«Мерзко… мерзко мне. Не прикасайся!»
«Как же сладко ты лжешь».
Скользит между складками прямо внутрь и трепыхается у самого входа, и я внутренне трепыхаюсь от каждого движения. Задыхаясь от ненавистного удовольствия и понимания, что даже не вижу ублюдка, посмевшего так нагло трогать меня под носом у стражей, Врожки, Монстра и ведьмы. Ощущая, как нарастает ураган внутри. Незнакомый, такой болезненный и сильный, как надвигающийся смерч с огненными искрами.
Раскаленными кольцами вьется адское удовольствие между ног там, где палец умело и настойчиво выписывает одинаковые круги. Вся краска к щекам прилила, а пошевелиться не могу. А он дразнит, сжимает пульсирующими движениями, заставляя выгнуться в немом крике, и, сильно сжав ноги, замереть перед тем, как забиться в оргазме.
Выгнувшись в пояснице и запрокинув голову, дрожать в судорогах невыносимого наслаждения, сжимая его палец бешено сокращающейся плотью и чувствуя, как слезы градом катятся по щекам.
«Ждана моя, красивая, сладкая… хорошо тебе?»
«Отвратительно! Ужасно! Кто ты? Тело насиловать и прятаться от глаз. Испугался?»
– Все на берег вышли.
И тут же тело отпустило и голос вернулся. Выдохнула, всхлипывая, закрывая грудь руками, оглядываясь по сторонам – никого. Только в кустах что-то закопошилось, и хвост длинный исчез за листьями, или показалось мне. Словно привиделось все… но тело еще сладко ноет и дергает плоть отголосками наслаждения.
Я к берегу побежала, полотно льняное схватила и тут же обмотала вокруг тела.
– Ты чего дрожишь, смертная? Вода теплая.
Обернулась, а на меня карлик не моргая смотрит.
– А ну наклонись, лоб потрогаю. Лихорадки нет? Чего щеки красные, губы пунцовые?!
А мне мерзко сделалось от мысли – вдруг это он меня трогал или стражник вот тот здоровый! Или вон тот с глазами красными. Но сказать Врожке побоялась. Вспомнила слова Пелагеи да и самого карлика о том, что трогать и смотреть нельзя. Кто знает, что мне за это могло быть.
«Правильно. Зачем им знать наши тайны, Жданаа моя?»
«Не твоя! Ничья я! И тайн у меня с тобой нет никаких!»
– Одевайся. Уезжаем мы! Завтра уже границу с Межземельем пересечем.
ГЛАВА 6
– Сколько времени нам придется продержаться? – Тиберий озирался по сторонам и нервно сжимал рукоять меча дрожащими пальцами. Слишком опасное место, рядом граница с Пустошью.
– Около трех суток, – его собеседник не снимал капюшона, и ночной сумрак скрывал лицо от посторонних глаз.
– Мы будем истощены.
– У вас нет другого выбора, иначе остроухие не поверят мне и не войдут в город. А нам всем надо, чтоб поверили.
– Думаешь, мы справимся?
– Если сделаете, как я сказал – справитесь. Воины поверят тебе?
– Да. Они уже давно не идут за Фиеном, его авторитет упал в их глазах после поражения в Нижемае, когда мы понесли огромные потери по его вине. Если б не она – его бы давно свергли.
– Сколько пойдут за тобой?
– Около тысячи точно пойдут.
– Этого достаточно. Вы должны будете занять те позиции, которые я сказал. Ты хорошо знаешь Огнемай, что делать при внезапной атаке и осаде тоже знаешь. Я отыграю свою партию, а ты отыграй свою.
– Что будет с ней потом?
Глаза собеседника ярко сверкнули желтым, как внезапная молния и погасли.
– Тебя это волнует? Она моя рабыня и свободы ей никто не давал. Вернется в кандалы и ошейник.
– А с ним?
– Казню лично, – желтый сполох вновь сверкнул из-под капюшона.
– Тебя не было пять лет. Все мы…
– Что вы? Забыли, кто ваш предводитель? Забыли, кому подчиняетесь и кто я такой?
Он двинулся на Тиберия и тот отступил на шаг назад, сильнее сжимая рукоять меча.
– Нет, Аш, не забыли, они считают тебя мертвым. Все эти годы она вела нас. Они могут стать на ее сторону. Тогда армия поделится на два лагеря. Ты знаешь, чем это может грозить.
– Не поделится. Оставь это мне. Она должна открыть ворота, а дальше дьявол нам в помощь. И ты помнишь уговор – обо мне молчать до последнего. Я сам себя воскрешу. Среди вас есть предатель и мне пока неизвестно, кто он, так же, как и тебе.
– Аш! Мать твою, я до сих пор не верю, что ты жив.
– Жив. Живее не бывает, – хищный оскал и ряд белоснежных клыков в темноте, Тиберий вздрогнул. – Последний рывок и мы уничтожим всех одним махом. Что с Нижемаем? Кто там остался?
– Лам с тысячным отрядом и много смертных. Но Лам фанатично предан тебе, Аш, он не пойдет против тебя. Это молодняк на ее стороне, но все сражаются и умирают с твоим именем на губах. Она возвела это в культ.
– Лживая сучка прекрасно знает, как нужно манипулировать. Тем лучше, облегчит мне задачу. Все. Давай. Времени мало. Иди к своим. Больше встреч не будет. Теперь только в Огнемае.
Аш вдруг резко схватил собеседника за шиворот и дернул к себе:
– Хоть одно неверное движение, и ты сдохнешь, понял меня? Надеюсь, ты не забыл, как рискованно переходить мне дорогу, Тиб?
– Я никогда не предавал тебя, Аш.
– Ты предупрежден. Почувствую подвох – заморю всех голодом и подожгу Огнемай. Мои планы могут быстро измениться.
– Я присягнул тебе в верности почти тысячу лет назад, разве за эти годы я не доказал свою преданность?
Пальцы Аша разжались, и он надвинул капюшон ниже на лицо.
– Последнее время многое изменилось. Все. Давай. Встретимся в Огнемае.
***
Он шел по её следам от самого Нижемая. В одиночку. Выслеживал и вынюхивал с тщательностью хищника, который на первом этапе только изучает местоположение добычи и ее повадки, чтобы напасть в самый неожиданный момент. До последнего сомневался, что она решится на этот шаг – атаковать Иофамон, как говорил ему Тиберий, но Аш ошибся вдвойне. Шели оказалась намного умнее, чем он думал. Заключила мир с Миеной. Очень хитрый шаг, очень осмотрительный. Он во многом недооценивал ее, точнее, никогда не смотрел на свою женщину с позиции стратега и воина. Аш вообще был слепым идиотом, который позволил себя изменить. Да и не только себя. С ее появлением все начали меняться. Какая-то хрупкая смертная, по сути, никто, былинка, вывернула Мендемай наизнанку. Вывернула восприятие демонов, принципы, ценности. Все стало другим. Но если раньше Аш восхищался этим, поражался её великодушию, доброте, свету, который она излучала, делая из свирепых равнодушных демонов сплоченный отряд мятежников за свободу и иные законы, то сейчас он с отчаянием понимал, что все это было сделано ради амбиций. Проклятая сучка заставила его начать чувствовать, перевернула ему мозги на сто восемьдесят градусов. Тысячелетиями в Мендемае ничего не менялось. Смертная не пробыла с ними и десятилетия, а такое впечатление, что апокалипсис уже начался, и именно с ее подачи.
С какой маниакальной упорностью она шла к победе за победой. Шели многому научилась, когда они были вместе, и он даже гордился ею в какой-то мере, а с другой стороны, Аш ожидал своего часа, когда загонит смертную в ловушку и раздерет на части. На мелкие полоски рваной плоти, расшвыряет по Мендемаю и будет извращенно наблюдать, как гниют ее останки. Ее и проклятого инкуба. Только вначале она будет валяться у него в ногах и харкать собственной кровью. Больше всего ему хотелось снова поставить ее на колени. Туда, к его ногам, к носкам его сапог, где ей самое место.
Они оба заплатят высокую цену за свое предательство. Потому что он сам сдох, он сам уже давно разлагался, вонял падалью и смертью на километры. Они изрезали его на ошметки еще пять лет назад, когда Аш смог наконец-то вернуться домой и понял, что его не ждут. Никто, будь они прокляты, не ждет. Все предатели. Все до единого. Все те, кого он считал своей армией, своими фанатичными воинами. Одни предали его в постели, а другие тем, что не растерзали обоих за это предательство и склонили голову перед этой шлюхой, которая раздвинула ноги, едва он не вернулся домой. Тварь даже не переждала время траура ни по нему, ни по их детям, а трахалась с инкубом и завоевывала ЕГО, Аша, земли. С его именем на устах, с его знаменем. Выбрала верную тактику.
Она оказалась просто амбициозной и продажной сукой, которая так ловко обвела его вокруг пальца, да и не только его, а многотысячную армию демонов. В ее маленькой, серебристой головке, которую она склоняла к нему на плечо по ночам после жарких часов любви, после стонов и криков, которые дарила ему и которые он вырывал из нее силой, сатанея от страсти, зрел свой собственный план по завоеванию власти. Он обнажил перед ней спину, потому что доверял. Впервые за всю свою гребаную вечность, он кому-то доверился. Между лопатками до сих пор торчат ножи, которые она вогнала в него по самую рукоять. Он насквозь прошит этими лезвиями лжи и лицемерия.
Как же он верил ей, любил её. Безумно, до дрожи, до озверения и бешенной ревности, до неестественной кровоточащей в мозгах нежности.
Только от звука её имени у него напрягался каждый нерв на теле. Он мог сдохнуть за нее без сожаления, а её улыбка согревала его изнутри. В голубых глазах плескался его мир. Новый. Особенный. Она – как символ перемен, как свежий воздух в серном смраде Ада. Дьявол, все оказалось маскарадом. Мендемай меняет всех, даже падших ангелов превращает в химер.
Сейчас Аш хотел только одного – заставить ее приползти к нему на коленях и посмотреть этой твари в глаза, когда она его узнает, а потом мучительно долго, заставлять ее жалеть о каждом дне ее жизни. Никчемной, бесполезной жизни ЕГО рабыни, которая слишком высоко поднялась и которую он опустит так низко, что она пропитается грязью и собственной кровью. Она будет нести ответ за все. И особенно за то, что не уберегла их детей. За то, что избавилась от них, чтобы не мешали предаваться похоти с любовником.
Дети. Когда думал о них – внутри все наполнялось дикой болью, агонией, казалось, его кости крошатся, а мясо отстает от них, как у зверя, которого поджаривают на вертеле. Он никогда не думал, что способен ТАК любить. И эта любовь не могла сравниться ни с чем. Это было так же естественно, как дышать. Смотреть на малышей, видеть в них себя и захлебываться идиотским восторгом, что это его дети, часть его самого. Вечность можно потрогать и коснуться губами, вдыхая запах свежести и молока. Замирать, когда маленькие пальчики касались его лица, видеть абсолютную любовь в сиреневых глазах дочери, обожание, бескорыстное, нежное, хрупкое.
Он мог за них убивать и умирать сотни раз, он понял, что значит полное обесценивание собственной жизни ради кого-то другого, значение вселенской нежности и отчаянной привязанности. Когда узнал об их смерти – хрипел и ползал по каменному полу, орал до хрипоты, до крови из глотки и плакал. Да, бл**ь, он плакал впервые за свою вечность, он рыдал. Он проклинал себя и ее, но больше себя. Его детей резали, как скот, а он в это время валялся растением в замке Балместа. Не уберег. Не смог защитить. Полное бессилие перед чьей-то жестокостью и прежде всего перед ЕЕ равнодушием к ЕГО детям. Он мог бы простить ей многое, пусть даже не простить, но закрыть глаза, возможно, даже оставить ее в покое. Но он никогда не простит ей смерти детей! Никогда, будь она проклята. Трижды проклята!
Они мертвы по ее вине, а он подарит ей так много боли, что ее вопли и рыдания буду разноситься по всем землям Мендемая. Она позавидует грешникам в Аду. Он казнит ее лично. Медленно, изощренно, так, чтобы прочувствовать каждый миг ее агонии, просмаковать, ощутить на языке вкус лживых слез и ядовитой крови. Пусть орет. Так же, как кричали его дети, звали мать, когда их убивали, а рядом с ними никого не было. Не было той, что должна была беречь и любить их. Той, что обещала ждать, когда он шел на смерть ради них и своего народа, а вернулся в пепелище, в руины, на которых она построила себе новую жизнь, а он мог только ковыряться в тлеющих головешках и искать ответ на вопрос ПОЧЕМУ?
***
Аш наблюдал за боем с вершин Аргона. Долго наблюдал, пока вдруг не понял, что Шели в опасности, что Фиен отступил и оставил ее там гореть в руинах Иофамона. Проклятый, трусливый инкуб отступил и бросил её там одну.
Демону показалось, что он сам возгорелся изнутри, и ожоги оставляют волдыри на его венах и на натянутых нервах до предела нервах. Только Аш может казнить ее, и никто больше. Он слишком долго ждал этого момента, чтобы позволить воинам брата убить ту, кого он хотел замучить лично.
Пришпорил коня и помчался к Пустоши.
В Иофамоне есть тоннель, если удастся проникнуть в него извне, он может успеть. Злобно усмехнулся, когда увидел, что возле входа в тоннель ее ожидает отряд. И это продумала. Недаром присутствовала каждый раз, когда Аш объяснял воинам о стратегии нападения, разрабатывал ходы и планы. Маленькая падшая оказалась достаточно умной, чтобы учиться, наблюдая, применяя его собственные методы. Оказалась умнее Миены, умнее Лучиана и Берита.
Неужели она изначально задумала все это? Грандиозный план по уничтожению Аша и завоеванию земель для себя и инкуба? Они вынашивали его вместе? Он, как идиот, доверял им обоим, как себе. Часто оставлял наедине или поручал Фиену присмотреть за ней. Что они делали в его отсутствие – одному дьяволу известно. И только от мыслей об этом внутри растекался яд, он плавил мозги, взрывался огненной яростью боли и ревности, заставляя нажираться чентьемом до беспамятства, рушить все вокруг, убивать, трахать шлюх и драть их на части, представляя, что это она. Сколько раз за эти годы он уже мысленно убил ее? Тысячи.
Выл, как дикое животное в лесу на кровавую луну и крошил деревья, пугая всех лесных тварей ревом преданного и загнанного в капкан своих иллюзий рогоносца-демона.
Лживый мир, лживые женщины, лживые братья. Все, что его окружает, – сплошная фальшь. И единственная, кому он поверил, оказалась хуже всех вместе взятых, потому что смогла разодрать его бессмертное сердце на куски и измазать грязью предательства каждый из них. Растоптать тот огненный цветок, который жил там, поотрывать ему лепестки и порвать тонкий стебель. Так он и остался кровоточить обрывками воспоминаний, постепенно превращаясь из огненного в каменный, покрытый трещинами ее измен.
Аш убил их всех. Всю ее охрану до единого и оставил мертвецов гнить на жестоком Мендемайском солнце. Он с упоением отрезал им уши, оскверняя трупы тех, кто некогда сражался с ним бок-о-бок и присягали в верности. Так надо, и это самые малые жертвы, на которые байстрюк готов был пойти ради своей цели. Теперь они по разные стороны баррикад.
Проклятый Эльф открыт с ним и не скрывает своих планов на Аша. Враги иногда намного честнее друзей, потому что ненависть откровеннее всех эмоций вместе взятых.
Враг причинит тебе боль правдой, но от нее не останутся шрамы, как от лживой преданности друзей. Враг бьет в лицо, а близкие – в спину, потому что к врагам спиной не поворачиваются. Только даже Балмест не знает, какой именно план Аш вынашивал годами нахождения в плену у эльфов, и чего ему стоило завоевать доверие короля и усыпить бдительность одного из самых хитрых правителей.
Иногда стоит пожертвовать десятком ради того, чтобы спасти тысячи, и Аш жертвовал без сожаления. У него нет времени на слабость, эта роскошь непозволительна для демона, который затеял двойную игру. Игру, которую продумал до мельчайших деталей, когда вернулся к Балместу сам, добровольно и принял его предложение. Стратегия всегда была его коньком, и, как говорил отец, численность войска не всегда гарантирует победу, сотни мечей в руках идиотов бесполезны, когда на поле боя противник, у которого, помимо оружия, имеются мозги в голове. Потому что голова управляет руками, а не наоборот.
Но иногда жажда мести затмевала разум. Особенно, если он приближался к Шели слишком близко. Аш бы выкрал ее прямо сейчас, когда она вышла с небольшим отрядом иофамонцев из тоннеля, но не мог. У него были другие планы. И жажда мести не должна затмить его цели.
Аш убедился в том, что Тиберий вернулся с отрядом и сам скрылся в лесу, зная точно, какой дорогой они пойдут. Отпустив коня, крался следом черной тенью по веткам деревьев, по кустарникам и зарослям, не сводя с нее горящих ненавистью глаз. Не мог отказать себе в мазохистском удовольствии наблюдать за ней.