– Твой?
Нет, блин. Я просто мимо проходил.
- Прокатиться дашь?
Ага, щас.
- Ты что, глухой?
Говорят, если таких игнорировать, они отвязываются.
- А может, немой?
Или начинают заводиться. Но тут я заметил кое-что интересное в кармане туго обтягивающих жирноватые бедра шортов. Похоже на пачку сигарет. Почти полную.
- Сигареткой угостишь? – я кивнул на клетчатую выпуклость. - Тогда можешь поездить, пока курю. Только так, чтобы я видел.
Парень нахмурил толстый лоб, соображая. Рука потянулась к карману:
- Ладно. Только тут не кури. Дети. Давай туда отойдем, - он махнул на скамейку дальше по дорожке.
Я встал, прихватив велик за руль. Обмен произошел под кустами сирени. Рыжий щелкнул зажигалкой, и на мгновение мне полегчало. Я вскочил на лавку и угнездился на спинке для обзора. Клетчатые шорты сделали кружок вокруг детской площадки, пронеслись мимо меня, исчезли за фургонами, но тут же вынырнули на дорожке с другой стороны. Я лениво наблюдал сквозь дым, как рыжий пытается поднять в воздух переднее колесо. В башке стало пусто, и это было хорошо.
Потом рядом с красномордым нарисовалась чикса – крашеные черные патлы, жирная жопа в черных джинсах, мурло бледное, будто она все лето в подвале провела. Короче, персонаж из семейки Адамс. Поболтала с рыжим и ко мне вразвалочку.
- Привет, - глазками крашеными такая на меня стреляет.
Ну, привет.
- Крутой байк.
Ага, я это уже слышал.
- А ты не с нашего кемпинга, верно?
Так, и эта из породы приставучих.
- С чего ты так решила?
- Ну, просто я тебя тут раньше не видела.
Я вздохнул. До фильтра осталось еще несколько миллиметров, раньше времени гасить сигарету не хотелось.
- Может, я поздно ночью приехал?
- Нет, я весь вечер на ресепшене с отцом стояла, а ночью никто не звонил, - чикса улыбнулась, застенчиво демонстрируя стальные брекеты. - Мой отец – Флемминг.
Это хозяин кемпинга, что ли?
- А я сюда в гости, - говорю.
- Я так и подумала, - махнула чикса волосами. – А к кому ты приехал?
Я отстрельнул пальцами бычок и соскочил с лавки.
- К тебе, сладкая, - а сам слежу глазами за Рыжим. Он вовсю выпендривался на «Призраке» у бассейна и возвращаться пока не собирался.
- Правда?
Я скосился на девочку Адамс. Глазки блестят, ротик приоткрылся, сиськи под майкой от чувств ходуном. Мдя, по ходу, ошибочка вышла. Пора отсюда сматывать.
- Ты знаешь, что за обалдуй на моем байке куролесит?
- А, это мой брат, - бедняжка аж запыхалась, и по щекам мазнуло розовым. – Матиас.
Я свистнул, чикса подпрыгнула:
- Матиас! Хорош кататься. Давай сюда!
Рыжий послушно развернул велик и подкатил к скамейке.
- С тебя еще одна сигарета.
- Это как? – стоит такой, хлопает прозрачными ресницами.
- Да так. Я тебе что сказал? Катаешься, пока я курю. А я докурил уже. Значит, ты должен мне еще одну. Правда, сладкая? – я облапил пухлые плечи Адамс и ткнулся лбом в крашеный висок.
- А, - пискнула она, - да-а, - и смущенно захихикала.
Я вытащил из пачки рыжего, что мне причиталось, вскочил в седло и нажал на педали.
- Это что, твой парень? – донесся сзади пораженный голос Матиаса.
Для девочки Адамс, по ходу, парень был невиданным еще достижением. Даже такой, как я.
1
Тут я должен кое-что объяснить. Долго думал, как описать мою встречу с тобой и вообще, все те события, где ты играешь главную роль – хотя, конечно, ты совсем не играешь, ты просто живешь, дышишь, смотришь на мир своими удивительными глазами. Сначала я хотел так и написать: «ты». Ты ехала мне навстречу, ты обернулась, ты сказала... А потом подумал: память странная штука. Может, то, что я помню, ты и не помнишь совсем. Или помнишь по-другому, и подумаешь, что я тут вру или выдумываю всякую хрень. Ну, чтобы приукрасить там или еще чего. Поэтому решил, что буду писать о тебе, как о других. Лэрке сказала, Лэрке посмотрела... Тогда ты, конечно, поймешь, что это ты, но в то же время это будешь не совсем сто процентов ты, потому что Лэрке – это тот человек, каким вижу тебя я. И если тебе покажется, что он в чем-то лучше, красивее, мудрее тебя – то гони эти мысли. Потому что они и есть настоящая ложь. Истина в моих глазах, Лэрке. В глазах смотрящего. Как бы мне хотелось увидеть тебя еще раз!
Жаворонок
Я решил все-таки поискать шлем. На самом деле, он был мне нафиг не нужен. Но я вроде как обещал матери, что поеду за ним. И потом, вдруг кто из соседей повесил его где-нибудь на виду, на заборе там или кустах. Это ж не наше гетто, где и велики-то тырят регулярно, несмотря на замок, не то что шлемы бесхозные. Может, ма или отчим заметят сине-желтые полоски, и как я тогда объясняться буду?
Короче, попилил я вокруг озера. Приехал на место – шлема нет. Ни на кустах, ни на заборах, ни на траве. Я и мостки осмотрел, где купался, и у камышей полазил – нефига, как корова языком. Проехал вверх по дорожке между виллами: думаю, может, его туда кто утащил. Заодно глянул на почтовый ящик у белой виллы – красивый, черный с выгравированными по металлу именами. Магнус, Эллен, Марк, Лэрке и София Кьер. Просто интересно было, кто мог тогда так обалденно играть. Хотя хрен знает, может, к этим Кьерам какой пианист в гости приезжал. Типа знаменитость.
Шлема никакого не нашел, развернулся и почесал обратно, к озеру. Думаю, закачусь щас в укромное местечко и курну еще разок. Тут навстречу мне велик из-за кустов выворачивает. Ну, я дал чуть в сторону, даже не посмотрел сначала, кто там рулит. А потом вижу... Блин, не знаю даже, как это описать. Сначала мне юбка бросилась в глаза – алая такая, цвета знамени мировой революции, реет себе гордо по ветру. И ноги из-под нее выстреливают - голенастые, с легким загаром и без всяких там дурацких лосин, в которые девчонки почему-то тут так любят запаковываться. Представьте, жара, пот, солнце – и чешет такая чикса в черных лосинищах. Волосы, что ли, на ногах прячет? А тут – прям глаза радуются.
Ну, я порадовал их немного, а потом выше глянул. И офигел. Вроде обычная девчонка – лицо сердечком, пухленькое такое и угрюмое, а вот глазами мы встретились – и все. Пропал я, растворился, всосался в этот взгляд, как в воронку. А чудо на велике мимо пронеслось, не сбавляя скорости. Меня только обдало ароматом осенней сирени, и по щеке будто мазнуло нежно цветочным пухом.
Обернулся на узкую спину в зеленой кофточке – думаю, посмотрю хоть, к какому дому свернет. Только не рассчитал, что дорожка идет под гору. Короче, пока я слюни ронял, руль у меня из рук рванулся, колесо повело, и – тадам! – вот я уже красиво лечу по воздуху и качусь по гравию, обдирая локоть и щеку. В довершение позора на меня сверху падает, брякнув звонком, «крутой байк». Лежу, такой, моргаю. Слышу – смех. Нежный, как птаха щебечет. Короче, девчонка эта притормозила, стоит вполоборота, смеется и голову закидывает – а шея длинная, линия невыразимая у горла, так и хочется пальцами провести. Чувствую, у меня улыбка дебильная до ушей, а поделать ничего не могу. Если бы мне еще раз пришлось с велика грохнуться, чтобы этот смех услышать, я бы это сделал, да и не только это – я бы в озеро на «Призраке» с мостков сиганул или в дерево башкой со всей дури – без разницы.
Вдруг она смеяться перестала, посерьезнела. Велик на подножку поставила и ко мне. Думаю, что такое? Тут до меня доперло. У меня же кровища на морде, да и по руке вон побежало. Я байк с себя спихнул и на ноги вскочил, чтоб не пугать. А она уже здесь – близко так, бровки нахмурены, а глаза яркие, калейдоскопические, невозможные, и волосы чуть встрепанные, и в них солнце застряло.
- Ты как? У тебя кровь, - донеслось сквозь шум в ушах. А я стою и сказать ничего не могу, пялюсь только на нее, как придурок. Обычно я с девчонками холодный, нагловатый даже, они из-за этого в старой школе вечно за мной бегали. А тут растаял, как сугроб под мартовским солнышком. Одна сплошная грязноватая лужа. – Может, к нам пойдем? У нас пластырь есть. Я живу тут рядом.
Раньше я бы первый за ней с радостью поскакал, точнее, похромал, прикинувшись тяжело раненым, чтобы такая лапка меня полечила. Но то было раньше. А теперь меня переклинило. Перед глазами замелькали красноватые вспышки. Вот Себастиан облизывает мне щеку и засовывает в ухо горячий слюнявый язык. Вот его пальцы хватают меня повыше локтя и сдергивают с дивана... И теперь моей загрязненной, изгаженной кожи, возможно, коснется - она?
- Не, - я попятился, тряся головой, и чуть не запнулся о лежавший поперек дорожки велик. – Не надо. Со мной все в порядке, правда.
- Да брось, промыть-то хотя бы надо, раны в земле, - она протянула ко мне маленькую руку, звякнули фенечки на запястье. Я дернулся в сторону, прикрывая ссадину на локте ладонью.
Она вскинула на меня удивленные глаза, и я едва успел пробормотать, прежде чем снова утонуть в них:
- Я... мне ехать надо. Спасибо, но мне правда надо... ехать.
- Ладно, - посмотрела на меня как-то странно, покусала губу. Я взгляд отвел, почувствовал, что ем ее глазами, как голодный волк - Красную Шапочку. – Тогда... Подожди тут. Я мигом.
Гравий хрустнул. Смотрю – шагает быстро к своему велику, вот попрыгала на одной ножке, камешек ей в шлепку попал. Думаю: нет, не может быть, чтобы она это сказала. Наверное, глюки опять у меня. Зачем ей нужен дебил, который на велосипеде нормально проехать не может, мычит, как телок, и слюни пускает? А девчонка свой драндулет за руль тащит и прямо к черному почтовому ящику сворачивает. И, прежде чем в калитку нырнуть, улыбается мне. Прикиньте!
Короче, я «Призрака» вздернул кое-как на колеса, футболкой утерся, жду и думаю: Эллен она, Лэрке или София? Нет, Эллен, скорее всего, мать. Даки обычно на ящиках имена родителей первыми пишут, а детей потом. Значит, Лэрке или София. И то, и другое красиво. Ей бы подошло. Только, может, зря я все-таки тут торчу, пень-пнем? Не вернется она?
Тут слышу – за живой изгородью голоса. Кусты высокие, не видно, кто там, но вроде по звуку – чудо с велика и ребенок. Потом заскрипело что-то ритмично, и вдруг:
- Привет! – совсем близко голосок тоненький и хихиканье.
Головой завертел – никого.
- А я тут!
На этот раз я заметил взметнувшиеся кудряшки с развязавшимся бантом и чумазую мордаху. Все это с визгом ухнуло за кусты, но тут же возникло снова. За изгородью, по ходу, стоял батут.
- А Лэрке уже идет, - сообщило дитё, взлетая над зеленью в следующий раз.
Значит, все-таки Лэрке. Кажется, по-датски это означает какую-то певчую птаху, жаворонка что ли? Я глянул в сторону калитки: точно, девчонка направлялась ко мне, без велика, но с моим запропавшим шлемом в руках. Блин, откуда он у нее?
- Это не твой? – спросила она, лукаво прищурившись. – Кто-то его у озера забыл, а София его домой притащила. Сестренка маленькая еще, ей пять только.
- Ничего я... не маленькая! – сердито крикнула мелкая, развеваясь бантом.
- Ага, мой, - промямлил я и протянул руку, осторожно, чтобы не коснуться Лэрке. – Спасибо.
- А у тебя шампунь, - провопила София, взлетая на этот раз вверх ногами, - противоблошиный есть?
Я не отвечаю, потому что в нирване и путешествую из зеленого моря в янтарное, а потом в ультрамариновое. У нее трехцветные глаза, у Лэрке. И очень теплые.
- Если нет, купи, - бант наконец слетел и исчез за кустами. – А то... – скрип батута, - я шлем мерила, - радостный визг. – А у меня, - скрип и хихиканье, - вши!
Я выпучился на мелкую, ставшую теперь совсем похожей на Нахаленка – очень лохматого и очень гордого собой. А старшая сестра рассмеялась, будто кто-то рассыпал в воздухе звенящую волшебную пыль, которая дает способность летать. И я заржал вместе с ней. Просто не мог удержаться, так это было заразительно. Софию позвали в дом, она убежала, а мы все давились последними смешинками.
- Ты все-таки протри его внутри чем-нибудь, - кивнула Лэрке на шлем, отдышавшись. – У Софии, и правда, вши. Где она их только находит?
Внезапно я понял, что снова молча пялюсь на нее, хотя вроде как пора уже и ехать – сам же сказал, что мне надо куда-то, кретин. Короче, чтобы еще и вруном не показаться, полез в седло:
- Спасибо, - говорю, - еще раз. Но мне, правда, пора.
Она кивнула: пора, так пора. Я развернулся и покатил. Кручу педали и крою себя по-всякому. Остолоп пришибленный, дятел задолбаный, ну кто тебя за язык-то тянул? Куда тебя понесло, по отчиму-извращенцу соскучился? И обернуться хочется до жути, аж шею свело, но боюсь, потому что, если снова с велика слечу, то она ж точно решит, что я мудило лоханутое, и знать меня вообще не захочет.
Короче, так я и не обернулся. Покурил в кустах, проветрился, домой прикатил. Там мать сначала поохала над моими ссадинами, потом намазала зеленкой – на морде насильно. Ну какого хрена я зеленый буду ходить, как Робин Гуд? Даки не поймут, у них такой шняги нету в аптеках, подумают еще заразный или время года перепутал, Фестелаун-то в феврале[1]! Но ма была неумолима. Намазала и отправила убираться в комнате.
Тогда я и обозрел полный размер срача, который устроил. В шкафу даже полка оказалась сломана, причем верхняя. Висел я на ней, что ли? Провозился до прихода Себастиана, но, к счастью, закончил вовремя. Не хватало еще, чтоб этот урод знал, как меня переклинило. Ма, правда, за ужином сболтнула о том, как я «шлем искал», но отчим только покивал хмуро: на работе у него аврал случился, так что он ноут из офиса с собой припер и весь вечер собирался хвосты подбирать за какой-то Сюзанной.
Мать так и легла одна – Себастиан закрылся в своем кабинете тире библиотеке, а я лезть к нему уж точно не собирался. Спать долго не шел, смотрел какой-то тупой ужастик по ящику, пока отчим не наорал на меня через дверь и велел выключить звук. Я вырубил телек и пошел к себе. Сел на кровать, типа штаны снять – и все. Выпал. Я теперь думаю, если бы Сева в ту ночь ко мне полез, я бы или ему глотку перегрыз или себе бы ее потом перерезал. Но мне повезло: отчим, по ходу, так уработался, что не до меня ему было. А может, пасынок с наполовину зеленой мордой его не возбуждал. В общем, утром глаза продрал, смотрю – валяюсь я поверх одеяла, одетый, только ширинка расстегнута. Типа где сидел, там и упал.
После завтрака сразу на велик и к белой вилле намылился. Зачем, не знаю даже. Просто хотелось очень снова Лэрке увидеть. Хотелось – это даже не то слово. Тянуло меня к ней, как железные опилки к магниту. До того, как ее встретил, я и был, как те опилки – остатками чего-то. А рядом с ней все эти перепутанные растерзанные кусочки вроде как собирались снова, пусть не в целое, но хотя бы в нечто, что это целое напоминало.
Короче, потыкался я туда-сюда, пока не нашел стратегический пункт – за углом живой изгороди на той стороне, что к озеру ближе. Если голову высунуть из-за куста, видна калитка в сад Кьеров. Выйдет девчонка оттуда, я ее не упущу. Организую «случайную» встречу. Вот только вдруг она не одна будет? Может, у нее вообще парень есть. Даже, скорее всего, есть – это тебе не крашеная Адамс с кемпинга. И чего тогда? Я решил, что действовать буду по обстоятельствам.
Загорал под кустами долго. То ли вставало семейство Кьер поздно, то ли никуда им было не надо с утра. Только какой- то парень (я надеялся, Марк) вырулил из ворот на мопеде, воняя бензином, и умчался в сторону шоссе. А потом я услышал это снова. Ветерок донес музыку, или она заставила воздух колебаться голубоватыми волнами? Она говорила о смехе Лэрке и об отражении солнца в ее глазах. О том, как алая ткань вьется вокруг ее ног, и о том, как бросается под них мир опрокинутых деревьев и облаков.
Окно на втором этаже снова было открыто, занавеску отодвинули, и я не выдержал. Бросил свой пост, потоптался немного под деревом, а потом подпрыгнул и уцепился руками за нижнюю шершавую ветвь. Лазил я всегда неплохо, тут просто тихо надо было. Очень уж хотелось посмотреть, кто там такие чудеса на клавишах творит, а этот дуб так удобно напротив окна рос, и зелень на нем густая, а у меня еще и морда под цвет.