Щиты обычно разговаривают со мной на гномьем (а я учу их ольтанскому – как ни странно, им очень нравится). И Гвальд, и Тиро, и Мэтт болтают со мной запросто, как с подружкой, и это замечательно: учить чужой язык всегда легче, если на нем говорит друг. Конечно, уроки Звенста тоже много дают. Вьорк меня сегодня похвалил, что я так бегло говорю и почти все слова понимаю.
Глаза уже слипаются. А ведь хотела еще столько написать – о том, почему обычно гномы женятся не раньше двухсотлетия (как здесь говорят, после второго посещения Храма Дара), обращаются друг к другу только на «ты», как устроены у них дома… До сих пор не могу привыкнуть, что даже под землей они делают окна – по-моему, исключительно чтобы при случае поболтать с соседями. Впрочем, ко всему этому я уже привыкаю – думаю, скоро перестану замечать даже то, что у них нет в ходу денег, а жилища освещаются и обогреваются специальными лампами, которые не чадят. Значит, это становится частью моей обычной жизни. И стоит ли тогда писать об этом в дневнике?
Совсем засыпаю. А с утра опять приемы, застолья, знакомства. Я пока не очень хорошо понимаю, кто чем занимается, и не очень хорошо помню, как кого зовут, но мне кажется, что я представлена уже всему Хорверку.
Все, пора прятать дневничок в шкатулку. Думаю, ни одному гному не придет в голову его читать, и я могла бы отказаться от глупой привычки запирать шкатулку на ключик. Но мне хочется сохранить этот ритуал как воспоминание о том времени, когда мой дневник был моим единственным другом… Я не запираю двери в свои покои, но продолжаю запирать две шкатулки – с моими старыми безделушками и с дневником. Тем более что ключик от них один, и я лет с десяти ношу его на цепочке как талисман.
9 намари
Сегодня целый день провела с королем. Вьорк сам водил меня по дворцу, показывая залы и рассказывая об их предназначении. Признаться, я не ожидала встретить такого великолепия. Приземленность гномов вошла у людей в поговорку, но что они знают о гномах?
Все залы прекрасны, и величественнее всех – Чертог. Это что-то вроде тронного зала – там и происходило наше бракосочетание. Но тогда мне было не до того, чтобы разглядывать его убранство.
Вместить он может, наверно, человек семьсот, если не больше. Чертог довольно глубоко под землей, на четыре уровня ниже Сада, а в Сад проникают солнечные лучи. Здесь все освещается магическими шарами – они прикреплены к стенам или цепочками к потолку, как люстры. Когда нужно осветить весь зал целиком, вносят канделябры с такими же шариками. Они около полусарга [2] в диаметре и излучают мягкий желтоватый свет. Соридель, придворный маг, сказал мне, что цвет их можно менять по желанию и что такое освещение не портит гобелены, скрывающие нижнюю часть стен этой естественной пещеры.
Я поинтересовалась у Вьорка: почему гобелены не до потолка, а лишь в два моих роста? Тот хмыкнул в ответ:
– Гномы, знаешь ли, до потолка носы не задирают. К тому же просто пещера – это очень красиво… Тебе так не кажется?
На всех гобеленах – гномы за работой. Они очень Древние. В смысле и гномы, и гобелены. Можно часами ходить вдоль стен и рассматривать кузницы, шахты, мастерские… Мне очень понравилось изображение ювелира. На холсте вытканы мельчайшие подробности – даже пыль от ограненного алмаза нанесена несколькими стежками сероватой нити. Оказалось, что все это портреты. И ювелир, Стромт, умер лет четыреста назад.
Дня два назад я была в ювелирной мастерской – кто знает, может, той самой, где работал когда-то Стромт… За ювелирами наблюдать интересно. Но только очень уж долго надо трудиться, чтобы из камня получилось украшение. Оказывается, алмазы до обработки – тусклые камешки! Я бы нипочем не обратила на них внимания, валяйся они у меня под ногами. В мастерской мне подарили аметистовый браслетик. Я решила отправить его в Ольтанию, справившись прежде у Втайлы, можно ли передарить браслет сестре. Оказалось – можно.
Да, ведь я до сих пор не рассказала о Втайле! Когда я только приехала, меня окружало очень много гномов и гномих, и я даже не догадывалась, кто же будет моей служанкой. После свадьбы мне почти всегда помогала Втайла. Она хорошо говорит на ольтанском, и я решила, что именно поэтому ее ко мне и приставили. Когда мне наконец-то удалось поговорить с Шенни без свидетелей, он рассказал кое-что о гномах, чего люди в Ольтании не знают или не желают знать. (Посол вообще очень добр ко мне, и без его советов я наделала бы глупостей.) Шенни предупредил, что самого слова «слуга» у гномов не существует. Они предпочитают все делать сами. Даже те, кто ухаживает за другими, готовит еду, моет полы, не называются слугами. Их зовут «кранчеккайл» – как-то так, кажется. Это означает «помощник». При этом помощники могут в одночасье из «слуг» превратиться в «хозяев», хотя, как об этом договариваются, я не очень вникла. И у всех кранчеккайлов есть какая-то профессия. Втайла, к примеру, белошвейка. И какая белошвейка! Таких кружев я не видала и при дворе Нельда…
Вернусь к Чертогу. У дальней от дверей стены высятся два трона – большой для Вьорка и поменьше – для королевы. Язык пока не поворачивается сказать «для меня». Они каменные, украшены резьбой и множеством драгоценных камней. Хотя троны довольно неудобные, подушки на них класть нельзя – такова традиция. Почему-то мне пришло в голову, что предусмотрительные гномы не разрешают восседать на мягком специально – чтобы вдруг какому-нибудь королю не понравилось раздавать всякие приказания и гонять без толку подданных туда-сюда. Правда, я не могу себе представить такого гнома… Это настолько не в их натуре! Все-таки мы, люди, сильно отличаемся. Большая часть человечества мечтает повелевать. А гномы, как мне кажется, думают о своем деле. И друг о друге…
Перед тронами, ближе к парадной двери, стоят длинные скамьи. Я уж собралась было присесть на одну из них, чтобы рассмотреть гобелен на противоположной стене, как пришлось посторониться: в зал внесли несколько столов, заказанных для Ночи Роракса.
Роракс Длиннобородый – это древний гномий король, о котором каждый здесь может говорить часами. Послушать их – этот Роракс одним взглядом дух из врагов вышибал. Другие говорят, что, когда он вел армию в бой, враги тут же и разбегались. Но он, наверно, их догонял и одним взглядом…
Ночь Роракса – это не когда он всем снится, а когда король зовет к себе глав кланов и гильдий поговорить о том, как прошел год, и подумать, как жить дальше. Не то чтобы Вьорк не мог подумать обо всем этом один. Или со мной. Но традиция есть традиция.
Вьорк, кстати, сказал, что десяти часов обычно не хватает и эта Ночь растягивается на несколько следующих дней, если не на пару недель. Особенно когда приходят любители поспорить или двое приглашенных друг друга недолюбливают.
На людях, то есть при гномах, Вьорк со мной строг и Церемонен. Но когда мы вдвоем, он очень ласковый и заботливый. Мне иногда кажется, что он вот-вот сунет руки в карманы и скажет: «Догадайся, в какой руке конфетка, моя королева?»
Если нам встречаются другие гномы, мы раскланиваемся. Точнее, дружелюбно киваем друг другу – никаких Реверансов, поклонов до земли и прочих чудес акробатики. Признаться, сначала я была немного разочарована – как-никак я очень хотела стать королевой. И почувствовать, каково это – быть коронованной особой. Но внешних проявлений моего нового положения немного. Разве что я слегка поправилась – теперь-то уж я могу есть что пожелаю и сколько пожелаю.
Этим вечером мы ужинали с Вьорком. Как только мы остались наедине, король снял богатый тяжелый пояс с палладиевыми и золотыми вставками и расстегнул кафтан.
– День прошел, и близится ночь, тра-тата, – напевал он себе под нос какую-то гномью песенку явно легкомысленного содержания. – Ну что, теперь ты увидела, где мы живем. Осталось разобраться как…
Я решила, что после этой фразы будет хорошим тоном расспросить его о каких-нибудь древних традициях, возведенных в силу закона. Ну чем не достойный повод для вечерней застольной беседы! Вот только о чем бы таком спросить? Я почти уже придумала, как Вьорк, взглянув на меня, разразился хохотом:
– Точь-в-точь как Сьеже! Надулась, будто пополун на краю гнезда, и притихла!
Наверно, я настолько удивилась, что нескромно уставилась на Вьорка.
– Кто такой пополун? И почему «как Сьеже»?
– Пополун – птичка такая маленькая, в предгорьях живет. Перед тем как крылышки расправить и с ветки слететь, надувается, перья распушает – прямо как ты сейчас.
Мне показалось немножко обидным, что Вьорк так говорит обо мне. С какой-то птичкой сравнивает. И опять я не сумела справиться со своим лицом: король заметил, что улыбка моя спряталась, и сразу же попытался исправить положение:
– Ничего-ничего, ты быстро все схватываешь. Скоро сама почувствуешь, когда надо выдать заготовленную фразу, когда можно просто поболтать… А насчет Сьеже – она тоже по первому времени страшно церемонилась. И везде ожидала подвоха…
И Вьорк поведал, как первая человеческая королева Хорверка впервые ночевала в столице гномов. Она была дочерью Империи (не то что я!), внучкой самого Немера Первого. Еще в детстве я читала о том, как ее брат поднял восстание против деда. Оказывается, Сьеже тоже была не робкого десятка И, когда попала в Брайген, решила на ночь глядя осмотреть все покои в своей части дворца Она не знала, что это примерно сто комнат, соединенных запутанными коридорами! Королева не доверяла гномам, поэтому отправилась на разведку в одиночестве. Я спросила Трубу, почему она хотя бы посла не разбудила. Оказалось, Сьеже насторожило, что тот слишком уж тепло отзывался о ее муже. Кстати, я тоже поначалу удивлялась, что Шенни так хорошо относится к Вьорку и дружен с гномами.
Король с азартом рассказывал, как Сьеже аукалась сама с собой, бродя по заброшенным нижним этажам дворца, куда ее занесло ближе к утру. Совершенно не чувствуя направления, она кружила по одним и тем же туннелям, поначалу не желая себе признаваться, что без посторонней помощи ей не выбраться. А когда поняла, что заблудилась, и начала звать на помощь, ее уже просто никто не мог услышать – очень уж глубоко она забралась. Нашел ее, страшно напуганную, сам король, дед Вьорка.
– Хотя Сьеже не подала виду, что ей неприятны наши подземелья. Молодцом держалась, – завершил Вьорк свой рассказ.
Интересно, как король к ней относился? Любил? Баловал?
Вот меня муж очень любит – правда, как ребенка. К счастью, он не относится ко мне как к дорогой кукле, но и к советам моим вряд ли станет прислушиваться. Если б он был моложе… Не знаю. Все равно между нами целая пропасть лет, опыта, переживаний.
Я вспомнила ночь после нашего бракосочетания. Вьорк проводил меня в мою спальню. Честно говоря, я очень боялась, что мне придется разделить с ним ложе, – я не знала, как себя вести. Конечно, мне говорили, что король вместе со мной отправится в опочивальню, и я знала зачем. Но представить, как все это произойдет, было выше моих сил…
Мы с Вьорком, рука об руку, остановились у дверей моих покоев. В отличие от Сьеже, мне вовсе не хотелось становиться обладательницей половины дворца. Наверно, это было самое некоролевское, что я сделала: выбрала всего лишь четыре не самые большие, но зато очень уютные комнатки. Итак, нам с Вьорком предстояло пройти просторную прихожую, оказаться в гостиной, повернуть направо, а там уже и спальня. Всего пара минут, а дальше?..
Щиты, между прочим, следовали в десяти шагах позади нас, и это тоже смущало: а ну как они обязаны оберегать королевский сон прямо рядом с кроватью? Мало ли что гласят не изученные мной досконально тонкости гномьего этикета… Я взяла себя в руки и мысленно повторила то, о чем думала сотни раз еще дома: «Корона – это власть. Она дает тебе желанную свободу. Она накладывает на тебя множество обязательств». Я даже зажмурилась в тот момент и сама толкнула дверь. Но когда выдохнула и открыла глаза, то увидела, что и Вьорк растерян.
– Э-э… – пробормотал он, пытаясь высвободить руку, которую я сжимала с поистине гномьей силой. – Э-эх… Знаешь ли, я собирался оставить тебя наедине с твоей подушкой. То есть… ты же совсем дитя. А я, ну… как сказать…
Пораженная, я продолжала сжимать его теплую ладонь все сильней и сильней, не обращая внимания на то, что дверь потихоньку закрылась. Я его просто не слышала.
– Фиона, если ты насчет наследников, я должен тебя несколько разочаровать. У меня их больше не будет… И… ну… я же тебе в дедушки гожусь… Я не буду…
Тут наконец-то до меня дошло. Конечно, я знала, что короли Хорверка женились на человеческих женщинах не для того, чтобы проводить с ними страстные ночи. В любом случае годам к пятистам гномы, хотя и не старели в нашем, человеческом смысле, детей иметь уже не могли. Поэтому-то дед Вьорка женился на Сьеже на восьмом столетии, да и Труба взял замуж Кренну в пятьсот с лишним лет, после смерти своей первой жены – племянницы тогдашнего главы клана Алтаря, подарившей королю двух сыновей.
В общем, королева из людей ни разу не приносила наследника королю-гному. Со вздохом облегчения я посмотрела на Вьорка и… тут же отвела взгляд.
Дело в том, что до сих пор я ни разу не видела краснеющего гнома. Краснеющего – это мягко сказано. Буквально цвета свеклы…
Я снова была в полном недоумении. Я что-то испортила? Не так себя повела? Он действительно не собирается идти со мной? Пришлось второй раз за пять минут заняться самовнушением. «Спокойно! – сказала я себе. – Посмотри со стороны. Это все просто смешно!»
И я посмотрела со стороны. Маленькая девочка, чуть не втащившая пожилого, почти тысячелетнего (или сколько ему там? восемьсот?) гнома в свою спальню. Опешивший гном. Двое переминающихся с ноги на ногу молодых и еще двое вполне уже взрослых гномов в сторонке…
Смешно не было.
Вьорк поцеловал мне руку и галантно распахнул передо мной дверь. Я присела в реверансе, повернулась и быстро пошла к спальне. Дверь захлопнулась.
Ту ночь я провела без сна.
Уже под утро, устав от собственных переживаний, я затеплила свечу. В неровном свете узоры на большом килузанском ковре, висящем на стене, будто бы ожили. Я поднесла свечу к ковру, чтобы рассмотреть виньетку, обычно казавшуюся мне серо-зеленой, но в желтоватом пламени отливающую золотом. Мне почудилось, что пламя свечки дернулось. Отвела руку, вновь поднесла к виньетке – нет, не показалось! Пламя не плясало, но легонько пританцовывало!
Отодвинув ковер, с трудом разглядела маленькую замочную скважину. Потайная дверка! Если я ничего не путаю, должна вести в один из тех коридоров, которыми редко пользуются.
Кстати, так до сих пор и не проверила свою догадку.
10 намари
Вся первая половина дня прошла в Саду. Терлест и Крадир, сыновья Вьорка, развлекали меня беседами.
Терлест пробыл с нами не очень долго. Он глава клана Чертога. Раньше им был Вьорк, но, став королем, он принял под свое покровительство всех гномов Хорверка. Или они его приняли – тут у них путанно как-то. Вроде он и монарх, но без одобрения прочих гномов важные решения не принимает.
Честно говоря, Терлест мне не очень нравится. Какой-то излишне суровый. Наши светские беседы протекали примерно в таком ключе:
– Видите ли, королева, там четыре чередующихся пласта плагиоклазов и гранита – редчайший случай, должен вам сказать, а если я добавлю, что рубины встречаются только в их контактах…
Терлест разворачивал карту и, ткнув пальцем куда-то в ее середину, оценивающе на меня смотрел:
– Думаю, вам и так ясно…. Правда, потрясающе?! А вот здесь, посмотрите, видите тонкую прослойку повеллита? Если начать добывать медь, не обратив на нее внимания… М-да. Но никто из наших мастеров, конечно же, не допустит такой ошибки.
– Конечно же, мой принц, у меня и сомнений не было в квалификации ваших мастеров.
– По-моему, ты занудствуешь, Терлест. – Крадир иногда приходил мне на помощь.
Я догадывалась о значении примерно половины слов, которые произносила сама, и трети из тех, которыми щеголял Терлест. К счастью, как я уже сказала, он скоро нас покинул.