Остальные подробности контакта припоминались смутно, вплоть до момента ранения. Как прототип прожил дальше, клону было неизвестно.
IV. Великий проект
Клон продолжал привыкать к своему телу. Эриданцы воссоздали необходимые условия для его нормальной жизни. Наконец, после года обучения настал тот день, когда он поднялся на платформу и встал рядом с модулем перед хозяевами дряхлеющего мира звезды Эридан М3. Он и раньше находился в их обществе, а потому переборол биологический страх перед представителями иной формы жизни и мог смело смотреть на них.
- Меня зовут Со Онерон, - сказал человек. Посмотрел на эриданцев и добавил, - Я разумен и жизнеспособен. Сделаю все, что от меня потребуется. Покажу вам все, что хотели показать древние. Только скажите, какой сейчас год? Сколько времени прошло?
- Ты имеешь в виду количество оборотов планеты вокруг звезды?
- Да.
- Мы сомневаемся, что наша система исчисления периодов окажется для тебя полезной. Ведь она наша.
- Ответьте хотя бы, сколько прошло с момента попадания моей крови на модуль?
- По нашей системе исчисления - семь с половиной тысяч периодов. Если перевести в твою нумерологию, приблизительно будет сто двадцать тысяч лет.
- Великие... - протянул Онерон. - Солидный промежуток. Если учесть, что наша Септа существовала всего пять тысяч лет, а до этого заброшенные колонии воевали друг с другом не меньше двадцати тысячелетий, утопая в анархии...
- Но в сравнении с вечностью - это миг.
Возразить полковнику было нечего. Он спросил прямо, без обиняков, что последует вслед за его воскрешением, насколько продвинулись исследователи в изучении Вояджера и как далеко простираются планы эриданцев. В целом, картина ясна, получил он ответ.
Сложилась парадоксальная ситуация, когда носитель и послание попадали не к тому адресату, снова и снова возвращались к наследникам автора, и почти всякий раз письмо дополнялось новой информацией - короткий рассказ растягивался в длинное обращение. Или, если угодно, альманах приветственных речей, справочник о ветвях движения человечества в пространственно-временном континууме этой Галактики. Кроме инкубатора с генным материалом мы не нашли от вашего поколения никакого послания, объяснились они. Вы что-нибудь отправляли вместе с контейнером? Нет, ответил он. Хорошо, решили они. Наши планы направлены на то, чтобы сохранить ваш вид и в случае необходимости помочь вам.
- Я хочу спросить вас еще кое о чем. До того, как нашли аппарат, вы видели когда-нибудь раньше существ, подобных мне?
- Да. Они были прямоходящими и составлены из тех же пар хромосом, но с вашим видом совпадали процентов на семьдесят. Высокоорганизованные животные. Независимо живут на двух планетах в созвездии Змееносца. Как сообщают наши наблюдатели, они постепенно вырождаются. Их разум угасает. Видимо, это какая-то побочная ветвь. Полностью идентичных вам мы не видели никогда.
- Значит, я поступил благоразумно, - протянул полковник. - А контейнер? Контейнер с эмбрионами? Он цел?
- Устройство для хранения биоматериала в полном порядке, - заверили парящие над каменной площадкой существа, и по их телам пробежали желтые гирлянды огней.
- Наверно, я должен поблагодарить вас за спасение. Выходит, я принес с собой человечество, - возвестил клон. - Сохраните нам жизнь.
- Мы уже говорили об этом. Или ты имеешь в виду что-то другое? Не... как это у вас называется - помещение в заповедник?
- Боюсь, что наш вид прекратил свое существование, а я и эмбрионы в инкубаторе - это все что осталось от человечества. Мы хотим жить. Возможно, мы сможем быть чем-то полезными... вам и остальным галактическим цивилизациям. А для нормальной, полноценной жизни нам нужно пространство.
- Да. Мы понимаем, - существа тонко запели на своем диалекте, совещаясь. - В нашем заповеднике содержатся представители умерших или вырождающихся культур, но никогда еще нам не попадались создания, так отчаянно цепляющиеся за этот мир. Вам, человек, будет предоставлено жизненное пространство... если вы сможете помочь нам кое в чем.
- Согласен, - полковник знал, что у него нет выбора. - Наши потребности прямо зависят от масштабов поставленной задачи.
- О, - пропела Симбиота, - задача более чем масштабна. По крайней мере, для нас. В этом не сомневайтесь.
«Чем же она станет для нас?» - с ужасом подумал Онерон. И, чувствуя, что нужно собраться с мыслями, добавил:
- Давайте поговорим об этом чуть позже. Я немного устал... и, кроме того, недостаточно готов к обсуждению.
Просьбу немедленно выполнили. Симбиота обходилась с полковником очень внимательно. С ним носились, как с ребенком, доходя до подобострастия. Скрупулезно был воссоздан цикл человеческого метаболизма, и на основе обмена веществ готовилась нужная пища. Правда, она имела непотребный вид, но полковник не привык воротить нос. Может быть, позже он даст пару советов по расширению меню, а сейчас сойдет и так. Он мог свободно дышать чистым воздухом, он не испытывал дискомфорта от втрое большей земной силы притяжения, так как находился в пространстве с анти-полем. Согласно его инструкциям Эриданцы воссоздали пару нарядов из гардероба, обувь и симплексный нательный комбинезон, который в бытность Септы каждый человек мог носить, словно вторую кожу. Жилище было обставлено минимальным набором мебели и спортивными снарядами для поддержания тела в форме. Его апартаменты имели вид на Центральный Дом Эри, где проживало три четверти общего числа расы, и каждое утро он мог любоваться монументальным видом строений, что на многие мили опоясывали башню Поиска, где находился Вояджер и сам Онерон с группой базировавшихся здесь ученых. Входить в жилище человека себе позволял только один эри - Од-Оз, неназванный учитель выращенного человека, единственный кто побывал в его мозгу и мог считывать поток его тогда еще не окрепшего сознания. Сначала полковнику было немного непривычно видеть перед собой это воздушное, на вид скользкое существо, ведь за всю свою предыдущую жизнь ему не повстречался ни один Чужой. Но, день за днем, Онерон научился держать себя в руках при каждой следующей материализации ученого.
В свободные часы они вели пространные беседы, устроившись на мансарде башни, которая вырастала из боковой комнаты человека. Атмосфера планеты, что звучала на местном языке как «Дан», была ядовита, биосфера не совместима с белковыми формами жизни, распространенными на мирах земного типа. Поэтому мансарду и прочие помещения отделяла от наружного мира тонкая, прозрачная нано-пленка. Преграда была настолько ничтожной по толщине, что у Онерона иногда возникали острые приступы удушья, и казалось, что его, будто осенний листок, выметет наружу ураганный ветер.
Однажды полковник спросил:
- Оз, а ты смог бы принять человеческий облик?
Собеседник молчал дольше обычного.
- В общих чертах, Со. Ты интересуешься потому, что тебе... как ты говоришь, одиноко?
- Да, можно и так сказать.
- Чувство одиночества непонятно мне. Я - это Симбиота, а Симбиота - это я, каждый из нас, мы все единое целое, братья. Мы чувствуем друг друга, мы всегда вместе. Связь между нашими индивидами самая древняя, даже древнее нашего разума. Она очень прочна. Разве у вас, людей, такого не было?
- Лишь у некоторых, - кисло ответил Онерон. - У двух или трех. Это называлось... по-разному.
Оз молча мигал оранжевым и красным, пытаясь осмыслить информацию.
- Я поработаю над этим вопросом, - пообещал он и удалился прежде, чем человек успел как-то отреагировать.
Эри отсутствовал три человеческих дня, или три данских часа, за которые пятнистый, сверкающий блин Эридана лишь немного перекатился по небосводу. Приближался полдень. Онерон смотрел на сверкающие под солнцем сооружения и представлял, до каких температур нагреваются их поверхности. Наверно, прямые лучи были способны растопить человеческую кожу, как кусок масла. Он содрогнулся и отвернулся от пейзажа, как раз в тот момент, когда у входа появился человек. Удивленный, полковник некоторое время разглядывал пришельца, смотрел, как тот плавно идет к центру зала, ломано переставляя ноги, и останавливается точно посередине. Губы Онерона тронула легкая улыбка. Оз, видимо, очень старался при реконструкции тела, но все-таки допустил некоторые огрехи в пропорциях и мелких деталях, отчего созданный им субъект походил на оживший манекен. Человек повел крупными глазами в сторону полковника и, старательно складывая губы, проквакал:
- Надеюсь, в таком обличье я буду тебе более приятен.
- Что ж, неплохо, Оззи, - похвалил полковник, обходя эри кругом. - В целом сойдет. Теперь я знаю, куда смотреть при разговоре. Спасибо.
- Я всегда рад помочь тебе, - чопорно заявил Оз. - Для достижения общего блага.
Отныне Оз стал высоким блондином с блеклыми серыми глазами, слишком крупными для человеческих, но в остальном полностью совпадающих со стандартами красоты. Все его пропорции и черты говорили об усредненности, схематичности. Созданное им тело было не более чем демонстрационной моделью, которую можно было использовать таким же образом, как и любой инструмент - строго по назначению.
- У меня возникло затруднение с выбором пола, - добавил Оз. - Сами по себе мы гермафродиты, поэтому вопрос взаимодействия полов для нас не актуален. Я подумал, что женщина-контактёр отвлекала бы тебя от нашей цели или как-то задела твои... чувства. Ведь это было бы... неестественно.
- Ты поступил правильно, - буркнул Онерон, слегка сбитый с толку.
Оз карикатурно кивнул, слишком сильно дернув головой.
- Но предупреждаю! Тебе придется привыкнуть к механике человеческого организма.
- Будь спокоен, Со.
Од-Оз, для краткости называемый человеком просто Оз, рассказывал, что жизнь их родительского мира строилась на соединениях более легких элементов, чем кислород и углерод. А именно - на соединениях водорода. Оз попробовал детально разъяснить базовые химические реакции, но очень скоро человек терял нить повествования и новый повтор приносил такой же результат. Тогда Оз оставлял бесполезную затею и переходил к другой теме. Оба играли в словесный пинг-понг: когда один заканчивал рассказ, другой приступал к своему.
Так, за несколько недель Онерон многое раскрыл и многое узнал.
Для начала, Оз поведал человеку историю происхождения своей расы.
Издревле на Дане доминировали растения. Подвижные формы жизни проигрывали растительным потому, что плохо переносили холодные тридцатидневные ночи. В отличие от массивных цветков, они не могли удерживать тепло и впадать в спячку. Так как любая активность связана с затратами энергии, ее бесцельный расход на простое бодрствование в суровых условиях планеты расценивался как непозволительная роскошь. Погибший организм не мог регенерировать из останков.
Первые популяции живых стремительно сменяли друг друга в лихорадочных попытках приспособиться к агрессивной среде. Появлялись всевозможные вариации существ, основой жизнедеятельности которых стали соединения водорода и азота. Природа Дана быстро разделилась на два лагеря - статичные и стремительные. К статичным относилась львиная доля растений, грибов и слизистых, произраставших в благоприятных районах планеты и питавшихся при помощи фотосинтеза. Среди них образовались пищевые цепочки, несколько классов растений, питавшихся производными органики. Флора планеты блистала множеством граней, ее узоры переплетались между собой, образуя единый пестрый ковер. Стремительные были представлены подобием высших животных. Они выживали за счет сверхподвижности; пока длился долгий день, они жили и наслаждались мигом. С приходом заката, их стаи готовились к спасительному перегону на противоположную сторону, где свет соперничает с тьмой в вечном споре утра и вечера. Кто пролетал, кто пробегал, кто проплывал это расстояние, но выдержать путешествие могли лишь сильнейшие. Слабые - больные, старые и недоразвитый молодняк - оставались умирать в ледяных объятьях ночи, чтобы послужить пищей для новых поколений живых. Естественно, среди самых живучих завелись хищники - опаснейшие твари, способные уничтожить любого противника. Каждый день легионы стремительных пересекали полушарие планеты, оставляя позади себя леса и джунгли, в недрах которых затаилась жизнь.
По логике вещей, наиболее вероятно возникновение разума в среде хищников, так как их нервная система гораздо сложнее травоядных. Ведь чтобы выследить и поймать жертву, нужен особый талант. Но судьба распорядилась так, что роль пассивной биомассы выполняли стремительные, единственным козырем которых оставалась подвижность. Но подвижность эта была сродни рефлексу, что командует бутону закрываться на ночь, а мотыльку - лететь на свет костра. Из стремительных хлестала энергия, так необходимая изголодавшимся за ночь растениям. И потому, когда странники прибывали в утро нового дня на новое место стоянки, из темноты к ним выныривали многочисленные капканы и ловушки. Велась нескончаемая битва; стремительные пожирали плоды статичных, те в свою очередь ловили неосмотрительных зверей на крючки-приманки. Эволюция диктовала директивы: одни виды живых сменялись другими, и каждый решал вопрос выживания по-своему. Для растений фотосинтез сменился накоплением электричества. Многокилометровые штыри одуванов (их остовы до сих пор видны из амфитеатра) собирали статические заряды из атмосферы, накапливали их в зонтах и распределяли между собой и нижними сородичами, что прикрывали их корневую систему от холода. Сеть нижних растений образовывала многоуровневые, глубокие, запутанные лабиринты. В недрах этих ветвистых масс творилось такое, что не мог бы помыслить не один человек. Стремительные гнули свою линию. Они исторгли из своих рядов виды, способные сливаться в одно, распадаться на лоскуты и проводить некоторое время в смертельной темноте ночи. Это была хитрая уловка. Под покровом тьмы хищники атаковали напитавшиеся за день растения, прорывались вглубь живого мерцающего ковра и пожирали сладкую мякоть их тучных стеблей. Растения отвечали тем, что рожали смертоносные споры, по внешним признакам совершенно неотличимые от мелкого зверья. Споры нападали на самых крупных хищников и заражали их ядом. Хищники не остались в долгу - научились откладывать личинки в корнях самых слабых деревьев, и зародыши медленно выедали исполинов изнутри. На новый выпад - новый маневр, и так без конца...
Тысячи периодов продолжалась эта эволюционная гонка, пока в один прекрасный день семейство раскидистых кустарников Восточного полушария не исторгло из себя особую пыльцу. Предназначалась эта субстанция для приманки потенциальных пожирателей, но чтобы усложнить процесс добычи, каждая частичка пыльцы снабжалась автономным симбиотическим узлом, который должен был поддерживать связь с материнским кустарником. Пыльца прошла извилистый путь преобразований и, в конечном счете, осознала свою сущность, стала разумной, поняв себя как часть Симбиоты.
Так появились эриданцы.
Человек был под впечатлением. Информация транслировалась ему вместе с изображениями прямиком в мозг - вместе с эхом чувств и эмоций давно умерших существ, что некогда жили и погибали здесь. Поэтому историю Оза он узнал во всех деталях.
Когда впечатления улеглись, Онерон поделился с Чужим выводами от просмотра содержимого Вояджера. Явных посланий действительно насчитывалось семь. Так как часть данных была поврежденной, понять смысл записанного оказалось невозможно. Восстановлению эта информация не подлежала. Другие данные представляли собой набор разрозненных символов, так или иначе сообщающих о каких-то базовых категориях в фундаментальных учениях, или просто мусор. Там, например, была цепочка из последовательно разворачивающейся в разных плоскостях геометрической фигуры - квадрата. Сначала это была точка, затем линия, после которой следовал собственно квадрат, за ним куб, за кубом тессеракт, следом пентеракт, хексеракт - вплоть до 16-мерника. Аналогичные цепочки выкладывались с другими геометрическими фигурами, среди которых оказались и треугольники, и окружности. Содержались сведения из геометрии и математики, восходящие к развернутым областям в каждой науке. Коды, ключи и множества. В памяти модуля помимо прочего имелся отдел с единственным пятном, над которым поработали предположительно фотоны. Что символизировало собой это пятно, этот сгусток застрявших в микросхеме частиц - никто не понял. Кое-какие отделы электронной памяти были засорены информационными паразитами. Древние люди назвали бы их виртуальными вирусами, но те вели себя на носителях модуля предельно автономно, постоянно взаимодействовали, пожирали и воспроизводили друг друга, как в естественной среде обитания. Некоторые развивались в более сложные субстраты, но им отчаянно не хватало жизненного пространства и они распадались на эшелоны простейших.