Девушка с ненавистью посмотрела на орудие труда, но не бросила, а продолжила методично убирать плац.
- Эй, девочки! Новость слышали?
К подругам подошел Рик.
- Говорят, на нашу присягу сам Его Высочество Наследный Принц пожалует. Ну? Что скажете? Заколотились сердечки?
- Он женат! - хором ответили девушки и переглянулись.
Веселый хохот заглушил дальнейшие слова Рика. Тот вздохнул:
- Да ну вас!
И умчался разносить новость дальше.
- Тебе тоже фан-клуб принца побоку?
- С женатыми не кручу. А ты? - Кара даже мести перестала, ожидая ответа.
- А я ставлю перед собой реальные цели. Наследник для меня слишком высокая планка. Ну, пока генералом не стала, - Лу хохотнула. - А вот о сыне министра подумываю. В крайнем случае, сойдет и наследник полковника лейб-гвардии.
- Ууууууу.... - Кара присвистнула. - Так вот о чем ты думаешь, пока кросс бежишь. А то я думаю - чего это наша Лу поближе к командиру держится? Хорошо, что предупредила, постараюсь держаться от него подальше.
- Тоже мне - соперница, - фыркнула Лу. - За вами двумя глаз да глаз нужен, того и гляди до смертоубийства дойдет. Надеюсь, он тебя первую прихлопнет.
- Ну спасибо, подруга.
- Нет, а чего ты удивляешься? Мне что, во вдовах раньше времени ходить? Хотя, пожалуй, присмотрю еще кого, про запас. У лейтенанта должность нервная, а он совсем не бережется...
- Прямо-таки горит на работе! Ой, Лу, смотри - позавидую. Из ненависти -то знаешь, какая любовь рождается? Обжечься можно!
- Вот и держись подальше, а то шкурка запузыриться. Подметай вон лучше, или снова наряд схлопочешь.
- Не схлопочу, если кое-кто под ногами путаться не будет...
- Как скажешь! Пойти, позаниматься? Командир грозился, что за каждый "неуд" дополнительный круг бежать. Всему отделению.
Кара посмотрела вслед разобиженной подруги.
Сама она за теорию не беспокоилась - хорошая память помогала усвоить информацию во время лекций. После достаточно было бегло просмотреть записи.
Отведенные на предварительную подготовку три месяца наконец, закончились. Как и предрекал лейтенант, выдержали не все. Из первого отделения отчислили двоих, второе покинул один, по состоянию здоровья.
Остальные, нагладив форму, выстроились на плацу. Волнение ощущалось даже в воздухе - после присяги новобранцы получат заветные шевроны курсантов. А главное - долгожданную карточку. Двухдневная увольнительная! Достаточно, чтобы навестить родителей, сверкнуть парадной формой перед девушками и покутить в любимом баре. Несильно - дисциплина в Академии железная. Вылететь можно прежде, чем поймешь - за что. Но пути-дороги у выпускников ждут феерические: от отряда специального, куда входят лучшие, до лейб-гвардейского полка, часть офицеров которого станут личными телохранителями для королевской семьи.
Командир с удовольствием осматривал строй. Его усилия не пропали даром - толпа новобранцев исчезла. Вместо них на плацу замерли солдаты. Конечно, о настоящих воинов им далеко, но и обучение пока не начиналось.
- Поздравляю! Можете собой гордиться! Скоро вы поймете: все, что узнали, чему научились - меньше капли в океане. Но это завтра. Сейчас же насладитесь новым днем, а для начала - не опозорьте себя, меня и Академию! Вы готовы?
- Так точно!
- Не слышу! Вы готовы?
- Так точно! - взметнулось к безоблачному небу эхо.
Он кивнул. Из некоторых будет толк. Другие... Взгляд задержался на вытянувшейся в строю Каре. Чтобы не испортить настроение, командир отвернулся - сегодня и без этой язвы волнений хватает.
В ворота въехал кортеж и, обогнув здание казармы, остановился возле плаца. Лейтенант быстро занял свое место и едва нога первого из приехавших пересекла границу площадки, скомандовал:
- Смирно!
И, чеканя шаг, подошел к молодому человеку в капитанской форме лейб-гвардейского полка:
- Господин капитан! Учебный взвод для принесения курсантской присяги построен!
Тот отсалютовал в ответ и улыбнулся. Его взгляд пробежал по замершим на плацу новобранцам.
- Смотрю, в этом году и девушки есть?
- Так точно! Рядовые Лу Роис и Кара Хань показали отличные результаты при отборе, обойдя других претендентов.
- Надеюсь, они и дальше не подведут.
Из шеренги, старательно, как учили, вышел солдат. Отсалютовал и раскрыл красную, с золотым тиснением папку. Над притихшей Академией зазвучала Клятва Курсанта. Взвод слаженно повторял зазубренные слова, а под конец дружно опустился на правое колено - как и положено при принесении присяги члену королевского дома.
- Благодарю вас! - голос наследного принца легко заполнил плац. - Надеюсь, ничто не помешает вам сдержать данное слово, и мы будем гордиться вами. Поздравляю, господа курсанты!
Строй качнулся, салютуя в ответ.
Принц козырнул, четко развернулся кругом и направился к машине.
Лейтенант смотрел ему в след, пока не захлопнулась черная блестящая дверь. И только некоторые курсанты заметили во взгляде своего командира звериную тоску.
Казарма гудела. Ради праздника в увольнение отпустили всех, даже штрафников. Но ни один из парней, отвешивающих комплименты подругам, не пригласил их на свидание.
- И кто они после этого?
Лу кипятилась, перебирая гардероб.
- Кара, скажи, что лучше одеть - блузку с брюками, или вот этот комплект?
- Оба варианта нравятся.
- Ну нет. От штанов я и тут устала. Юбочку хочу. А ты? В чем пойдешь? С ума сошла? Хоть украшение одень. Вот, эти бусы к водолазке подходят.
Кара улыбалась, глядя, как суетится подруга. Вышли вместе, отметившись на пропускном пункте.
- Ты куда сейчас?
- Родителей навестить надо. А ты?
- Я тоже сперва домой. До вечера!
И девушки разошлись.
В небольшом кафе сидели двое. Они не скрывались, да и не нужно было - только очень предвзятый взгляд мог опознать в молодом человеке Наследного Принца, каким его привыкли видеть по телевизору и на фотографиях. Девушка и вовсе не беспокоилась - последние шесть лет она провела за границей, в закрытом учебном заведении, приезжая домой только на каникулы. У журналистов было лишь статьи да куча фотографий улыбающейся девчонки с косичками.
- Деля, ты понимаешь, что натворила? Отец будет в ярости.
- Ему придется принять это. Я не отступлюсь.
- Но два года! Ладно армия, оттуда можно было вытащить тебя в любой момент, но Академия! Представляешь, что будет, если станет известно?
Принцесса пожала плечами:
- Ну, узнают. Всегда можно наплести о патриотизме. Журналисты любят такие истории. Еще и рейтинг поднимется.
- Зачем тебе это? - рука мужчины нежно накрыла женскую. - Там нагрузки нечеловеческие, да и дисциплина... Ты ведь никогда с ней не ладила.
- Так может, пора начинать? Выросла уже.
- Вот именно. Должна понимать...
- Я понимаю, братишка. Теперь скажи, что меня ждет впереди? Престижная профессия, но диплом будет просто висеть на стене. А мне найдут подходящего мужа. И я всю свою жизнь буду играть роль примерной жены и матери, стараясь, чтобы никто не догадался о настоящих чувствах. Веселая перспектива, да?
- Тогда чего ты хочешь? Скажи, я помогу.
- А я и не скрываю. После Академии сдам экзамен на профпригодность. А потом - возглавлю королевский отряд телохранителей. Согласись, что в идеале командовать им должен член семьи.
- В идеале... - принц усмехнулся. - Ты совсем не изменилась. Вечно эти твои прожекты.
- Так поможешь?
- А куда я денусь? Тебе мороженого заказать? Два клубничных, пожалуйста. С шоколадом.
Принцесса облизнулась, когда перед ней поставили креманку.
- Деля, ты родителей то навестишь?
- Очень хочу, но нельзя. Думаешь, меня из дворца выпустят, если отец правду узнает? Да и репортеры...
- И как?
- Ну брааатик, ну пожаааааалуйста! - принцесса скорчила умильную гримасу.
Принц вздохнул:
- Хорошо. Я уговорю отца. Но прошения у него сама потом просить будешь!
- Я тебя люблю!
Забыв обо всем, Адель запустила ложку в розовый холодный шарик.
Два дня свободы пролетели непростительно быстро. Огорошенные таким вывертом времени, курсанты торопились к воротам Академии: лейтенант обещал спустить шкуру с любого, кто опоздает, невзирая на причины. В вопросах дисциплины он был неумолим.
И на вечернем построении увидел все: помятые лица тех, кто перебрал вчера; слишком блестящие глаза и кривые усмешки веселившихся сегодня.
— Прекрасно! Ну, сами напросились! Напрррра-во! Бегом марш!
Оба отделения нарезали круг за кругом вокруг плаца. Кара бежала легко, за два дня она успела отоспаться, а вот Лу пришлось нелегко.
— Вот гад! Чтоб его приподняло да приложило...
— Сама же говорила: работа у него такая, на сгонять, — хмыкнула Кара и посоветовала, — Не сбивай дыхание.
Лу замолчала, но по лицу видно было, что монолог продолжается.
На счастье, душ оказался свободным. Девушки быстро смыли пот и пыль и с блаженными вздохами растянулись на кроватях:
— Ты чем занималась? — зевнула Лу.
— Да так. Спала. По магазинам ходила...
— И все? — удивилась Лу, — А что купила?
— Не поверишь — ничего! — рассмеялась Кара, — А ты как выходные провел?
— О! — мечтательно закатила глаза Лу, — Это было незабываемо! Впервые согласилась на свидание вслепую.
— И как? — заинтересовалась Кара, — Понравилось?
— Оно того стоит! — снова зевнула Лу и тут же оживилась, — А хочешь в следующий раз со мной?
— Может быть, — кивнула Кара, — А теперь давай спать. Я все силы на этой дорожке оставила. Монстр какой-то, а не отец-командир.
И услышала сонный смешок Лу.
Лейтенант говорил правду — дни до присяги казались теперь очень спокойными и легкими.
— Я сдохну на этой чертовой дорожке! — Лу нависла над умывальником, упираясь в него двумя руками. Казенное зеркало на стене отразило покрасневшее лицо, мокрое от пота. — Хотя нет. Не дождется лейтенант от меня такой радости! Я сначала его самого грохну!
— Так что, — Кара довольно фыркала, подставив голову прямо под струю холодной воды, — мне не к свадьбе, а к похоронам готовиться?
— Иди ты! — толкнула её в плечо Лу и утащила полотенце — свое она, по обыкновению, оставила в комнате, — Что, думаешь, кого другого не найду? Так что не бойся — попляшем еще!
— Если с голоду не окочуримся! Лу, верни полотенце, а то на завтрак опоздаем!
В столовую теперь ходили не просто строем — чеканили шаг, как на параде, да еще пели. Наличие слуха не требовалось, но вот вид на марше требовалось иметь залихватский:
— Вы — гордость Королевской армии! Ну, те из вас, кто выдержит экзамен. Но до тех пор ни один из вас не смеет своим видом бросить даже тень на Академию! — не уставал повторять лейтенант, и курсанты, скорчив «суровые» мины, старательно чеканили шаг.
Лу с трудом сдерживала смех — ей, несколько лет положившей на занятия музыкой, такое пение казалось сродни ударам палкой по крышкам кастрюль:
— Ну сама посуди, — жаловалась она подруге, — какое же это пение? Рожу кирпичом и знай, топай погромче и ори в такт...
— То есть чувства ритма ты не отрицаешь? — посмеивалась Кара, которой подобное тоже удовольствия не доставляла.
— Какой уж тут ритм... — вздыхала Лу, и старательно выполняла команды.
Лейтенант спуску не давал — каждый шаг чуть не с линейкой вымерял. А потом просто растянул на плацу рулетку, и начала гонять по одному, по двое, отбивая ритм ладошами. За временем не следил:
— Вы будете заниматься строевой до тех пор, пока с вами не стыдно будет на параде мимо Его Величества пройтись!
И мучения курсантов продолжались. Иной раз лейтенант лишал их и личного времени. Всего час, но, как оказалось, значил он очень много.
Курсанты не успевали ни сами письма написать, ни весточки из дома прочитать — звонки разрешались только по выходным дням, в строго отведенные часы. Лу это ограничение злило куда больше, чем остальные лишения:
— Нет, ну ты представляешь? Я даже родителям позвонить не могу! Не то, что подругам.
Кара только посмеивалась да отшучивалась, когда подруга интересовалась, почему ей родители не пишут:
— А чего писать? Жива, здорова, да и ладно. Лу, у меня отец в длительной командировке, мама с ним поехала. Письма долго идут, так что позвонить проще.
— Бедная! — тут же забывала о собственных горестях Лу, — Я своих хоть в увольнительных вижу!
Но и этих дней становилось все меньше. Лейтенант зверствовал — лишал выходных за малейшие провинности.
Плохо убранная комната. Недостаточно тщательно выметенный плац. Нечеткие повороты на строевой подготовке, неровный марш:
— Я должен слышать один удар, когда вы ноги на землю опускаете. Один! А не десяток разрозненных! Еще раз!
Но, как он не ругался, сам, как и прежде, от занятий не отлынивал: шагал, пел, замирал «на караул» вместе со своими подопечными. И только убедившись, что курсанты поняли, что именно от них хотят, требовал исполнения. Но всегда — безукоризненного.
За это его ненавидели.
— В соседнем отряде так не издеваются! Строевая строевой, но личного времени не лишают, да и увольнительных тоже. Можно подумать, их из его кармана оплачивают!
— Да в лейб-гвардию не взяли, вот и зверствует... другим туда дорогу перекрывает.
Кара на все эти заявления молчала. Та реплика про протекцию, когда командир впервые не нашелся, что ответить, была единственной на эту тему. Девушка не говорила об этом ни прилюдно, ни наедине с Лу:
— Это как острой палочкой в ране ковыряться. Без меня, пожалуйста.
Но сам лейтенант то ли не знал об этом, то ли не оценил. Каре, как и прежде, больше всех доставалось. И окриков, и нарядов. Только теперь он плацем не ограничивались. Девушка то в столовой работала, то в прачечной. Но чаще — замирала без движения у «позорного столба» — так называли особый пост у въезда в Академию. Единственное место для дежурного, не защищенное ни от солнца, ни от ветра, ни от дождя. И стоять следовало, как у входа в парадную залу королевского дворца: навытяжку, не шевелясь, даже моргать рекомендовалось через раз, а то и через два. Церемониальное ружье оттягивало руку, и только раз в два часа разрешалось сделать особые приемы с оружием для разминки. И не приведи судьба ошибиться хоть в одном!
Но раз за разом движения становились все увереннее. Ружье уже не казалось таким неподъемным, да и упражнения давались легче. Лу, которую тоже время от времени отправляли на этот пост, не скрывала зависти:
— Видела бы ты себя со стороны! Стоишь, прямая, как кипарис, а ружье словно бабочка порхает! Ощущение, что рук и не касается, само все делает!
— Если на задании оно еще и стрелять без моего участия будет... — бурчала Кара, разминая затекшие мышцы.
Остальные, вымотанные ежедневной муштрой, с ней соглашались.
Недовольство зрело исподволь, кто-то из отряда молча переносил самодурство лейтенанта, кто-то, как Кара, тихо бурчал, не принимая никаких попыток изменить происходящее. Но некоторые набирались смелости высказать все командиру в лицо. Вместо объяснений лейтенант привычно назначал наряды. Но руку на пульсе событий держал.
И, когда бунт практически назрел, он выстроил подчиненных на плацу.
Осень уже сорвала с деревьев всю листву, и ветер трепал застегнутую на все пуговицы и молнии форменную одежду курсантов. Сами они ёжились под его ударами, шмыгали покрасневшими носами, но старательно тянулись, выполняя команду «смирно». Лейтенант ходил вдоль строя, подмечая все огрехи.
Досталось всем. Высказав, что он думает о выправке отряда, приказал:
— Упор лежа принять!
И начались бесконечные отжимания, которые сменились бегом вокруг плаца. Сам командир, против обыкновения, к подчиненным не присоединился. Стоял в центре площадки и покрикивал:
— А ну, выпрямились! Что вы как столетние деды горбитесь! И ноги волочите точно так же!