Эх, такие бы сны, да каждый день видеть!
Настроение было приподнятым еще и потому, что ночью, пребывая в творческом порыве, Серега буквально за три часа почти полностью слепил новую композицию. Не аналог классических «Охотников на привале», но тоже композицию, состоящую из трех мужиков, собирающихся принять очередную дозу алкоголя.
Называлась композиция «Всем поровну!» В отличие от классической ситуации, когда один собутыльник разливает водку по трем стаканам, стараясь никого не обделить, в рожденной за ночь композиции бутылка и стаканы были в руках у каждого. Мужики, скучковавшись, дружно сдвинули стаканы и одновременно начали наливать водку, но не себе, а соседу.
Скульптора больше радовала не оригинальность идеи, а сами персонажи, которых он слепил с конкретных людей: своего напарника Боярина, водителя суточной машины Фуфела и заместителя начальника инкассации Вячеслава Лисавина, другими словами — Пана Зюзи. Бесконечно радовала схожесть копий с прототипами. Тем более что лепил их Серега даже не по фотографиям, а по памяти!
Лепил, стараясь хоть чем-то отобразить особенность каждого: у держащего стакан Боярина, привычно оттопырен мизинец, на костяшках пальцев Фуфела — размытая татуировка, а у Пана Зюзи помимо обручального кольца на пальце безымянном, еще и мощный золотой перстень на среднем.
Радовало Серегу, что слепленным ночью за очень короткое время фигуркам, не требовалось доработки и добавления каких-либо деталей. Оставалось всего лишь установить их на одну из ранее заготовленных платформочек и, конечно же, оживить! Очень интересно будет понаблюдать за поведением этой троицы в шкуре живчиков, да еще и на ограниченном пространстве…
Наиболее подходящей платформочкой для алкашей Серега посчитал плот, изначально предназначенный для композиции «Сплав». По масштабу плот был таким же, как пляж-остров, но при создании потребовал немало времени, потому что для пущей достоверности каждое бревно скульптор лепил отдельно, после чего, соединяя все бревна, «прошил» их насквозь жесткой проволокой, а сверху «прибил» несколько досок.
Симпатичный такой получился плотик, на котором в перспективе планировалось разместить и брезентовую палатку, и ровно уложенные гладкие булыжники — для костра, другие соответствующие причиндалы и, конечно же, парочку рыболовов. Можно было превратить композицию и в «хулиганскую», к примеру, чтобы пока один рыболов, всецело увлеченный рыбалкой, ни на что больше не обращает внимания, его приятель с подружкой занимаются в палатке безудержным сексом.
До сих пор скульптор никак не мог решиться, ограничиться только рыбалкой или же добавить «хулиганства», наверное, поэтому плот все еще пустовал.
Ночью, к тому времени, когда фигурки оказались полностью слеплены, Серега заметно устал, поэтому не стал укреплять на плоту троицу алкашей. И вот теперь настало время. Вскоре пластилиновые копии Боярина, Фуфела и Пана Зюзи заняли место в самом центре плота. Серега задумался, стоит ли добавить какие-нибудь детали, но тут в дверь позвонили.
На пороге стоял капитан Клюев — в милицейской форме. Интересно, что же подумают соседи, подглядывая в дверные зрачки, как милиция в квартиру Костикова едва ли не каждый день заявляется!
— Притащил! — с порога объявил Клюев и вручил Сереге большой конверт. — Вот. Только такие.
В конверте оказалось десятка два разноформатных фотокарточек — цветных и черно-белых, а также пяток слайдов — в рамках. Слайды Серега сразу отложил в сторону — прошлый век. Почти на каждой фотокарточке охотники, и среди них подполковник Заводнов, позировали с добытым трофеем. Лишь на одной охотники трапезничали, но не на природе, а за покрытым скатертью столом, заставленным фарфором с закусками и хрусталем со спиртным.
— Н-да, — удрученно вздохнул Серега. — Если бы не иллюстрация великого русского художника Василия Григорьевича Перова…
— Вот этот, самый толстый — товарищ генерал, — Клюев ткнул пальцем в центральную фигуру на групповом фото. — Слева от товарища генерала — представитель организации… названия которой лучше не произносить.
— И если бы не мой личный охотничий опыт…
— Да понимаю, я, Шуба, все прекрасно понимаю, — развел руками капитан. — Ну, нет у нашего Завода других фотографий!
— И если бы не мое до крайности развитое воображение…
— То ничего бы у тебя с созданием композиции «Охотники на привале» не получилось, — закончил за него Клюев. — Но у тебя же и иллюстрация соответствующая есть, и опыт охотничий, а уж с воображением…
— Ладно, Борисыч, — улыбнулся Серега. — Не переживай, слеплю я твоих начальников в лучшем виде, в самых что ни на есть естественных позах охотников, расположившихся на привале.
— А успеешь? До субботы всего ничего осталось.
— Ты лучше сюда глянь, — Серега пропустил милиционера в комнату, где на столе красовалась композиция «Всем поровну!»
— Этих трех пьянотов я создал сегодня ночью, — сообщил скульптор не без гордости. — Вылепил буквально с головы до пят.
— Класс! — расплылся в улыбке капитан.
— Но самое главное в том, что это копии живых людей, с которыми я в инкассации работаю. Я их морды по памяти лепил и, кажется, вышло ничуть не хуже, чем с твоим Заводновым. В плане — похожими вышли морды. Во всяком случае, с моей точки зрения.
— Вообще класс, Шуба!!! Как тебе это удается?
— Терпение и труд, сам понимаешь, — многозначительно изрек Серега. — Зато устал, можно сказать, вусмерть. Особенно спина, ну и пальцы, конечно же.
— Не переживай, Шуба, я твою усталость компенсирую. По-взрослому компенсирую. Говоришь, сделаешь охотников к субботе?
— Если ничего глобального не произойдет… И если кое-кто не будет отнимать у скульптора драгоценное время…
— Понял. Ретируюсь. Ты вообще сам-то как? Господин Новиков жить не мешает?
— Новиков? Это еще кто?
— Артур Арутюнянович Новиков, совладелец ресторана «Фазан и сазан».
— А-а… бильярдный шар. Почему Арутянович?
— Арутюнянович. Отчество такое. Отца Арутюняном звали.
— Почему — звали? Умер?
— Не знаю.
— Отстал от меня Арутюнянович. Видать, нашел своего исчезнувшего совладельца, — как можно равнодушней пожал плечами Серега. И поинтересовался, словно бы невзначай:
— Ну, а ты как? Сны, где секс на лыжах больше не мучают?
— Нет, лыжи не снятся, — отмахнулся Клюев. — Правда, сама лыжница сегодня приснилась. Будто мы с ней в каком-то незнакомо месте… Ай, ладно, черт с ним, с этим сном. Кстати, Шуба, покажи-ка мне еще разок ту самую композицию. Очень интересно…
— Увы, — не дал договорить приятелю Серега. — Нет больше «Лыжной прогулочки».
— Как нет?
— Да, понимаешь, — вздохнул Серега. — Уронил я ее на пол в алкогольном опьянении. И как назло, головами фигурок вниз уронил. Головы, конечно, сплющились — сам понимаешь, пластилин. А я, дурак, вместо того, чтобы отложить композицию в сторонку и потом, по-трезвому головы восстановить, с расстройства смял всю прогулочку в один большой комок.
— Жаль! Беречь свои творения надо…
— Издержки производства, Борисыч, — вновь вздохнул Серега.
— Как жаль, — кажется, Клюев по-настоящему расстроился…
Пластилиновые Боярин, Фуфел и Пан Зюзя ожили. Но в первые минуты оживления не обратили никакого внимания на своего создателя. Каждому важнее было аккуратно наполнить из своей бутылки граненый стакан соседа ровно до каемки, чтобы тот, с такой же точностью тоже наполнил стакан своего соседа, а его сосед, соответственно, не обделил бы тебя.
Новоиспеченные живчики добросовестно с задачей справились, а затем, как по команде, опорожнили стаканы залпом. После чего так же дружно принялись хлопать себя по карманам, видимо, в поисках закуски. И лишь когда выяснилось, что ни у кого нет хотя бы одной конфетки на троих, соизволили посмотреть по сторонам и обратить взоры вверх, на скульптора.
— Привет, бояре! Желаете запить, закусить? Спокойно, спокойно, можете не разоряться, я все равно вас не слышу. Заткнись, Зюзя! Да понял я, чего хотите, понял. Минуточку…
Серега привычно и очень быстро слепил три пивные бутылки, но, вспомнив, что Лисавин никогда водку пивом не запивал, предпочитая какую-нибудь «цветную» жидкость, слепил «полуторалитровую» баклажку, доверху наполненную ядовито-желтым, подразумевая, что это фанта. Перенеся пинцетом свои творения на край плота, чихнул.
— Еще минуточку внимания! Смотрите, — Серега ткнул пинцетом одну из трех бутылок, она упала с плота на стол и тут же исчезла. — Понятно, да? Боярин, Фуфел, Пан Зюзя, если кто-нибудь из вас вдруг окажется за бортом, то моментально исчезнет. Кивните, если поняли. Хорошо, разбирайте бутылки, а я, пока вы еще не окосели, кое-что постараюсь объяснить.
Как он и предполагал, Пан Зюзя раньше собутыльников схватил баклажку с фантой и жадно присосался к горлышку. Глядя на него, Боярин и Фуфел принялись за пиво, но пили с опаской, не торопясь.
— Не нервничайте, — добродушно сказал Серега. — Вы появились сейчас и в этом месте, исключительно благодаря моим способностям. Я слепил вас из пластилина, скопировал со знакомых людей — коллег по инкассации, после чего оживил. Ваши прототипы, чью подноготную вы прекрасно знаете, продолжают жить своей жизнью, и не имеют о вашем существовании ни малейшего представления. Вы будете лишь являться им во снах и то только, если они уснут в трезвом виде, что случается не часто. Правда?
Новоиспеченные живчики прекратили пить и, задрав головы, внимали своему создателю. А Серега говорил и машинально лепил для них еду, — какую попроще: хлеб, колбасу, соленые огурцы…
— Обо мне вы тоже кое-что знаете и через некоторое время сможете даже общаться с такой же моей ожившей пластилиновой копией. Да-да, вскоре этот плот, который, упаси вас господи сейчас покинуть, будет причален к большой земле, под названием «Застолье», где прекрасно существует целое общество таких же живчиков. И вы в это общество вольетесь.
Кстати, сразу уясните себе. Как бы я в жизни ни относился к заместителю начальника инкассации Вячеславу Васильевичу Лисавину, то есть, к тебе, Пан Зюзя, а так же, к тебе, Фуфел, и к тебе, Боярин, здесь, в Застолье вы все для меня, так сказать «детишки». Поэтому для начала держите такую вот простенькую закуску.
С этими словами Серега аккуратно перенес пинцетом на плот только что слепленное и чихнул…
* * *
Увидев своего постоянного напарника Боярина, курившего у входа в здание банка, Серега запоздало пожалел, что не оживил его пластилиновую копию ночью, когда композиция «Всем поровну!» была почти готова. Наверняка, каждый из троицы алкашей, не обращая внимания на время суток, повел бы себя, как обычно. Другими словами, ничто бы их не остановило, чтобы наполнить стаканы из открытых бутылок и выпить. Интересно, какова была бы реакция Боярина, увидевшего во сне себя с бутылкой в руках. Впрочем, напарник вчера вечером пил и, возможно, вообще не видел никаких снов. Впрочем, пил он каждый день…
— Сразу, пока не вооружился, айда к начальству, — поздоровавшись и выбросив бычок, сказал Боярин. — Матвей по какому-то срочному делу вызывает.
— Пойдем. Я сегодня ни в одном глазу.
— Я тоже ни в одном. Пока. Ты, главное, очень громко не смейся, когда Зюзин глаз увидишь.
— А что?
— У-у-у! — Боярин открыл перед напарником дверь, но заходить в здание не спешил. — Ты вчера убежал, а кореяночка твоя отличилась.
— В каком смысле отличилась? — нахмурился Серега.
— Рыло Пану Зюзе начистила, вот в каком, — Боярин расцвел в улыбке. — Чтобы руки не распускал. Как говаривал один мой коллега — самый настоящий конфлигдт вышел! Молодец девчонка! Я тебе, Шуба, прям-таки завидываю сильнейшей белой завистью.
— Чему завидуешь, Боярин?
— Тому самому. Только, слышь, Шуба, Пан Зюзя с меня и Фуфела вчера слово взял, чтобы другим боярам — ни слова. Говорят, Зюзя с утра в канцелярии засел, чтобы своим фингалом народ не веселить. Так что не гогочи там, а то он сразу все поймет.
— Чего там понимать, Вика сама мне вчера обо всем рассказала. Сразу же после того.
— Все равно — не гогочи. Гы-гы-гы…
— А вот и наш Хорошевский маршрут! — провозгласил начальник инкассации Матвейчиков, как только за вошедшими в кабинет Петром Терентьевым и Сергеем Костиковым закрылась дверь. Провозгласил, словно кабинет был набит народом, хотя за соседним столом сидел лишь его насупившийся заместитель. — Да вы присаживайтесь, присаживайтесь.
Инкассаторы уселись за стол напротив мрачно посмотревшего на них Лисавина, под левым глазом которого красовался приличных размеров синяк. Чтобы и в самом деле не рассмеяться, Костикову пришлось закашляться. Лисавин, недовольно поморщился.
— Тут, собственно, вот какое дело, — сказал Матвейчиков. — Управление инкассации закупило партию броневиков, точно таких же, как в Бескудниковском участке. Нашему участку выделили три машины. Одну думаем прикрепить к вашему, Хорошевскому маршруту. Водителей планируем оставить прежних — Краснова и Скворцова. Что скажите?
— За что такая милость, Александр Петрович? — усмехнулся Боярин. — За красивые глазки или за хорошее поведение?
— А чего ты, Терентьев, ухмыляешься? — взвился Лисавин. — Тебя же самого однажды ограбили, хорошо не убили. Ты радоваться должен, а не ухмыляться.
— В перспективе — все на броневики пересядут, — продолжил начальник. — Но в первую очередь надо обеспечить маршруты наиболее денежноемкие и, так сказать, наиболее опасные в криминальной обстановке.
— Катался я в таком броневике. Медленный, неповоротливый, и это сейчас в нем будет почти комфортно, а летом — духотища, с ума сойти…
— Катался он! Где катался-то, Терентьев, в Бескудниковском участке?
— У них, где ж еще. Да мы от броневика не отказываемся. Но и особой радости не испытываем, да, Шуба?
— На самом деле пара-тройка стрёмных точек на нашем маршруте имеется, — серьезно сказал Костиков. — С другой стороны, Александр Петрович, когда в последний раз в Москве инкассаторов грабили? Да и вообще — сколько в истории ограблений инкассаторов было? По пальцам пересчитать…
— С тебя и одного ограбления будет достаточно, — хмуро глядя Сереге в глаза, сказал Лисавин. — Спроси у своего напарника, как ему железным прутом руку сломали…
— Да боятся нас потенциальные грабители, боятся пулю в лобешник получить.
— Короче! С завтрашнего дня катаете Хорошевский маршрут на броневике, — подытожил Матвейчиков.
— Мы люди подневольные, — развел руками Боярин.
— Подневольные они. Идите уже, вооружайтесь!
— Это я специально перед начальством дурака валял, — толкнул Боярин напарника в бок, когда они вышли из кабинета. — Чтобы Матвей с Зюзей не думали, будто делают нам великое одолжение. А на самом деле броневик — даже отлично! В нем и просторно, и стекла затемненные…
— И по большому счету — в плане безопасности неплохо, — закончил за него Костиков. — А Зюзя-то с фингалом — каков, красавец!
— Гы-гы-гы. Говорю же — молодец твоя кореяночка!
С самого начала маршрута Боярин пустился в рассуждения о плюсах и минусах работе на броневике. Водителем у хорошевцев, как обычно был Сергей Скворцов, и ему крутить баранку броневика не улыбалось категорически. Причина недовольства была проста — потенциальная потеря халтуры. По мнению Скворцова, далеко не каждый пешеход, голосующий на обочине, решится вместо привычной «Волги» сесть в бронированную диковину. Опять же, у броневика меньшая по сравнению с легковушкой скорость. Да и вообще не любил Скворцов перемен…
Между тем, работа шла гладко, кассиры со сдачей денег не опаздывали, один из двух большой брезентовых мешков на заднем сидении уже почти под завязку наполнился инкассаторскими сумками, а на улице сгущались апрельские сумерки… Водитель и старший Хорошевского маршрута не прекращали спор, какая машина больше всего подходит для инкассации. Серега Костиков, то и дело, покидая машину, чтобы обслужить очередную точку, краем уха улавливал доводы и контрдоводы то в пользу бронеавтомобиля, то в пользу легковушки. Кажется, чем дальше, тем сильнее Боярин ратовал за броневик.