Сегодняшний гость тоже принес нерадостную весть. Армия гроссгерцога опять отступила, и притом с большими потерями. И даже фон Шиф, недостаточно хорошо разбиравшейся в военной науке -- одной из немногих сфер, в которых младший брат многократно ее превосходил! -- было ясно, что ситуация уже вряд ли повернется к лучшему. Необходимо было придумать, как обернуть на пользу Эрвина поражение, но этому мешал страх, что после очередного боя брат вовсе не вернется с поля битвы.
Отчаявшись заснуть, фрейлина встала с кровати и подошла к окну. Потянула на себя тяжелые створки и вдохнула свежий запах мокрой от дождя листвы. Погода в последнее время тоже испортилась: день, когда хозяева замка устроили охоту и прогулку по лесу, оказался последним солнечным днем перед неделей ветреных и дождливых дней. В замке было сыро и промозгло, многие фрейлины кашляли, а герцогиня Эвелина жаловалась, что плохая погода портит ей настроение.
Вспомнив про свою капризную госпожу, Мафальда недовольно скривилась и, поежившись, закрыла окно. В комнате стало довольно холодно и мысль о том, чтобы вернуться в кровать и закутаться в теплое одеяло, показалась молодой женщине весьма заманчивой. Она с надеждой отошла от окна -- может быть, ей все-таки удастся сейчас заснуть? Но увы, отоспаться в эту ночь ей было не суждено...
Из-за двери ее спальни послышались тихие, едва различимые в тишине спящего замка шаги. Кто-то крался по коридору мимо комнаты Мафальды, крался, стараясь ступать как можно тише, но все-таки не сумев идти по каменному полу совсем неслышно. Фрейлина на цыпочках подбежала к двери и прислушалась. Шаги быстро удалялись, и она осторожно приоткрыла дверь, радуясь, что та не заскрипела в такой ответственный момент. Проследить, кто бродит ночью по замку, было необходимо. Даже если это кто-нибудь из пажей или камердинеров отправился на свидание к кому-нибудь из горничных или наоборот -- из таких случаев Мафальда уже давно научилась извлекать пользу. Поймав юношу или девушку на месте «преступления», а затем великодушно отпустив и пообещав при этом сохранить их проступок в тайне, первая фрейлина обзаводилась благодарными и опасающимися, как бы она не сообщила об их неподобающем поведении герцогине, союзниками. У госпожи фон Шиф было уже трое таких обязанных ей друзей среди слуг, и она не отказалась бы при случае обзавестись четвертым.
Коридор, в который выглянула Мафальда, был погружен в почти полную темноту, но далеко впереди все же был заметен чей-то расплывчатый светлый силуэт. «Вот так и возникают в старинных замках слухи о призраках!» -- усмехнулась про себя фрейлина и проворно засеменила по коридору, спеша догнать полуночника и стараясь при этом не шуметь, чтобы он не заметил ее раньше времени и не свернул на какую-нибудь лестницу, где она, скорее всего, уже не смогла бы его найти. Ей удалось сократить расстояние между собой и «призраком» до нескольких шагов, и только после этого преследуемый, должно быть, услышав за спиной слабый шум, оглянулся. Мафальда остановилась и, приглядевшись к своей «добыче», возмущенно выдохнула и подбоченилась: на нее смотрели испуганные и умоляющие глаза фон Айса.
-- Не спится, господин паж? -- с лукавой улыбкой спросила первая фрейлина. Юноша шумно вздохнул и издал тихий звук, подозрительно похожий на всхлипывание. Мафальда промолчала, даже не пытаясь помочь ему выкрутиться: она была уверена, что молодой человек достаточно сообразителен, чтобы сделать это самостоятельно. Так и вышло. Айс помедлил еще несколько секунд и, догадавшись, что облегчать ему попытку оправдаться любимица гроссгерцогини не будет, еще раз вздохнул и сбивчиво затараторил:
-- Госпожа фон Шиф, я знаю, что виноват! Знаю, что благородные люди не делают этого тайком! Но если бы вы знали... Если бы вы были мужчиной...
-- Еще чего мне не хватало! -- громким шепотом воскликнула фрейлина и театрально всплеснула руками.
Даже в темноте стало заметно, как щеки фон Айса залились ярко-красным румянцем -- во всяком случае, Мафальда была уверена, что ей это не померещилось.
-- Простите, госпожа первая фрейлина, я не это хотел сказать... -- окончательно растерявшись, еще торопливее забормотал паж. -- Я имел в виду, что если бы вы были мужчиной, вы бы меня поняли! Любой взрослый мужчина на моем месте поступил бы так же!
-- Так уж и любой! -- усмехнулась Мафальда, хотя особых причин не соглашаться с Айсом у нее не было -- все мужчины, которых она знала, включая и своего горячо любимого брата, в юности обязательно заводили романы со служанками и точно так же, как Айс, наносили им по ночам «визиты».
-- Любой благородный человек, которому не безразлична судьба его страны, который думает не только о себе! -- с неожиданной горячностью возразил ей юноша, и его глаза ярко сверкнули в темноте. Правда, он тут же испугался, что заговорил слишком громко и что их могут услышать другие обитатели замка, и, стушевавшись, зажал себе рот обеими руками. Мафальда уставилась на него с удивлением:
-- Любой благородный? -- переспросила она, ничего не понимая.
-- Да! -- Айс опустил руки и с вызовом уставился фрейлине в глаза. -- И я знаю, что вы сами тоже так считаете. Вы -- сестра генерала фон Эльке, который находится на войне с первых ее дней. Вы не можете думать иначе!
-- Мальчик мой... -- Мафальда не выдержала и отвела взгляд. Она редко испытывала чувство неловкости, но теперь ей впервые за очень долгое время было по-настоящему стыдно. Хорошо же она думала об этом юнце! И ведь ей сразу показалось подозрительным, что он шел на свидание в длинном дорожной плаще!
-- Вы ведь отпустите меня? Позволите мне уехать? -- умоляюще зашептал фон Айс, и Мафальда испугалась, что сейчас этот решительный и доблестный защитник отечества расплачется.
-- А ты уже решил, куда именно едешь? -- спросила она строго. Молодой человек просиял и радостно закивал головой:
-- Конечно! Все уже давно решено! Я еще вечером подготовил лошадь, помощник конюха обещал меня не выдавать. Я поеду в бригаду вашего брата!
«Вот Эрвин обрадуется такому «подкреплению»! Наверняка будет весь день шутить, что у него не полк, а детский приют для малолетних сирот!» -- фыркнула про себя фрейлина. Но потом ей вдруг стало не по себе, и она посмотрела на юношу с опаской и сочувствием:
-- Франц, а о своей матери ты подумал? А о сестрах и тетушке?
Теперь настала очередь юноши отводить глаза в сторону. О родных он, конечно, думал и о том, что является последним представителем своего рода тоже, но желание вырваться из скучной придворной жизни и принести своей стране хоть какую-то пользу отодвинули все эти мысли на второй план. К тому же, паж, как и все молодые люди в этом возрасте, был свято уверен в собственной неуязвимости.
-- Они меня поймут! -- заверил он Мафальду. -- Поймут и будут мной гордиться. Неужели вы думаете, что моей маменьке нужен трусливый сын, который отсиживается в замке, когда все способные держать оружие мужчины...
-- Твоей матери нужен живой сын, -- перебила его Мафальда. -- Ты этого сейчас не понимаешь, но когда-нибудь, когда сам обзаведешься семьей, тебе тоже будет важно только одно: чтобы твои дети были живы. Даже если при этом они при слове «война» будут в ужасе прятаться в сундук! У меня есть сын, так что поверь мне на слово -- это правда.
Франц промолчал, хотя по его глазам Мафальде было очевидно -- он ей не верил. И отказываться от своего решения сбежать тайком на войну тоже не собирался. Впрочем, фрейлина уже понимала, что даже если она попытается удержать его, разбудив весь замок и рассказав своим господам о его намерениях, юноша все равно сумеет осуществить свой план. Да она, в общем, и не думала его удерживать -- права на это у нее не было.
-- Что же, тогда -- поторопись! -- вздохнула Мафальда и порывисто обняла молодого человека. -- И будь осторожен, очень тебя прошу!
-- Спасибо! -- тихо, но восторженно прошептал фон Айс. -- Я знал, что вы меня все-таки поймете и отпустите! Вы -- сестра генерала фон Эльке! И не беспокойтесь, я буду очень осторожен, больше никого не разбужу!
-- Да я не об этом... -- еле слышно ответила Мафальда, но Франц уже уносился прочь от нее по коридору, двигаясь так быстро и так бесшумно, что его фигура снова стала похожа на привидение. Фрейлина вздрогнула и поспешно отогнала непрошеные мысли -- нечего думать о самом страшном, нечего! С Айсом ничего не случится, Эрвин ни за что не пустит пятнадцатилетнего ребенка в бой, он придумает для него какие-нибудь важные дела в штабе, придумает что-нибудь такое, что позволит мальчишке остаться в относительной безопасности. Все будет хорошо...
Ежась от холода, молодая женщина зашагала обратно в свой будуар. Она думала о Франце и одновременно вспоминала своего собственного сына. Пока еще -- несмышленого ребенка, но ведь и ему когда-нибудь исполнится десять лет, а потом и двенадцать, и пятнадцать... исполнится, как бы ей ни хотелось, чтобы он всегда оставался малышом. И все, на что ей остается надеяться, так это на то, чтобы в те годы их герцогство ни с кем не воевало!
Фон Шиф почти без сил упала на свою кровать и уткнулась лицом в подушку. Без Франца в замке станет еще скучнее и безрадостнее. А сколько всего ей придется выслушать утром от Эвелины! Интересно, этот молокосос хотя бы письмо своим родным отправил? А записку гроссгерцогу написал? Мог и не подумать о таких «мелочах», и тогда замок будет кишеть сплетнями о том, куда мог убежать любимый паж герцогини... И ей, Мафальде, тоже придется выдумывать какую-нибудь более-менее правдоподобную версию его исчезновения, чтобы никто не заподозрил ее в причастности к этому побегу. Да, дел у нее будет много...
Мафальда вдруг поняла, что совсем закоченела, и натянула на себя одеяло. За окном начинало светлеть, и она вновь загрустила из-за того, что ей не удастся выспаться. Но, уже засыпая, молодая женщина вдруг подумала о том, что Франц, наверное, уже скачет по пустынной дороге на север и скоро встретится с Эрвином, и улыбнулась. Наивный мальчишка был прав -- она не только боялась за его жизнь. Она еще и гордилась им, как гордилась и своим братом, и всеми, кто воевал под его командованием. А еще, подумалось вдруг Мафальде, этот ночной разговор все-таки принес ей еще одного верного друга и союзника...
Проснулась любимая фрейлина гроссгерцогини совершенно усталой и разбитой, словно и не спала в эту ночь вовсе. К своей госпоже она шла, как на эшафот, слушая ее обычную пустую болтовню, с трудом скрывала свое раздражение, а за завтраком не смогла съесть ни крошки. Тяжелое, давящее беспокойство не давало ей сосредоточиться ни на одной мысли, ни на одном разговоре. Все, что удавалось Мафальде -- это делать вид, что у нее все хорошо, и поддакивать обращающимся к ней собеседникам. Но даже для этого ей с каждой минутой требовалось все больше усилий. А ведь притворяться спокойной фон Шиф научилась еще в юности и с тех пор долгие годы совершенствовала это мастерство!
Фрейлина прислушивалась к себе, пытаясь понять, что привело ее в такое волнение, но все ее усилия были тщетными. Причина была не в сбежавшем на войну юном фон Айсе. Несмотря на то, что Мафальда относилась к нему с симпатией и ей было бы жаль, если бы он погиб, для нее он все-таки был чужим человеком и сходить с ума от страха за его жизнь она бы не стала. Но причина не могла быть и в брате -- ведь Эрвин уже давно был там, среди пуль и снарядов, и раньше Мафальда, хоть и переживала из-за него, никогда не теряла головы. И никаких новых известий о брате она не получала с тех пор, как узнала о поражении его войска...
«Старею я, что ли? -- пыталась шутить про себя Мафальда в надежде, что хотя бы это поможет ей успокоиться. -- Раньше ни от каких дурных предчувствий не страдала, пока не знала точно, что с кем-нибудь из наших родных случились неприятности. И что дальше с тобой, душечка, будет -- дурные сны, истерики, обмороки на ровном месте, как у нашей обожаемой госпожи Эвелины?» Эта мысль немного развеселила камер-фрейлину, и на ее лице появилась легкая улыбка, которую рассказывавший ей что-то сосед по столу -- еще один молоденький паж -- с радостью принял на свой счет. Но потом обитатели замка встали из-за стола и разошлись по своим комнатам, и Мафальда, снова оставшаяся наедине со своими мыслями, почувствовала, что опять погружается во все возрастающее беспокойство.
За окном шел мелкий противный дождь, а это значило, что Эвелина проведет весь день в замке, и Мафальде придется из кожи вон лезть, чтобы придумывать для нее разные развлечения. «Ну, ничего, одна я мучиться не буду, уговорю ее сиятельство позвать и других фрейлин!» -- злорадно решила Мафальда, отправляясь к госпоже. А потом ее мысли снова вернулись к Эрвину. Что, если предчувствия не врут? Что, если раньше она была слишком черствой, и поэтому не придавала им такого значения, а теперь просто научилась слышать свое чутье? Или раньше ее предчувствия не были такими сильными, потому что Эрвин не бывал в такой большой опасности, как сейчас?
Герцогиню Эвелину Мафальда застала тоже испуганной и страшно расстроенной.
-- Ты представляешь?!! Франц! Этот мальчишка!!! -- принялась сбивчиво рассказывать она своей любимице, картинно заламывая руки. -- Он сбежал на войну!
-- Что вы говорите, ваше сиятельство?! -- в голосе Мафальды прозвучало такое естественное изумление, что она сама почти поверила в то, что ничего не знала о побеге молодого человека.
-- После всего, что мы для него сделали! После всех благодеяний, которые мой муж ему оказал!!! -- возмущалась герцогиня. -- Как он мог так поступить?! Как ему вообще могло прийти такое в голову?!
-- А это точно? -- теперь Мафальда спрашивала с сомнением и недоверием, жалея, что ее превосходную актерскую игру некому оценить.
-- Совершенно точно, он обо всем написал нам с Максимиллианом, и поскольку моего августейшего супруга сейчас нет в замке, письмо передали мне! -- казалось, герцогиня вот-вот расплачется. -- Ему, видите ли, совестно прятаться в замке, когда все мужчины, способные держать оружие, защищают страну!
Мафальда в ответ лишь развела руками со скорбным выражением лица:
-- Что ж делать, молодые юноши -- они такие...
Про себя она в тот момент впервые всерьез пожалела, что не родилась мальчиком, как Эрвин. Была бы сейчас в походе рядом с братом -- там, где не нужно притворяться и терпеть чужие глупости! Увы, об этом фрейлина могла только мечтать...
Эвелина, тем временем, выкрикнула еще несколько горьких упреков «глупому, бессовестному и неблагодарному» Францу и, схватив с туалетного столика полупрозрачный батистовый носовой платок, принялась промокать сухие глаза. Мафальда поняла, что настал момент для утешения расстроенной герцогини, и не упустила его:
-- Не переживайте так, этот мальчишка не стоит ваших слез!
-- Да, ты права, -- скорбно вздохнула гросс-герцогиня. -- Нельзя так переживать из-за неблагодарного мальчишки, но ведь ты же меня знаешь... Знаешь, какая я чувствительная...
-- Знаю, но так все-таки нельзя, ваше сиятельство, -- понимающе закивала в ответ Мафальда. -- Надо вам как-то развеяться, давайте я позову Розалинду и остальных? Давно мы все вместе не собирались...
-- И правда, позови наших дам, может, они знают еще какие-нибудь подробности о побеге Франца! -- глаза «чувствительной и не жалеющей себя» Эвелины загорелись любопытством, и Мафальда с удовольствием отправилась выполнять ее распоряжение.
Вскоре в покоях гроссгерцогини собрались все ее приближенные, и Мафальда получила возможность немного поразмышлять обо всем, что ее беспокоило, пока Эвелину занимали остальные фрейлины. Большинство из них действительно рассказывали всевозможные подробности о побеге Франца, приукрашивая их на ходу и отстаивая друг перед другом правдивость своих версий. Больше всех, как и следовало ожидать, сочиняла Розалинда. По ее словам, фон Айс покинул замок, потому что пообещал жениться сразу на двух горничных и на одной из помощниц главного повара, после чего испугался скандала. Правда, другие дамы утверждали, что дело совсем не в этом, а в том, что бедный юноша был безответно влюблен и ускакал воевать в надежде героически погибнуть в бою, поскольку иначе излечиться от своей несчастной любви не мог. Разногласия у них начинались только в одном: в том, кто был той роковой женщиной, из-за которой Франц захотел умереть. Одни приписывали эту роль кому-нибудь из известных знатных дам, хотя Мафальда сильно подозревала, что с половиной из них он вообще никогда не встречался, другие -- все тем же горничным и прочим служанкам, третьи -- крестьянским девушкам из ближайшей деревни.