* * *
Однажды докладывают Московскому митрополиту Платону, что хомуты в его шестерике украдены и ему нельзя выехать из Вифании, а потому испрашивалось его благословение на покупку хомутов. Дело было осенью, грязь непролазная от Вифании до Троицкой лавры, да и в Москве немногим лучше. Митрополит приказывает везде осмотреть, разузнать, но без всякого успеха. Митрополит решается дать благословение на покупку, но передумывает. Он распорядился, чтобы в три часа, по троекратному удару в большой вифанский колокол, не только вся братия, но и все рабочие, даже живущие в слободках, собрались в церковь и ожидали его.
В четвертом часу доложили митрополиту, что все собрались. Входит митрополит. В храме уже полумрак. Перед царскими вратами в приделе Лазаря стоит аналой и перед ним теплится единственная свеча. Иеромонах, приняв благословение владыки, начинает мерное чтение псалтири. Прочитав кафизму, он останавливается, чтобы перевести дух, а с укрытого мраком Фавора раздается голос Платона:
— Усердно ли вы молитесь?
— Усердно, владыко.
— Все ли вы молитесь?
— Все молимся, владыко.
— И вор молится?
— И я молюсь, владыко.
Под сильным впечатлением общего богослужения, отрешившись мысленно от житейского, вор невольно проговорился. Вором оказался кучер митрополита. Запираться было невозможно, и он указал место в овраге, где были спрятаны хомуты. (6)
* * *
Московский генерал-губернатор Николай Петрович Архаров сказал раз в разговоре Преосвященному Платону, что он «Большой поп».
— Конечно. — не обиделся владыка. — я большой поп, то есть пастырь, а ты — крупная овца. (6)
* * *
Вольнодумный Дидро, быв в Петербург, имел с тогдашним учителем Наследника, митрополитом Платоном, разговор о вере и начал опровергать бытие Бога. Тогда наш первосвященник замкнул его уста, сказавши по-латыни: И рече безумец в сердце своем: несть Бог. (6)
* * *
Когда преосвященный Платон путешествовал в Киев, тамошний митрополит Серапион приказал ученому протоиерею Леванде изготовить приветствие. Получилось витиевато и смешно: «Приветствуем тебя, владыко, тем, что такового архиерея нам и подобает имети». (6)
* * *
В царствование Екатерины в некоторые торжественные дни безденежно давались спектакли для увеселения всех сословий публики, кроме черни.
На одном из таких представлений в театре, в открытой и несколько выдававшейся вперед ложе, присутствовала Императрица. В продолжение пьесы на руку ее, которая лежала на перилах ложи, упал плевок. Она спокойно отерла его платком. Сидевший сзади нее обер-шталмейстер Л. А. Нарышкин выбежал разыскивать виновного и поднял тревогу в ложах, бывших над императорскою ложею. По возвращении его Императрица спросила:
— О чем это хлопотал ты, Лев Александрович?
— Да как же, матушка-Государыня… такая неслыханная дерзость.
— Послушай, Лев Александрович. — сказала Екатерина. — если это сделано умышленно, то какое наказание тому, кто всенародно осмелился таким образом оскорбить меня, свою Императрицу?.. Если же неумышленно, а только по неосторожности, как я и полагаю, то виновный и теперь уже более пострадал, нежели заслуживает. (1)
* * *
В один из торжественных дней, в которые Екатерина всенародно приносила в Казанском соборе моление и благодарение Господу Богу, небогатая дворянка, упав на колени пред образом Божьей Матери, повергла пред ним бумагу. Императрица, удивленная таким необыкновенным действием, приказывает подать себе эту бумагу и что же видит? — Жалобу Пресвятой Деве на несправедливое решение тяжбы, утвержденное Екатериной, которое повергает просительницу в совершенную бедность. «Владычица, — говорит она в своей жалобе. — просвети и вразуми благосердную нашу Монархиню, да судит суд правый». Екатерина приказывает просительнице чрез три дня явиться к ней во дворец. Между тем требует из Сената ее дело и прочитывает его с великим вниманием.
Прошло три дня. Дама, принесшая жалобу Царице Небесной на Царицу земную, является, ее вводят в кабинет; с трепетом приближается она к Императрице.
— Вы правы, — говорит Екатерина, — я виновата, простите меня: один Бог совершенен, а я ведь человек, но я поправляю мою ошибку: имение ваше вам возвращается, а это (вручая ей драгоценный подарок) — примите от меня и не помните огорчений, вам нанесенных. (1)
* * *
Обер-секретарь Сената Северин часто приносил во дворец портфель с бумагами генерал-прокурора князя Вяземского. Раз, в дождливый и ветреный день, Северин проходил по Дворцовой набережной под зонтиком. Императрица, увидев его в окно, сказала:
— Кажется, это сенатский чиновник идет пешком и в такую ненастную погоду?
Кто-то из окружающих доложил ей, что это честнейший из обер-секретарей, а потому и небогатый. В тот же вечер Северин был в клубе. Вдруг его вызывают в приемную комнату. Он выходит и встречает гоф-фурьера, который подает ему толстый пакет со следующей собственноручной надписью Императрицы: «Нашему обер-секретарю Сената Северину 5000 рублей на экипаж». (1)
* * *
Д. П. Трощинский, бывший правитель канцелярии графа Безбородко, отличный, умный чиновник, но тогда еще бедный, во время болезни своего начальника удостаивался чести ходить с докладными бумагами к Императрице.
Екатерина, видя его способности и довольная постоянным его усердием к службе, однажды по окончании доклада сказала ему:
— Я довольна вашею службою и хотела бы сделать вам что-нибудь приятное, но чтобы мне не ошибиться в этом, скажите, пожалуйста, чего бы вы желали?
Обрадованный таким вниманием Монархини. Трощинский отвечал с некоторым смущением:
— Ваше Величество, в Малороссии продается хутор, смежный с моим, мне хотелось бы его купить, да не на что, так если милость ваша будет…
— Очень рада, очень рада!.. А что за него просят?
— Шестнадцать тысяч, Государыня.
Екатерина взяла лист белой бумаги, написала несколько строк, сложила и отдала ему. Восхищенный Трощинский пролепетал какую-то благодарность, поклонился и вышел. Но, вышедши, развернул бумагу и к величайшему изумлению своему прочитал: «Купить в Малороссии такой-то хутор в собственность г. Трощинского и присоединить к нему триста душ из казенных смежных крестьян». Пораженный такой нечаянностью и, так сказать, одурелый Трощинский без доклада толкнулся в двери к Екатерине.
— Ваше Величество, это чересчур много, мне неприличны такие награды, какими вы удостаиваете своих приближенных. Что скажут Орловы, Зубовы?..
— Мой друг, — с кротостью промолвила Екатерина, — их награждает женщина, тебя — Императрица. (1)
* * *
Екатерина чрезвычайно любила маленьких детей. Она привязывалась даже к детям своих служителей или к сиротам, которых воспитывала и которыми постоянно окружала себя, забавляясь их проказами. Однажды полиция нашла на улице ребенка, покинутого родителями. Императрица взяла его на свое попечение, и так как он оказался красивым и умным мальчиком, то сама занялась его образованием и каждый день посылала в школу брать уроки немецкого языка. Раз ребенок возвратился из школы весьма печальный. Императрица посадила его к себе на колени и с участием спросила о причине горя.
— Ах, матушка, — отвечал он, — я много плакал: наш учитель умер, его жена и дети в большом отчаянии, в школе говорят, что они очень несчастны, потому что бедны, и теперь у них нет никого, кто бы дал им обедать.
Выслушав это, Императрица поцеловала ребенка и тотчас же послала одного из своих придворных к директору школы узнать подробнее о положении бедного семейства. Когда ей донесли, что учитель умер, оставив семью в крайней нищете, она приказала выдать вдове триста рублей, а детей поместить на казенный счет в одно из учебных заведений. (1)
* * *
Екатерина не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрена Даниловна, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к Государыне, звала ее сестрицей и рассказывала о городских новостях и слухах. Слова ее нередко принимались к сведению. Однажды Матрена Даниловна, питая почему-то неудовольствие на обер-полицмейстера Рылеева, начала отзываться о нем дурно.
— Знаешь ли, сестрица. — говорила она Императрице, — все им недовольны: уверяют, что он нечист на руку.
На другой день Екатерина, увидев Рылеева, сказала ему:
— Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из земных запасов твоих, право, сделай это, только не говори, что я присоветовала.
Рылеев не понимал, с каким намерением Императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и т. п. Все это было принято весьма благосклонно.
Через несколько времени Императрица сама начала в присутствии Матрены Даниловны дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.
— Ах нет, сестрица, — отвечала Матрена Даниловна. — я перед ним виновата: ошиблась в нем, все твердят, что он человек добрый и безкорыстный.
— Да, да, — возразила Императрица с улыбкой, — тебе нашептали это его гуси и утки. Помни, что я не люблю, чтобы при мне порочили людей без основания. Прошу вперед быть осторожнее. (1)
* * *
Принадлежавшие Императрице антики, слитки и другие ценные вещи находились в ведении надворного советника А. И. Лушкова. Екатерина весьма уважала его, оказывала полную доверенность и всегда без расписок присылала к нему куски драгоценных металлов, редкости и т. п.
Раз, посетив его отделение и осматривая шкафы. Императрица по рассеянности заперла их и положила ключи в карман.
Лушков этим обиделся, на другой же день отправился к Государыне и просил доложить о нем. Его тотчас впустили.
— Что тебе надобно. Александр Иванович? — ласково спросила его Екатерина.
— Увольнения от службы, Ваше Величество, — отвечал он.
— Что это значит? — с удивлением сказала Государыня.
— Я, Ваше Величество, дорожу моей честью, всегда пользовался вашим добрым обо мне мнением, а вчера приметил, что вы начали меня подозревать и в первый раз взяли к себе ключи. После этого я ни при вас, ни при других местах служить не намерен.
— Помилуй, Александр Иванович, — возразила Екатерина, — я это сделала по ошибке, без всякого намерения. Извини меня. Вот тебе ключи, не оскорбляйся.
Этот самый Лушков, тотчас после кончины Императрицы, представил не записанного в книгах золота и серебра с лишком на двести тысяч рублей и вышел в отставку. (1)
* * *
Екатерина обыкновенно вставала в 6 часов утра и, чтобы никого не безпокоить, зимою сама зажигала дрова в камине, потом садилась за письменный свой стол и занималась делами. Однажды, взглянув нечаянно в окно, выходившее на задний двор, она увидела старушку, которая гонялась за курицею и не могла поймать ее.
— Что это за старушка и что это за курица? — спросила она, призвав дежурного камердинера, и послала узнать об этом. Ей принесли ответ:
— Государыня, эта бедная старушка ходила к своему внуку, который служит поваренком на придворной кухне. Он дал ей эту курицу, которая выскочила у нее из кулечка.
— Да этак, глупенький, он измучил свою бабушку. Ну, если она так бедна, — давать ей из моей кухни всякий день по курице, но битой.
Старушка до конца своей жизни пользовалась этою милостью Екатерины. (1)
* * *
На звон колокольчика Екатерины никто не явился из ее прислуги.
Она идет из кабинета в уборную и далее и наконец в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел.
Увидев Императрицу, он оробел и упал перед нею на колени.
— Что такое? — спросила она.
— Простите меня. Ваше Величество.
— Да что же такое ты сделал?
— Да вот, матушка Государыня: чемодан-то набит всяким добром из дворца Вашего Величества. Тут есть и жаркое, и пирожное, несколько бутылок пивца и несколько фунтиков конфет для моих ребятишек. Я отдежурил мою неделю и теперь отправляюсь домой.
— Да где ж ты хочешь выйти?
— Да вот здесь, по этой лестнице.
— Нет, здесь не ходи, тут встретит тебя обер-гофмаршал (Григорий Николаевич Орлов), и я боюсь, что детям твоим ничего не достанется. Возьми-ка свой узел и иди за мною.
Она вывела его через залы на другую лестницу и сама отворила дверь:
— Ну, теперь с Богом! (1)
* * *
Однажды, занимаясь по обыкновению после обеда делами, Екатерина встретила надобность в какой-то справке. Она позвонила в колокольчик, но на призыв ее никто не явился. Государыня встала со своего места, вышла в комнату, в которой всегда находились дежурные чиновники, и увидела, что они играют в бостон.
— Сделай одолжение, — сказала она одному из играющих. — сходи справиться по этой записке, а я между тем поиграю за тебя, чтоб не расстроить вашей игры.
Императрица села на его место и играла все время, пока он ходил исполнять ее поручение. (1)
* * *
Камер-медхен Императрицы, камчадалка Екатерина Ивановна, была очень забывчива. Однажды утром она не только забыла приготовить лед, составлявший обыкновенно умывание Государыни, но даже сама ушла куда-то. Екатерина долго ее дожидалась и когда наконец неисправная камер-медхен явилась, то Императрица, вместо ожидаемого взыскания, обратилась к ней со следующими словами:
— Скажи, пожалуйста, не думаешь ли ты навсегда остаться у меня во дворце? Вспомни, что тебе надобно выходить замуж, а ты не хочешь исправиться от своей безпечности. Ведь муж не я: он будет строже меня взыскивать с тебя. Право, подумай о будущем и лучше привыкай заранее. (1)
* * *
Статс-секретарь Козицкий, докладывая раз Императрице бумаги, был прерван шумом, раздавшимся в соседней комнате, где придворные вздумали играть в волан и своим криком и смехом заглушали слова докладчика.
— Не прикажете ли прекратить шум? — спросил Козицкий Государыню.
— Нет, — отвечала она, — мы судим здесь о делах, а там забавляются, зачем нарушать их удовольствие. Читайте только громче, я буду слышать. (1)
* * *
Раз Екатерине сказали, что одна из ее любимиц, камер-фрау Н.И. де Рибас, мучается трудными родами. Услышав это, Императрица немедленно, как была, в капоте и без чепца, села в первую попавшуюся карету и поскакала к больной. Входя в ее комнаты, она встретила акушера и спросила его, в каком положении находится родильница. Акушер отвечал, что положение довольно опасно и необходимо тотчас же принять энергические меры для облегчения страдающей. Тогда Государыня, взяв лежавший на столе передник и наскоро подвязывая его, сказала акушеру:
— Пойдемте вместе помогать ей: мы здесь теперь не что иное, как люди, обязанные подавать помощь ближним!
Благодаря стараниям акушера и внимательной заботливости Императрицы г-жа де Рибас была спасена от смерти. (1)
* * *
Во время одного из съездов ко двору Императрица стояла у окна заметила, что какой-то кучер, сойдя с козел, гладил и ласкал своих лошадей.
— Я слыхала, — сказала Государыня присутствовавшим. — что кучерскими ухватками у нас называются грубые, жестокие поступки, но посмотрите, как этот кучер обходится с животными: он, верно, добрый человек, узнайте, кто его господин?
Ей доложили, что кучер принадлежит сенатору князю Я. П. Шаховскому. Императрица приказала позвать Шаховского и встретила его следующими словами:
— К вашему сиятельству есть челобитчица.
— Кто бы это, Ваше Величество? — спросил удивленный Шаховской.
— Я, — отвечала Екатерина, — ваш кучер добросовестнее всех других: я не могла довольно налюбоваться на его обращение с лошадьми. Прибавьте, прошу, ему за это жалованье.