3
Суббота шестого сентября 1941 года не задалась, с раннего утра пошел мелкий и противный дождь. И все походило на то, что дождь будет идти весь этот день, не переставая. Альфред Нетцке в одних трусах стоял перед большим, почти в его рост, зеркалом и внимательно себя рассматривал. Ему совершенно не хотелось даже думать о том, что после завтрака нужно будет натягивать на себя мундир штандартенфюрера СС. Поверх него одевать демисезонный плащ и под моросящим дождем брести на работу.
- Ну, и откуда такие здоровяки берутся в белорусских деревнях? Кровь с молоком, да и только! -
Задумчиво произнес симбионт Альфред, глазами Василия рассматривая его же самого!
- У нас в деревне женщины красивые, они красивых детей рожают! Моя мамка, наверное, тоже была очень красивой женщиной, правда, я ее никогда не видел! Я бы не сказал, что мой отец был писаным красавцем, но деревенские женщины почему-то к нему частенько захаживали, когда мамка бросила нас обоих и куда-то уехала. Он меня и воспитывал, чуть что не по нему, спускал с меня портки и брался за ремень. Зад у меня получился таким маленьким и упругим потому, что очень часто мне приходилось его очень сильно поджимать во время очередной порки. Ну, и как я нравлюсь тебе, Альфред? - Поинтересовался Василий, вертясь во все стороны перед зеркалом.
- Нравишься, нравишься, Вася, очень даже нравишься! Потому что ты - это я теперь и есть! Как я могу не нравится самому себе?! Слушай ты, деревенщина, хватит тебе вертеться и кривляться перед зеркалом. Пошли лучше на кухню, генеральша на сегодня яичницу из четырех яиц приготовила. Свежий белый хлеб, деревенское молоко и яичница со шкварками - это настоящая мечта, а не завтрак. Стой, стой, подожди, а это ты куда с голым задом направился?
- Куда, куда? На кухню, естественно, после твоих слов о свежем хлебе и о деревенском молоке, у меня слюнки изо рта потекли, и я дикий голод почувствовал! Так что иду на кухню завтракать!
- Вась, охладись! Нам нельзя на кухне, да еще перед женщиной в одних трусах покаазываться!
- Это какую женщину ты имеешь ввиду, Екатерину Васильевну, что ли? Да она совсем не женщина, а генеральша! Она стольких командиров и красноармейцев Красной Армии повидала в чем их мать родила, нагишом, что один какой-то немец в трусах ей будет нипочем!
- Вась еще раз прошу тебя охладись! Пойдем и накинем на свое тело какой-либо домашний халат или, в крайнем случае, старую поношенную офицерскую форму.
- А еще лучше натянуть на плечи мундир штандартенфюрера СС! Екатерина Васильевна пока еще нас в этом мундире не видела. А как увидит, так сразу же с лестницы спустит со своего пятого этажа. Минчане особенно боятся и не любят эсэсовцев, чуть что не так, то во всем эсэсовцы виноваты! Вон по городу слух распространился, что эсэсовцы вот-вот начнут минских евреев переселять в особый квартал за колючей проволокой.
В конце концов, Альфред сумел переубедить Василия приодеться к завтраку. На кухне их ожидал небольшой сюрприз. На завтрак генеральша Пучкова пригласила мужчину, одетого в чистую крестьянскую одежду. Васька моментально в нем признал одного из командиров Красной Армии. Это ему и его товарищу Игорь Ефграфович Рожнов помог бежать из лагеря для военнопленных, расположенного на пересечении Широкой улицы и улицы Куйбышева, две недели тому назад. Василий притворился, что не узнал этого человека. На всякий случай он кивком головы с ним поздоровался и прошел к окну, посмотрел во двор. Там он увидел одни только лужи, сплошь покрытые рябью от подающих с неба мелких капелек дождя. Дождь и не думал прекращаться, он не шел, а мелко моросил! От омерзения Альфред Нетцке передернул плечами и тут же услышал строгий голос генеральши.
- Альфред, садись за стол! Хватит тебе на дождь смотреть! У меня завтрак давно готов, того и гляди яичница на шкварках остынет. Тогда будешь свои остывшие шкварки ножом резать и никакого вкуса не почувствуешь. Да, Альфред, если ты не будешь возражать, то Николай Семенович хотел бы к тебе присоединиться за завтраком. Ты его, возможно, не помнишь, но вы встречались, когда ты мучился с раненой ногой. Сейчас он крестьянствует в деревне, где я родилась, и он хотел бы с тобой посоветоваться по очень важному вопросу.
- Хорошо, - сказал Альфред Нетцке, отошел от окна и, устраиваясь за столом, тут же поинтересовался, - а где Семен Нечипоренко?
- Так ты ж его сам отпустил! У него какая-то девушка украинка появилась. Он теперь каждую субботу ее дома навещает. Вот и сегодня убежал ни свет, ни заря! Я только слышала, как входная дверь за ним громыхнула.
- Ну, да, ладно! Пускай, Семен, себе котует на стороне, а мы от него немного отдохнем! Ну, а вы, Николай Семенович, как предпочитаете со мной разговаривать в присутствии Екатерины Васильевны или без нее?
- Да, мне, в принципе, все равно, будет ли она или не будет присутствовать при нашем разговоре! К тому она уже и так уже многое знает, вот только помочь не может! Велела срочно с вами посоветоваться! Так что я начну, господин немецкий офицер!
- Да, пожалуйста, Николай Семенович, начинайте! Рассказывайте, и не обращайте на меня внимания. Я очень голоден, буду есть свою любимую яичницу, пожаренную на шкварках, и буду внимательно вас слушать!
- Екатерина Васильевна, молча, никак не комментируя, выслушала, что о ней думают и говорят мужчины. Также, молча, из глиняного глечика разлила холодное молоко в две большие кружки и поставила их перед Альфредом и перед Николаем. А затем, гордо подняв голову, демонстративно покинула кухню. Альфред тут же набросился на яичницу, Николай отпил немного молока из своей кружки, о чем-то подумал и начал говорить:
- Игорь Рожнов пообещал мне и Василию Лукашевичу помочь выбраться из Минска, но однажды бесследно исчез, а мне с Васькой пришлось два дня прятаться в дворницкой от вашего Семена. Хорошо еще, что Екатерина Васильевна нас подкармливала, а то нам совсем плохо бы пришлось. В конце концов, она не выдержала и отвезла нас обоих в свое родное село Погорельцы, находящее в сто двадцати километрах на Запад от Минска. Под видом своих двоюродных братьев она поселила нас в своей старой хате. Пришлось мне с Васькой эту хату чуть ли не целую неделю ремонтировать, чтобы в ней можно было бы жить. В селе мужиков почти не осталось, всех в Красную Армию забрали, так что местные женщина нас хорошо подкармливали, по крайней мере мы не голодали. А тут еще немцы сельским хозяйством занялись, они и к нам в село приехали. Меня председателем колхоза назначили, а Лукашевича - начальником полицейского участка. Работа председателем колхоза оказалась не пыльной, вовремя выходы женщин на работу отмечай, а что там в полях происходит, то немцев особо не заботило!
- Николай, имей в виду, что я тоже немец, так что о немцах говори более осторожней или ничего о них не говори!
Николай Семенович промолчал и никак не прореагировал на замечание, сделанное Альфредом Нетцке. Тот к этому времени прикончил сковороду яичницы и с таким же энтузиазмом принялся за теплый белый хлеб, запивая его молоком.
- Васька Лукашевич по непонятной причине вдруг свихнулся, он решил верой и правдой послужить немцам. Этот дурень принялся по ночам деревенские хаты обходить, женщин и детей пугать своим внезапным появлением. Это он старался найти и арестовать красноармейцев, приходивших из леса, чтобы хоть немного подкормиться. Среди окруженцев было много раненых. Однажды Ваське и его полицаям удалось схватить двух раненых командиров Красной Армии. В присутствии волостного старшины и еще какого-то окружного начальства Васька вместе со своими полицаями расстрелял этих командиров, под предлогом, что они якобы комиссары и евреи. Но рассказ не о Ваське Лукашевиче и не о его ренегатстве. После этого расстрела невинных людей я стал каждое утро запрягать телегу и уезжать в леса. Хотел встретить и заранее предупредить красноармейцев окруженцев, чтобы они в наше село из-за Васьки и его полицаев бы не заходили. Позавчера в лесу я встретил девчонку в красноармейской форме, она едва держалась на ногах. Она оказалась санитаркой медсанбата и шла в ближайшую деревню за хлебом...
В этот момент Альфред Нетцке перестал есть хлеб и пить молоко, отложил и то, и другое в сторону, весь превратился в сплошное внимание. В его голове барабанной дробью вдруг зазвучало слово "Погорельцы", ему пришлось даже переносицу носа почесать, чтобы это слово отогнать вглубь памяти. Сейчас оно попросту мешало ему думать о том, что рассказывал Николай Семенович!
- Когда мы подъехали к оврагу, то я чуть-чуть не свалился в обморок от спертого запаха, которым из оврага несло. Сорок пять раненых красноармейцев и командиров Красной Армии лежали на носилках прямо под открытым небом. Только очень немногие из них были прикрыты ватниками или еще каким-либо тряпьём. Кругом стоял стон раненых, просивших уколов, чтобы забыться от боли, воды, чтобы напиться. Среди раненых метались четыре санитарки, у них не было ничего, чтобы этим раненым оказать хоть какую помощь. Я помог девчонкам разжечь небольшой костер и на нем мы быстро сварили слабую болтанку из пшена. Кое-как нам удалось покормить и напоить раненых. Под вечер я их покинул и вернулся в свои Погорельцы, чтобы со своими женщинами договориться об уходе за ними. Сегодня третья смена женщин будет поить, кормить раненых, но у нас нет врачей и лекарств. Трое раненых уже умерли, авот я и отправился к Екатерине Васильевне за помощью.
- А помочь раненым я ничем не могу, Альфред! Есть у меня знакомые врачи, ну, а лекарств мы без тебя не достанем! Ну, так что Альфред, ты сможешь помочь Николаю и женщинам села Погорельцы выходить, поставить на ноги этих раненых красноармейцев?
Поинтересовалась Екатерина Васильевна. Она стояла у печки, сложив руки под грудью и, видимо, уже давно слушала рассказ Николая Семеновича. Васька поднял свой тяжелый взгляд на женщину и произнес:
- А вы случайно не знакомы с таким минским хирургом, как Павел Свистунов?
- Это не тот ли Пашка, что учился в 88-й школе и пошел учиться в Минский медицинский институт. Потом он, кажется, работал хирургом в Республиканской больнице?
- Екатерина Васильевна, я с этим человеком встретился один только раз, и мы с ним немного поговорили. Он рассказал мне о том, что командовал медсанбатом 100-й дивизии, оборонявшей Минск в последнюю неделю июня. По несчастливой случайности он был вынужден остаться в оккупированном нами Минске! Вот и все, что я о нем знаю. Но во время разговора мне показалось, что он человек честный, патриот своей родины и ему можно доверять!
- Ну, что ж, Альфред, если вы так мало о нашем Пашке знаете, то я постараюсь вам помочь в этом вопросе! Телефон пока еще работает, благодаря вам, господин майор, оккупационные власти его пока еще не отключили. Так что я перезвоню своим подругам и тогда сообщу вам их мнение.
С этими словами генеральша Пучков покинула кухню и отправилась в гостиную, где стоял телефонный аппарат. Альфред Нетцке повернулся к Николаю Семеновичу и сказал:
- Когда я вас увидел после побега из лагеря, то на вас была форма командира РККА и, если судить по споротым с воротника шпалам, вы были...
- Майором артиллеристом, я был начальником штаба 154-го гаубичного полка 8-й пехотной дивизии. Надо же было так случится, что войну я встретил в поезде, когда возвращался в свой полк после отдыха в Судаке на Черном море. Жена и дочь там так и остались, они решили провалятся на пляже под солнцем до начала учебного года в сентябре. Никто тогда не знал и не гадал, что начнется война. Я о ней узнал в поезде, которым возвращался в Лиду, там стоял мой артиллеристский полк. Наш поезд вдребезги разбомбили в пригородах Минска 25 июня. Мне тогда здорово посчастливилось, я не был даже ранен во время этой бомбежки. На вокзале отметился у военного комиссара и от него ждал нового назначения, так как Лида была уже взята немцами. Мне и еще нескольким командирам привокзальный комиссар приказал отправляться на пополнение командного состава 64-й дивизии. Он даже выделил нам полуторку и шофера, но этот шофер, видимо, плохо знал этот город. Мы долго плутали и когда покинули пределы Минска, то нас атаковал немецкий штурмовик. Машина была сожжена, шофер убит, а нас семерых командиров, в тот момент никто из нас не имел оружия, экипаж немецкого танка взял в плен. Ну, а дальше вы уже все знаете, бежал из плена и осел в Погорельцах.
- А где это село Погорельцы находится? - Поинтересовался Альфред Нетцке.
В тот момент у него в памяти всплыло содержание небольшого листка бумаги, в котором Минское отделение СД сообщало об аресте подозрительного человека. Это человек на одном из допросов вдруг признался в том, что он состоял членом группы Минского НКВД, занимавшейся закладкой схронов с оружием и продовольствием. Эти схроны тот человек называл "базами". В этом документе перечислялись возможные места закладки таких баз. Село Погорельцы стояло вторым номером в этом списке. Но вся беда заключалась в том, что этот человек не назвал точных адресов закладки партизанских баз, а лишь упомянул села и деревни, вблизи котоорых эти базы были заложены. Человек умер во время последнего допроса от кровоизлияния в головной мозг, когда конвоир ударил его в голову прикладом своего карабина!
- Село Погорельцы, находится, примерно, сто двадцать километров на Запад от Минска. Кругом нас одним леса и колхозные поля, рядом нет крупных дорог или шоссе. Я бы сказал, что это белорусская глубинка, там приятно было бы отдыхать, можно рыбу половить, если бы не эта проклятая война!
- Альфред, я нашла твоего хирурга Свистунова! Это наш Пашка, я училась вместе с ним в одном классе школы. Он меня сразу же признал, как только я до него дозвонилась! Он действительно командовал медсанбатом 100-й дивизии и случайно остался в Минске! И он с радостью согласился снова с тобой встретиться.
Глава16
1
Встреча с московским связным должна была состоятся в шестнадцать часов по минскому времени, минута в минуту. Допускалось только пятиминутное опоздание. За это короткое время Альфред Нетцке должен был опознать связную, вступить с ней в контакт, произнеся первую половину условленной фразы на немецком языке: "Роль девушки моей мечты..." и получить ответ на русском языке: "... исполняется знаменитой немецкой киноактрисой Марикой Рикк"! Если же связной по какой-либо причине не появлялся в назначенное время для встречи, опаздывал больше, чем на пять минут, то встреча автоматически переносилась на неделю.
Встреча со связной должна была произойти в Александровском сквере, расположенном в конце улицы Карла Маркса, и практическим в паре сотен метров от особняка Абвера-РСХА. То есть, штандартенфюрер СС Альфред Нетцке мог провести встречу со связной во время перерыва на обед или во время простого перекура и тотчас же вернуться на свое рабочее место. К тому же близость расположения особняка к месту встречи со связной позволяла ему контролировать обстановку в самом сквере и на подходах к нему еще до самой встречи. По крайней мере, Альфред Нетцке точно знал и даже мог наблюдать собственными глазами, что происходит в Александровском сквере в ту или иную минуту!
Сегодня полдня он занимался проблемами Николая Деревянко, обеспечивая Павла Свистунова лекарствами и необходимым инструментарием для проведения хирургических операций. Найти такое количество лекарственных препаратов и хирургического инструментария оказалось трудным делом даже для штандартенфюрера СС. Понятно, что Альфред Нетцке не должен был раскрывать своего инкогнито, поэтому он не мог обращаться в немецкие аптеки и в госпитали с просьбой предоставить ему такое большое количества лекарственных препаратов. Но в оккупированном Минске только немецкие госпитали и учреждения обладали таким количеством и таким разнообразным набором лекарств и медицинских инструментов, в которых срочно нуждался хирург Свистунов. Павел Свистунов, как только узнал о раненых, ни секунды не колебался и сразу же согласился ехать в лес, заняться лечением раненых красноармейцев и партизан. Но без лекарств и медицинских инструментов ему там делать было абсолютно нечего.