы и лучше всех подходил для выполнения этой задачи, так что никто не стал возражать против того, чтобы теперь на разведку отправился именно он. Могло быть и так, что Пан и Пру ничего не угрожает и что эта суета ничего не означает. Тем не менее, как справедливо заметил Тенерифе, в их положении ничего нельзя было принимать на веру, считать чем-то само собой разумеющимся.
Но теперь Фрина беспокоилась, полагая, что с ним могло что-нибудь случиться. Она злилась на себя за то, что подбила Пантерру на такую отчаянную выходку, и начала опасаться, что этим навлекла на своих новых друзей беду. Иногда она просто не понимала себя. Временами она шла на поводу у своих прихотей и совершала поступки, которые трудно было назвать рациональными. Сейчас, похоже, был как раз такой случай. Она злоупотребила своим положением дочери короля и применила свою красоту и очарование. Она использовала в своих целях все, до чего могла дотянуться, и не задумываясь прибегала ко всевозможным ухищрениям. А ведь ей вовсе необязательно было знать, кто разжег костер и кто сидит у него сейчас, подбрасывая в огонь дрова. Она могла не обратить на это внимания, могла перенести поиск ответов о чужом мире, которые ей приспичило получить немедленно, на другой раз. Но она не пожелала ждать, не пожелала упускать шанс узнать что-либо важное, а может быть, и жизненно необходимое о мире, который никто из них не видел — как и никто из живущих в долине. Она отчаянно хотела сыграть решающую роль в этом деле, оказаться в числе первооткрывателей.
И вот она настаивала, спорила, хитрила и уговаривала четверых своих компаньонов до тех пор, пока Пантерра, а потом и Пру не согласились отправиться на разведку.
Глупая и своевольная девчонка — вот кем она проявила себя в полной мере.
— Ты видишь что-нибудь? — шепотом поинтересовалась она у Таши.
Он отрицательно помотал головой, но ничего не сказал, напряженно вглядываясь в темноту.
Все случилось по ее вине. Она несет за это ответственность. Она потребовала, чтобы в качестве платы за полученное ею разрешение короля покинуть Арборлон ее двоюродным братьям и их гостям из Гленск-Вуда ее взяли с собой. Это она заставила их пройти проход насквозь, до самого конца. Она флиртовала с Пантеррой, чтобы покорить его, — правда, не только поэтому. Он нравился ей, ее влекло к нему, но испытывать подобное влечение было запрещено любому Эльфу, и в первую очередь эльфийской принцессе, что ей было прекрасно известно и что она, по своему обыкновению, проигнорировала. Ей нравилось, что Пантерра краснел и смущался, когда она оказывала ему знаки внимания. Она вела себя как девчонка, а не как молодая женщина, каковой мнила себя. «Происшедшее свидетельствует о том, что мне еще только предстоит стать взрослой», — с горечью подумала Фрина.
Она с ужасом представила, как отец отнесется к ее выходке, если узнает о ней, но, к счастью, у нее не было времени предаваться подобным размышлениям слишком долго.
— Он возвращается, — неожиданно прошептал Таша.
Секундой позже из темноты материализовался его брат. Он ползком пробирался меж камней и низкорослого кустарника, пока не оказался в безопасной тени рядом с ними.
— Пантерру и маленькую сестру захватили в плен Ящерицы. Не понимаю, как это могло случиться. Но они лежат на земле, связанные, а стражников там слишком много, чтобы мы могли рискнуть и попытаться освободить их.
Фрина закусила губу, ощущая на себе взгляды братьев и чувствуя, что принесенное Тенерифе известие тяжким грузом легло ей на плечи.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Я не ожидала, что все закончится вот так.
Таша оглянулся на нее.
— В этом нет твоей вины. Мы все согласились с тем, что они должны сходить в разведку. Никто из нас не думал, что им может грозить какая-либо опасность. Пан и маленькая сестра — Следопыты, и у них есть дар видеть невидимое. Это должно было обеспечить их защиту. Я даже не догадываюсь, что произошло. Ящерицы никогда не славились своим умением выслеживать Людей. Они никак не могли подобраться к ним так близко, ничем не выдав своего присутствия.
— Как бы то ни было, — подытожил Тенерифе, — у нас появилась большая проблема. Ящерицы собираются погрузить наших друзей на телегу, а потом наверняка уедут отсюда, и произойдет это совсем скоро.
У Фрины упало сердце. У них не будет шанса спасти Пантерру и Пру, если они упустят их из виду. Никто не мог знать, куда отвезут своих пленников Ящерицы и что сделают с ними, когда прибудут на место. «Если уж предпринимать что-либо, то прямо сейчас», — решила она.
— Полагаю, мы должны обратиться за помощью, — негромко проговорил Тенерифе, бросив осторожный взгляд на принцессу. — Думаю, что одни мы не справимся.
Она решительно помотала головой.
— Нет. Я не вернусь без них. — Встретив взгляд Тенерифе, она не отвела глаза. — Я не оставлю их одних.
— Твой отец сдерет с нас живых кожу, если мы не доставим тебя домой, кузина. И ты знаешь об этом.
— Он прав, — поддержал брата Таша, поворачиваясь так, чтобы видеть ее. — Мы не можем позволить, чтобы что-нибудь случилось еще и с тобой. Мы должны вернуться, рассказать твоему отцу обо всем, а потом прийти сюда с большой, хорошо вооруженной командой спасателей.
— Нет, — упорствовала принцесса. — Я не согласна.
Таша виновато улыбнулся ей.
— У тебя нет выбора, кузина. Мы ведь отвечаем за твою безопасность.
— Я сама отвечаю за себя! — резко бросила она, но, поняв, как это глупо и самонадеянно прозвучало, тут же в извиняющем жесте выставила перед собой руки. — Выслушайте меня, пожалуйста. Если я сейчас соглашусь вернуться без Пантерры и Пру, а мой отец узнает, что случилось, то пройдут годы, прежде чем он разрешит мне какую-нибудь самостоятельную вылазку. Он лишь окончательно уверится в том, о чем пока лишь подозревает, — что я еще ребенок, маленькая девочка, и меня надо холить и лелеять, пока я не стану чьей-нибудь женой.
— Это лучше, чем попасть в плен к Ящерицам, — сухо возразил Тенерифе. — Ты не видела их, а я видел. Они совсем не похожи на тех Ящериц, которых мы знаем. Эти создания настолько огромные, сильные и опасные, что у меня не хватит слов описать их. Они носят доспехи и боевое оружие. Это вовсе не группа беззаботных гуляк, это — военный отряд, и их слишком много, чтобы три Эльфа всерьез рассчитывали победить в схватке с ними.
— Ну хорошо, я согласна, — быстро произнесла принцесса. Однако она не желала уступать ему ни пяди территории, которую уже привыкла считать своей. — Но мы можем проследить за ними, узнать, куда они отвезут Пантерру и Пру. К тому же нам может представиться возможность спасти их. А уж если у нас ничего не выйдет, если мы не сможем освободить их, мы вернемся в долину и расскажем обо всем моему отцу.
— Мы только зря потеряем время, кузина.
— Мы можем упустить единственный шанс, кузен.
— Когда мы давеча последовали твоему совету, вышло только хуже, так что теперь ты должна прислушаться к нам.
— Спасибо, что напомнил, а то я совсем забыла об этом. И что мне прикажешь делать — забиться обратно в свою нору и всю оставшуюся жизнь следовать твоим мудрейшим советам?
Они сверлили друг друга взглядами. Таша, до этого лишь молча прислушивавшийся к их разговору, тяжело вздохнул:
— Довольно. Оба предложения имеют свои плюсы. Ничего хорошего не получится, если мы окончательно перессоримся. Мы должны все тщательно взвесить и принять решение. Время уходит.
— Тогда тебе и решать, — заявил Тенерифе. — Наши с Фриной голоса разделились. Она говорит, что мы должны остаться, а я говорю, что мы должны вернуться. Выбор за тобой, и мы поступим так, как ты решишь.
Тенерифе явно рассчитывал, что брат примет его сторону. Фрина уже готова была возразить, но решила держать язык за зубами: следует выслушать, что скажет Таша, прежде чем набрасываться на него. Она уже и так переусердствовала, настаивая на своем, и очередная попытка лишь усугубит ее положение. Кроме того, он все равно должен высказаться. Ей отчаянно хотелось остаться, чтобы исправить совершенные по ее вине ошибки, а не возвращаться с сомнительным титулом зачинщицы предприятия, обернувшегося полным крахом. Но она вынуждена была признать, что не справится с этим делом в одиночку и что нуждается в поддержке и помощи своих двоюродных братьев.
— Что скажешь, Таша? — спросила она, заставив себя посмотреть ему в глаза. — Как нам следует поступить?
Таша размышлял и не торопился с ответом.
— Есть еще кое-что, о чем вы не упомянули, а это может оказаться более важным, чем то, о чем мы уже говорили. Если мы прислушаемся к голосу рассудка и вернемся в Арборлон, а потом попросим у твоего отца разрешения вернуться на поиски Пантерры и маленькой сестры, согласится ли он? Отпустит ли он тебя, кузина, и нас с братом? Да и вообще кого-либо из Эльфов, если на то пошло? — Он помолчал. — Ведь те, кого мы попросим его спасти, те, кого должны будут отыскать его Охотники и за кого им придется сражаться, — Люди, а не Эльфы. Нет, не говори пока ничего, Фрина. Я знаю, что твой отец — разумный и добрый человек. Но он, как и все Эльфы, испытывает неприязнь к Людям. И когда он будет принимать решение, на одной чаше весов окажется эта неприязнь, а на другой — его обязанности по отношению к тебе и ко всем нам. И даже неплохо зная его, я не могу предугадать, что он скажет. Это не дает мне покоя. Если он откажется помочь нашим юным друзьям, нам с Тенерифе придется возвращаться сюда без его разрешения, а значит, пойти на прямое неповиновение королю, чтобы попытаться исправить свои ошибки.
Он перевел взгляд с брата на Фрину.
— Что вы думаете об этом?
Фрина как раз думала, что ее отец, несомненно, — честный и справедливый правитель и станет на сторону тех, ответственность за кого взяла на себя его дочь. Но она понимала, что в рассуждениях Таши есть своя логика. Она покачала головой, показывая, что пребывает в растерянности.
Тенерифе пожал плечами.
— Ты все разложил по полочкам, брат. Как всегда. Мне нечего возразить, поэтому я снимаю свое предложение вернуться. Мы пойдем за нашими друзьями.
Он встал и обнял Фрину за плечи.
— Нам пора выступать, чтобы не потерять Ящериц из виду. Согласна?
Она широко улыбнулась ему и вместо ответа поцеловала его в щеку.
Глава 17
Тролли двигались на северо-запад весь остаток ночи. По обе стороны телеги, на которой везли пленников, вышагивали гиганты в доспехах, и скрип колес и щелканье вожжей вплетались в гулкий топот обутых в сапоги ног и неразборчивое гортанное ворчание, долетавшее из темноты, которую едва рассеивал тусклый свет луны и звезд. Пантерра и Пру перекатывались по деревянному днищу телеги, когда та подпрыгивала на неровностях почвы, пытались забиться в углы и усесться там, что сделать было совсем непросто со связанными руками и ногами. Позади них медленно таяла во тьме горная гряда, за которой пряталась долина, ставшая для них домом. С каждой минутой она отдалялась от них.
Пру в конце концов сморил сон, и она вытянулась на дне телеги, положив голову Пану на колени, а он изо всех сил старался уберечь ее от толчков. Что же касается его самого, то о сне он и не помышлял. Боль в голове и душившая юношу ярость не давали ему заснуть, во всяком случае пока. Он отчаянно пытался ослабить узлы на запястьях, вращая руками то в одну сторону, то в другую, надеясь, что, намокнув от пота и крови, выступившей из многочисленных ссадин, кожаные путы соскользнут, — но все его усилия были тщетны. Да и Тролли не оставляли без внимания своих пленников, время от времени заглядывая в телегу. Они держались поблизости, так что даже если бы каким-то чудом ему удалось освободиться от пут, убежать он все равно не смог бы.
К тому же он ни за что не бросил бы Пру на произвол судьбы. Так что попытки ослабить узлы стали для него чем-то вроде способа убить время и дать выход копившимся внутри ярости и отчаянию, которые порождали гнетущее ощущение бессилия.
Он то и дело высматривал Арика Сарна, надеясь вовлечь его в разговор и постараться узнать, что ждет их впереди. Но загадочный Тролль как сквозь землю провалился, и было неясно, когда он появится вновь, так что, поразмышляв, Пан решил, что от него помощи ждать бесполезно. Поначалу он надеялся, что раз этот Тролль знает о приключениях Ястреба и о его походе в долину, то между ними могло бы возникнуть дружеское расположение. Чувство это подогревалось тем, что Тролль разговаривал на их языке и знал общую историю. Но потом Пан понял, что выдает желаемое за действительное и видит то, чего на самом деле не было и быть не могло. Отчаяние иногда способно внушить ложные надежды. Так, скорее всего, было и сейчас.
Юноша вновь задумался над тем, знают ли Оруллианы и Фрина Амарантайн, что случилось с ними, что их увозят прочь. Но спасение казалось чем-то невероятным, и он понял, что не может всерьез рассчитывать, что друзьям это удастся. Если и существовали шансы спастись, то только вследствие его собственных усилий; Пан был уверен, что полагаться на других в таком деле — удел глупцов, а он себя таковым не считал.
Так что Пан продолжал свои попытки освободиться от пут и испепелял взглядом карауливших его Троллей, когда они очень уж назойливо пялились на него. Но в конце концов усталость взяла свое и, невзирая на то что голова Пру по-прежнему лежала у него на коленях, он заснул.
Разбудили его громкие крики и суета. Караван спускался по длинному, пологому склону на равнину, на которой среди камней, на выжженной траве в беспорядке стояли сотни палаток. Близился рассвет, и небо на востоке, над очень далекими теперь горами, окрасилось в нежные серебристые тона под тонким слоем ночных облаков. Впереди простиралась блекло-серая равнина. Отсюда не было видно ни клочка зелени — повсюду на многие и многие мили во всех направлениях тянулась голая и мертвая земля. И только Тролли — коих насчитывались тысячи — оживляли в остальном безжизненный пейзаж. Они сгрудились вокруг лагерных костров, которые уже почти прогорели к утру, и от углей к небу вздымались тоненькие струйки дыма, навевая сравнение с возносящимися душами умерших. Тролли занимались своими делами, которые, на взгляд Пантерры, были совершенно лишены цели и смысла. Собственно говоря, юноша даже не понимал, что они делают. Всего несколько воинов проводили караван любопытными взглядами, но тут же вернулись к прерванным занятиям.
Пру тоже проснулась и в страхе прижалась к нему.
— Сколько же их тут! Что они здесь делают?
Ее слова почти поглотил грохот телеги и звуки просыпающегося лагеря. Пан лишь молча покачал головой в ответ. Что бы ни задумали Тролли, вряд ли это было что-нибудь хорошее. Одно было ясно: это временный, а не постоянный лагерь. Троллей здесь была не одна тысяча, повсюду виднелись груды доспехов и оружия. Пантерра заметил странных вьючных животных, каких раньше никогда не видел. Некоторые из них имели отдаленное сходство с лошадьми, но их головы и шеи защищали многочисленные шипы. Другие были такими массивными и неповоротливыми, что напоминали стенобитные тараны; они с ног до головы были опутаны кожаной сбруей с металлическими заклепками. Третьи же как две капли воды походили на Коденов.