В кровать возвращаюсь ближе к утру. Зарываюсь носом в соседнюю подушку, но не нахожу того, что искала. Белье пахнет кондиционером и свежестью. Тогда я закрываю глаза и вспоминаю аромат, окутывающий меня в кабинете Степана. Ладан… Там пахло ладаном и миртом.
А утром с внеплановым визитом ко мне нагрянули родственнички.
— Алла, Тоня… Какими судьбами?
— Пришли узнать, как ты тут… — прокомментировала старшая сестра моего мужа, бесцеремонно отодвигая меня вглубь квартиры.
— Вас, что, Сашка подослал? — выгибаю бровь.
— Сашка — не Сашка! Какая разница? Где Дёма?
— Демид на турниках… — пожимаю плечами и шлепаю в кухню, понимая, что мне от них уже не отделаться. — Чай, кофе?
— Да ты что, жара такая!
Жара? Да, наверное. Но внутри у меня такой холод, что я постоянно мерзну.
— Ну, так, как ты тут? — повторяет свой вопрос Алла, а я смотрю в ее светлые глаза, так похожие на глаза моего мужа, и не знаю, что ей ответить. Чего она ждет? Что я буду биться в истерике? Может быть. Это мы проходили… Когда я еще верила, что им действительно на меня не плевать.
— Нормально, — пожимаю плечами и морщусь — место ушиба простреливают пули боли.
— Саша сказал, что у тебя случился нервный срыв. Может быть, тебе стоит обратиться к психотерапевту.
Снова пожимаю плечами. Уже привыкла к тому, что сестры мужа раздают советы даже тогда, когда их об этом не просят.
— Думаю, Саша преувеличил проблему, как обычно, интерпретировав мое поведение так, как ему было удобно.
Алла с Тоней переглянулись и на некоторое время замолчали. Несвойственная им тишина. Обычно сестры без умолку болтали или смеялись… Громко.
Пожимаю плечами и заливаю воду в кофемашину. Может, им и жарко, а я никак не проснусь. Сыплю зерна и, опустив веки, вдыхаю их особенный аромат. Каково это — жить, ничего не видя?
— Таня… — голос Тони — средней сестры, звучит непривычно серьезно. Совершенно невольно я напрягаюсь. — Ты должна понять!
— Правда?
— Ну, конечно! Ты ведь была в аналогичной ситуации…
— Это когда же? — немного подумав, добавляю в свой кофе ложку сахара, хотя и пью его обычно черным. Но сейчас во мне столько горечи, что… В общем, сахар — неплохой выход.
— Когда забеременела Данькой!
Я обернулась, неверяще качая головой:
— Я не гуляла с женатым, Тоня. Ты что-то путаешь.
— Я сейчас не об этом! — вспыхнула та. — Ну, подумай, Тань… Она молоденькая, беременная! Конечно, ей нужна поддержка мужчины. Неужели тебе ее совсем не жалко?
Не верю своим ушам. Хлопаю глазами, как последняя дура, в то время как моя нижняя челюсть все сильнее опускается вниз. Я даже слов не нахожу от такой наглости, но, как обычно в таких ситуациях, начинаю сомневаться в себе.
— Не жалко, — наконец выдаю я, бахая банкой с сахаром о столешницу.
— Нет, Тань, мы и тебя понимаем, ты не подумай… Но ему… Вот, что ему, по-твоему, нужно было сделать?
— Ему? Ну, даже не знаю… — из меня сочится сарказм. — Возможно, не гулять, как последний кобель.
— Танечка, ты же прекрасно знаешь, что большинство мужчин такие, так стоит ли портить себе нервы?
Отворачиваюсь к окну, щелкаю кнопкой кофемашины и медленно выдыхаю. Я уже давно не ищу справедливости. Но ее отсутствие все равно задевает. Как и пять — десять лет тому назад. Хотя в чем-то они и правы. Нервы себе портить не стоит, а вот с тем, что все мужики гуляют — лично я никогда не соглашусь. Так просто удобно думать. В равной степени и изменниками, и тем, кому изменили.
— А я и не порчу, Тоня. И вообще… никого не держу.
— Ну, ты-то тоже не горячись! Столько лет терпела, и здесь не стоит опускать руки. Молодежь эта… Сама знаешь, какая ветреная. А Сашка к размеренной жизни привык. Надоест ему скоро эта Вика. И вернется он домой, как миленький. Туда, где все комфортно и привычно.
Искренне смеюсь под их подозрительными взглядами. Нет, я, конечно, понимаю, что каждый мыслит исходя из собственного опыта и субъективного понимания ситуации, но это… Это какой-то сюр. Как вообще можно так лихо всё вывернуть и вывалить передо мной, в надежде на то, что я в очередной раз съем их гнилую правду? Смахиваю слезы смеха с глаз и в который раз за день качаю головой. Сама виновата. Слишком долго прощала, раз они думают, что можно вот так, запросто, с этим ко мне прийти.
— Нет, дорогие. Вы уж извините, но прощать я устала. Все, что угодно, но не ребенок на стороне. Это за гранью даже моего поистине удивительного терпения.
Я озвучиваю то, что давно уже следовало, затыкая глотку воющей внутри безнадеге. Так правильно. Я не имею права прощать. Если хочу, чтобы от меня самой еще хоть что-то осталось. Если не хочу окончательно себя возненавидеть и потерять в той безвольной женщине, которую я все чаще не узнаю в зеркале.
— Ой, Тань, ну что ты из себя недотрогу корчишь?! Тебе ли не знать, что это наиболее легкий способ захомутать мужика?! Это же и дураку ясно, что она специально залетела!
— Как и ты… Ты хочешь добавить — как и ты!
— Нет, я ничего подобного не хотела!
— Да ладно, Алл. Только знаете, что? Ничего я не планировала… Я танцевала отлично, могла построить карьеру. Меня в тот год на Европу пригласили с партнером… Буквально перед тем, как я узнала о своем положении. Так что, вполне возможно, я тоже многое потеряла! Но для меня рождение Даньки компенсировало все, подчистую! Жаль, что не для его отца.
Сестры замолчали, наш разговор зашел в тупик. Пожалуй, впервые мне удалось дать им отпор, и я бы радовалась этому, если бы не чувствовала себя настолько опустошенной. Вскоре с площадки вернулся потный Демид. Он неприветливо поздоровался с тетками, заказал блинчики и пошлепал в душ. А я, сославшись на уйму дел, выпроводила гостей за порог.
После стояния у плиты у меня разболелась голова. Если бы не это — я бы нашла, чем себя занять, а так — бесцельно щелкала пультом, сидя перед телевизором. Боль усиливалась, и чтобы себя отвлечь, я стала вспоминать, как мне было хорошо, когда меня мял Степан. После нескольких процедур с ним мигрень была уже не такой интенсивной, как раньше. А может, так повлиял массаж тибетскими поющими чашами. Я давно не чувствовала себя настолько хорошо, как после этой странной расслабляющей, казалось, каждый мой нерв процедуры. Щелкнула пальцами и вскочила с дивана, вспомнив, что мы так и не договорились о следующем посещении. Схватила телефон, не давая себе шанса передумать:
— Степан Ни…
— Просто Степан, Таня.
Слышу его тихий низкий голос, и уже от одного только этого испытываю блаженство. Очень странно это все. Очень…
— Эээ… Ладно. Я тут вспомнила, что мы не успели договориться о следующей процедуре и… Скажите, у вас еще есть время?
— Конечно. Через два часа, вас устроит?
— Да!
— Тогда буду вас ждать, — ответил он, прежде чем положить трубку.
Теряюсь от такой поспешности, но тут же понимаю, что он просто банально занят! У него пациентов полно! И что-то внутри мне подсказывает, что он никогда не берет трубку, когда работает. Я действительно исключение. Как он мне и сказал… И это подкупает, как ничто другое. Для меня, преданной и неоцененной — это самые желанные слова из всех существующих слов в этом мире. Мне все равно, что за ними скрывается. Мне просто необходимо чувствовать себя нужной, мне это жизненно важно!
Меня охватывает возбуждение, я несусь в душ, сушу волосы, наношу на запястья новый аромат, который совсем не похож на тот, которым я пользовалась всю свою прошлую жизнь, и мчусь в спорткомплекс. Приезжаю почти на полчаса раньше. Нервно улыбаюсь девочкам на рецепции, прохожу по уже знакомым коридорам к белой двери, дергаю ручку — и ничего.
— Степан занимается в зале, — докладывает мне шикарная блондинка, когда я оборачиваюсь. Мы с ней уже виделись.
— Стелла Золото. Я хозяйка спорткомплекса и лучшая подруга Степана. Пойдемте, я вас провожу…
Киваю головой и безропотно следую за женщиной, не до конца понимая, зачем мне прерывать его тренировку. Я действительно пришла раньше, у него было еще полчаса и… Замираю, выхватывая взглядом мощную фигуру Степана. Я никогда не видела его тела. Он всегда был в просторном белом… чём-то, более напоминающем кимоно, и вот теперь… Я ошеломлена. Этот мужчина — он не просто большой… Полный там, или сбитый. Его фигура — это фигура атлета — большие мышцы, плоский рельефный живот и соразмерные всему остальному мышцы ног. Он идеален. Абсолютно ошеломляюще идеален.
Глава 7
Я чувствую Таню прежде, чем мне сообщают о ее появлении. Что, впрочем, происходит не сразу, ведь Стелла в принципе не спешит прерывать мою тренировку. Я понимаю ее замысел и с трудом сдерживаю смех. Моя подруга решила, что, увидев меня во всей красе, женщина, которая понравилась мне впервые за долгие годы, впечатлится. Это так по-женски… Улыбаюсь, несмотря на все опасения и тревоги. И, конечно, не желая подвести Стеллу, играю мышцами изо всех сил. Она фыркает, зная меня, как облупленного, а Таня молчит.
Время не резиновое, я завершаю упражнения и медленно подхожу к своим зрителям.
— Здравствуйте. Вы сегодня действительно раньше.
— Да, я… Извините.
— Ну, что вы… Это вы извините, мне еще в душ. Стелла, попросишь девочек открыть мой кабинет? Думаю, ожидание там будет гораздо комфортнее.
— Конечно.
Резво несусь в душевую, быстро смываю пот, переодеваюсь и так же торопливо возвращаюсь к себе. На секунду теряюсь. Мне тяжело угадать, где сейчас находится Таня, и будто бы понимая мое затруднение, она подает голос:
— Я тут.
— Отлично. Начнем?
Таня располагается на полу, я, как и накануне, расставляю вокруг нее чаши, но это другие сосуды. Не те, что вчера, хотя и они были достаточно хорошего качества. Но это… Это нечто совсем другое. Уникальное, я бы сказал.
— Вам лучше?
Таня с шумом выдыхает и говорит негромко:
— Настолько, насколько это вообще возможно.
Мои руки на секунду замирают, а затем продолжают свое плавное движение.
— Расскажи мне, что с тобой происходит? — перехожу на «ты», потому что довольно странно выкать человеку, от которого тебя ведет, и с которым отношения давно уже вышли за рамки рабочих.
— Зачем? — ее голос едва слышен, и вся она слаба.
— Будет легче.
— Я не знаю… Это так странно. Мы ведь почти незнакомы…
— Тем более. Так проще. Расскажи, Таня… Поделись. Почему в тебе столько боли?
— Это настолько заметно?
— Мне — да. Я слеп, но порой замечаю намного больше, чем все остальные люди. Парадокс моей жизни.
— Это от рождения? Или… — Таня уводит разговор от себя, а мне, в принципе, это не так уж и важно. Главное, что мы перешагнули черту. И вообще разговариваем.
— Я потерял зрение по собственной дурости. Как врач, я долгое время принимал участие в боевых действиях. Потом комиссовался с ранением… И огромным ПТСРом, с которым не справился. В общем, я стал пить. Опустился. Это довольно быстро происходит, если на себя плевать. И ослеп в результате отравления паленой водкой. Это одно из осложнений. В подобном суррогате обычно содержится яд. Метанол. Однократное его употребление может вызвать нарушение нервной системы и слепоту. Вот и вся история.
Вот так, очень сжато, я рассказал Тане практически обо всей своей жизни. Я не любил вспоминать о том времени. Да и в памяти осталось не так чтобы много, ведь когда ты постоянно пьян — в голове вообще ничего не задерживается. Только дни бегут, и времена года сменяют друг друга. Но тебе до этого дела нет. Тебе вообще не до чего нет дела. Твоя жизнь, как кошмарный сон.
— Какая несправедливость… — прошептала Таня.
— Сам виноват… Тань, а, может, ну его… Это все? Пойдем, погуляем?
— Погуляем? — прошелестела она.
— Да! Ты и я. Или… есть что-то, что тебя останавливает? Кто-то… — добавил после короткой паузы.
— Нет! Нет… Вообще-то, мой муж меня бросил. Буквально на днях ушел к ровеснице нашего сына.
— Значит, он дурак. А мне повезло.
— Правда?
Ее голос настолько удивленный, что я только утверждаюсь в мысли о том, как мало она в своей жизни видела. Мои кишки полосует боль.
— Ну, конечно. Так, что? Пойдем?
— А как же чаши? И твоя работа…
— Сегодня воскресенье. По воскресеньям я работаю до обеда, ты — мой последний пациент. И твой массаж мы можем провести позже.
Она соглашается, кажется, даже сама удивленная этим решением. Торопливо переодеваюсь за ширмой. Ругаю себя, что напялил спортивные штаны и простую трикотажную футболку. Не лучший выход для первого свидания, хотя, наверное, как-то глупо мужику моего возраста переживать на этот счет.
Мы выходим на жаркую, воняющую раскаленным асфальтом улицу, и только там я понимаю, что идея с прогулкой в такое пекло — далеко не самая удачная.
— Ух, как парит!
— Да… Может быть, тогда в кафе? Есть здесь неплохое на съезде.
— Отлично. Степ… А ты не против, если мы доберемся машиной? Там кондиционер…
Я пожимаю плечами. Глупо отказываться от хорошего, в принципе, предложения. У Тани шикарная тачка. Меня это заставляет напрячься. Я не уверен, что смогу ей обеспечить тот уровень жизни, к которому она, судя по всему, привыкла.
— Японец?
— Да, Тойота. Сын подарил. Сумасшедший!
В голосе Тани впервые за долгое время слышится радость. Она любит своих детей, очень любит. Я представляю, что это могли бы быть наши дети, и… Нет, лучше не думать. Это больно. А у нас… еще многое впереди.
— Удивительно, что у тебя такие взрослые пацаны.
— Да… Даньку я родила в семнадцать.
— Осуждали?
— Посторонние? Да плевать мне на них! Я такой счастливой в то время была! Не знаю, как все на себе тянула. Саша… мой муж, он сначала в казарме жил при школе милиции. Потом с нами, но все равно учился. Стипендия — копеечная, денег не хватало катастрофически. Помаялись мы так полгодика, и пошла я работать в ночную на хлебопекарню. Днем с Данькой — по дому, а ночью — у печи. Мне тогда казалось, я спать даже стоя могла, — тихо рассмеялась Таня, и я, как оголодавший, впитывал в себя ее смех. — Измученная! Худющая! Одни глаза на лице, но счастли-и-ивая! Кажется, никогда после я такой счастливой не была.
Я слушал Танин рассказ со смешанными чувствами. Удовольствием от того, что она решила открыться, и нестерпимой искрящейся яростью на ее горе-мужа. Учился он, мудак изнеженный, а она на своих плечах… девчонка, семнадцать лет! Как только справилась?!
— Потом снова забеременела! Шок! Неделю плакала. Стояла над раскатанным тестом, из которого вручную лепила булочки, и слезы капали прямо на них. Я в то время уже не была такой наивной. Понимала, что никто эту новость с радостью не воспримет. Даже моя бабушка, которая отдавала нам последнее из своей крошечной пенсии и помогала нянчиться с Данькой, была не в восторге. Что уж говорить о Сашиных родителях, которые и первому внуку не слишком обрадовались? Степан… Мы, кажется, приехали! Кафе называется «Корона»?
— Ага… — я выпрыгнул из машины и обошел ее, чтобы открыть Тане дверь. Не знаю, почему так поступил — меня не учили манерам. Перехватил Танину узкую ладошку, помогая выбраться из машины, и не отпускал.
— Это заведение я не слишком хорошо помню, поэтому просто меня веди и говори о препятствиях. — Соврал ей впервые в жизни, потому что просто не мог отпустить, а хватать ее вот так пока не имел права — мне нужен был предлог.
— Ладно. Здесь бордюр…
Поздно. Я споткнулся.
— Вот черт!
— Осторожно. Низкие ступеньки. Справа дверь… Здесь не очень много народу. Где расположимся? Может быть, у окна?
— Я бы предпочел отдельную кабину. Когда незрячий ест… В общем, не хочу, чтобы на нас пялились.
— Ох… Прости. Я не подумала.
— Ты и не должна была. Все хорошо.
Мы располагаемся в отдельной, отгороженной со всех сторон кабинке. Нам приносят меню.
— Мне… мне прочитать тебе, или…
— Нет, я здешнюю кухню довольно неплохо знаю. Я буду стейк и овощи гриль. Если ты мне расскажешь о своих предпочтениях я, возможно, даже смогу тебе что-то порекомендовать. Или же мы можем пригласить официанта.
— Нет… Лучше ты.
Улыбаюсь и молча киваю. Поверить не могу, что мы вместе. Просто не могу в это поверить.
— Рыба, мясо, морепродукты?
— Морепродукты…
— Здесь вкусные мидии в сливочном соусе и чесноке и неплохие креветки.
Она выбирает креветки и теплый салат с тунцом. Когда официант уходит, над столом повисает смущенная тишина.