Уже в следующее мгновение скульптор почувствовал, что в созданным им Застолье далеко не все в порядке. Живчики не суетились, как обычно, не размахивали руками, пытаясь донести до него какие-то свои просьбы и требования… Задрав головы, они молча смотрели на своего создателя.
Но смотрели на него не все. На желтом песочке острова-пляжа, на спине лежала Вика, укрытая по шею пледом, глаза ее были закрыты. А на плоту, тоже на спине и тоже с закрытыми глазами лежал Боярин…
Накануне вечером и ее, и его прототипы во время нападения на инкассаторов Хорошевского маршрута были расстреляны неизвестным из пистолета, принадлежавшего Сергею Костикову.
Скульптор перевел взгляд на собственную копию — Шуба, сидевший на песке рядом с неподвижной Викой, приложил руку к своему затылку и поморщился. Трясущимися пальцами Серега взял пинцет и при помощи него откинул с тела девушки плед. Одно крохотное отверстие зияло чуть выше пупка, второе — под левой грудью, желтый песочек под телом Вики потемнел от крови.
Все было ясно — пластилиновые копии пострадали точно так же, как их прототипы: Вика — убита, Боярин — в коме, у Шубы — скорее всего, легкое сотрясение мозга.
Серега внимательней присмотрелся к живчикам, находившимся на плоту: Боярин с вытянутыми по швам руками лежал в самом центре, вдоль бревен; Фуфел с Паном Зюзей уже не просто смотрели на скульптора, задрав головы, но открывали в беззвучных криках рты, вовсю размахивали руками, давая понять наблюдателю, что им очень худо, что требуется его срочная помощь — в плане опохмелки, конечно же! А что им еще делать на плоту — только пить и остается.
— Заткнитесь, — устало сказал им Серега. — Потерпите две минуты, будет вам и белка, будет и свисток…
Но ничего лепить скульптор не стал — слишком сильно тряслись пальцы. Только сейчас, глядя на сидевшего рядом с мертвой Викой и поглаживающего голову пластилинового Шубу, до Костикова дошло, что преступник, ударивший его по голове, мог оказаться чуть сильнее, либо удар пришелся бы немного левее или правее, и тогда…
Только сейчас до него в полной мере дошло, что водитель Хорошевского маршрута балагур Сергей Скворцов, который все делал с рас-че-том, ничего уже впредь ни с расчетом, ни по расчету, ни просто так сделать не сможет. Нету больше на этом свете Сергея Скворцова! Только сейчас до Костикова в полной мере дошло, что и кореяночки Виктории Ким, его так недолго любимой Вики тоже нет в живых, убили ее двумя выстрелами практически в упор. И виноват в ее смерти, в первую очередь, он, Костиков…
Виноват ли? Откуда же он мог знать, что в хоздворе при универсаме прячется убийца, не мог Серега знать, что, услышав выстрелы, Вика выскочит на улицу… Винить себя можно было лишь в том, что создал и оживил пластилиновую копию кореяночки, которая теперь тоже мертва.
— Так, внимание! — громко сказал скульптор, обращаясь ко всем живчикам сразу. — Сейчас в Застолье прибудет пополнение. Четыре человека, среди которых копия меня самого и копии трех моих знакомых, также существующих в естественном мире. Вчера в этом добрейшем мире произошло ограбление инкассаторского маршрута, на котором работал я. Меня оглушили ударом палкой по голове, и она у меня до сих пор шумит, так что понапрасну прошу не беспокоить…
Девушку Вику, которую вы видели живой на острове, вчера во время этого ограбления убили. Вернее, застрелили насмерть прототип Вики в естественном мире, ну и ее пластилиновая копия тоже погибла. Она на некоторое время так на острове и останется.
Один из четверых мужчин, по имени Боярин, вчера же получил серьезное ранение. Теперь он и там, и здесь находится в коматозном состоянии. Его надо поместить в пустующую комнату. Маргарита Николаевна — под твое постоянное наблюдение и ответственность.
Остальным троим, — господам Фуфелу, Пану Зюзе и Шубе, то есть, мне, для начала дайте опохмелиться и поесть. Никодим, Шубе ничего объяснять не надо, а двум другим растолкуй, что и как. Вскоре сделаю для них дополнительные комнаты, а пока что потеснитесь как-нибудь. Что-то хочешь сказать, Федот? Понял, понял. Быстро же вы все выпили…
Воспользовавшись пинцетом, скульптор аккуратно перенес Шубу на газон. После чего вплотную к газону придвинул плот; Фуфел с Паном Зюзей перенесли на материковую часть Застолья бесчувственного Боярина и с рук на руки передали другим живчикам. Как и велел скульптор, Боярина перенесли в пустующую комнату и уложили на кровать поверх одеяла…
Без пятидесяти граммов водки Серега все-таки не обошелся. Может, и не стал бы пить, но слепив и оживив алкоголь для живчиков, глядя, как вместе с другими Шуба, Фуфел и Пан Зюзя расселись за столом и, видимо, выпив за знакомство, закусывают и о чем-то оживленно беседуют, скульптор «составил им компанию».
И ведь помогла водка — в плане пальцев, которые перестали трястись. Однажды, во время утиной охоты на вечерней зорьке он вместе с другом Максимом попал под проливной дождь. Дело было на одном из островов Рыбинского водохранилища под Весьегонском. Пока переправлялись на лодке на материк, пока добирались до охотничьего домика, промокли до нитки, продрогли, а Максим умудрился еще и руку себе до крови поранить…
Зато в домике у них был спирт. Друзья этот спирт, как положено, разбавили, рану обработали, печку быстренько растопили, выпили по первой, по второй, закусили, расслабились, и принялись рассуждать о водке. В том плане, что как она в некоторых случаях бывает необходима: и как дезинфекция, и как анестезия, и чтобы согреться… Если грустно человеку — развеселит, весело — еще веселей станет, хочется заснуть — поможет, хочется взбодриться — тем более… Ни тот, ни другой в быту особо-то алкоголь не употребляли, но вот, поди ж ты, сидя в тепле охотничьего домика, уставшие и довольные жизнью, едва не сочинили поэму, посвященную водке.
Вот и сейчас помогла Костикову сорокоградусная жидкость, и он, взбодрившись, вплотную приступил к созданию композиции «Охотники на привале». Переставшие трястись пальцы, сноровисто разминали послушный пластилин, воображение работало, и уже готовой для применения площадке «Лесная опушка» пустовать осталось недолго.
Серега лепил и нет-нет да поглядывал на Застолье. Как и предполагалось, дорвавшиеся до опохмелки Фуфел и Пан Зюзя не торопились покидать обеденный стол, на который Зинаида выставила местную закуску: яйца — из курятника, свежие огурцы, помидоры, редиску и зелень — с грядок, яблоки, груши и сливы — с деревьев. Шуба, слегка утолив голод, разговорился с Борисычем. Скульптор был уверен, что в Застолье они, как и в естественной жизни станут приятелями.
Своим появлением новички нарушили в Застолье равновесие полов, и теперь было очень интересно узнать, как сложатся дальнейшие отношения между живчиками. Справится ли Никодим с обязанностями коменданта, которые скульптор не собирался передавать кому-либо другому? Он вообще не собирался вмешиваться в социум живчиков, пусть сами разбираются.
В сложившейся ситуации, в первую очередь интересно было бы понаблюдать за женщинами. Кто из них положит глаз на видного парня, весельчака Фуфела, у которого влечение к женскому полу все-таки превосходило интерес к зеленому змею? Приглянется ли хоть кому-нибудь Пан Зюзя? А Шуба — не стыдно ли скульптору будет наблюдать за своей копией со стороны? Во всяком случае, на острове, наедине с Викой лицом в грязь Шуба себя не уронил. А как поведет себя на материковой части композиции? Впрочем, Серега всегда легко вливался в компании, найдет общий язык и с живчиками.
Про Боярина, который в любой момент мог выйти из комы, тоже нельзя забывать. Вообще-то в Застолье стоило бы вновь восстановить равновесие полов. Серега вспомнил про незаконченную «военно-фашистскую» композицию, для которой были почти полностью созданы как раз четыре женщины. А что — отобрать у фашисток оружие, добавить недостающие детали одежды, и чем они будут отличаться от той же прапорщицы Тамары? По большому счету — ничем.
Но прежде необходимо позаботиться о жилье для каждого отдельно взятого живчика. Об этом стоило посоветоваться с комендантом Никодимом. Еще хотелось «поговорить» с глазу на глаз с Шубой, который для лучшего понимания мог бы воспользоваться тетрадью и карандашом Маргариты Николаевны…
Не успела эта мысль прийти в голову, как скульптор увидел, что с его опередили — тетрадь вновь задействовал Владислав Мохов.
«Привет, дружище! — Серега принялся читать через лупу его новое послание. — Деньги по карточке получил? Я свое обещание выполнил, ты — пока не полностью. Понимаю, у тебя проблемы. Могу помочь их решить…»
— Влад, я выполню все обещанное, дай срок, — посмотрел Серега сверху вниз на коротко стриженого живчика, в одиночестве стоявшего посередине фруктового сада. — Вновь хочешь предложить денег? Что попросишь взамен?
Понимая, что без тетрадки не обойтись, скульптор перенес ее пинцетом к ногам Мохова. Тот торопливо начеркал в ней еще что-то.
«Если ограбили инкассаторов, менты могут нагрянуть сюда с обыском?»
— Вряд ли, — ответил Костиков, но, словно спохватившись, добавил. — Хотя все может быть.
Здесь он лукавил. С места ограбления его доставили в больницу, затем домой, сюда. Предположить, что он в сговоре с грабителями, еще было можно, но чтобы они в его отсутствие притащили в его квартиру на двенадцатом этаже огромный мешок денег…
«Тогда перенеси всех в нас в другое место», — написал живчик.
— Куда? — Серега вспомнил недавний не слишком правдоподобный рассказ пожилого инкассатора Николая Гавриловича. — Была бы у меня потаенная квартира — другое дело.
«У меня есть такая квартира. Двухкомнатная. Пустая».
— Шутишь, Влад?
«В том же доме, на Сретенке, в котором я живу. В соседнем подъезде, на том же этаже. Эти две квартиры имеют одну общую стену и замаскированную дверь».
— И? — только и смог выговорить Серега, в очередной раз перенеся тетрадь пинцетом к ногам Влада.
«Квартира давно мной приватизирована и надежно заперта на металлическую дверь. Коммунальные услуги и все остальное оплачивается со специального счета из-за границы».
— И… что ты предлагаешь?
Мохов, конечно, миллионер, Серега хорошо это знал, но чтобы иметь вторую квартиру в самом центре Москвы и не сдавать ее каким-нибудь иностранцам за очень приличную сумму, — как-то в голове не укладывалось.
«Ключи от квартиры у мужика, который отдал тебе банковскую карточку. Назвав ему кодовое слово, без проблем получишь ключи».
— А что взамен, Влад?
«Пообещай, что исполнишь!»
— Как я могу обещать, не зная твоих требований? Вдруг ты захочешь, чтобы я кого-нибудь убил? К примеру, Артура Новикова. Или всех остальных живчиков, в том числе и мою собственную копию!
«Не всех, — через минуту почел Костиков новую запись в тетради. — Только двоих…»
— Что!?
«Зинаиду и Тимофея. Они на меня чихнули, и я оказался здесь. Если они умрут, я вернусь в нормальный мир…»
— С чего ты взял, что вернешься?
«Надо попробовать!»
— Нет, Влад. Не могу.
«Не хочешь, чтобы я вернулся?»
— Причем здесь это?
«Признайся. Будь честным…»
— Влад, ты же сам называл живчиков моими детишками! А теперь предлагаешь их уничтожить? Да и не получится из этого ничего. Я просто уверен, что со временем все само собой вернется в естественное состояние.
«Пусть не получится. Я должен использовать шанс».
— Невозможно, Влад.
«КВАТРИРА! БУДЕТ! В ТВОЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ!!!»
— Моя собственная квартира тоже в моем распоряжении. Все, Влад, мне жратву для вас лепить надо… Да и за тетрадью очередь уже образовалась.
Сереге и в самом деле не терпелось напрямую пообщаться с Шубой. Но Мохов не спешил закончить общение и вновь принялся писать в тетради:
«Ладно. Я и не рассчитывал. Другую мою просьбу за ключи от квартиры выполнишь?»
— Какую? — вздохнул Серега.
«Мне нужно привилегированное положение. Льготы».
— А сейчас ты, в каком положении?
«Сейчас — льгот совсем чуть-чуть. Обещай, что после переезда в мою квартиру, выделишь мне отдельный остров. Но не пляж, а скалу, на которой будет мой личный дом со всеми возможными удобствами и фруктовый сад. Остров должен соединяться с материком надежным мостом, ведущим от моей комнаты. Машка должна остаться при мне служанкой. Наверное, ей не помешала бы постоянная помощница… Остальное, по мелочам потом обговорим».
— Тебе не кажется, Влад, что другим живчикам, у которых на сегодняшний момент все поровну, такой вот королек-падишах, владеющий собственным островом и двумя служанками, придется не очень-то по душе?
«Я прошу не слишком много — взамен собственной квартиры, в которой все будут в полной безопасности!»
— Не слишком много… — хмыкнул Серега. — Подожди, мне надо подумать, прежде чем обещать.
Костиков прошел на кухню, где выпил еще пятьдесят граммов водки и сварганил бутерброд с докторской колбасой. С Владом Моховым они были ровесники, и насколько знал Серега, родители приятеля богатого наследства ему не оставили, и клад он не находил. Просто в то время, пока Костиков служил в пограничных войсках, а потом работал инкассатором, Мохов, откосивший от армии, благодаря липовой медицинской справке, ударился в бизнес. Как бы тривиально это не звучало, но своей стране Мохов не приносил абсолютно никакой пользы, зато собственные карманы набивал постоянно и очень туго.
Задержавшись на кухне, чтобы дожевать бутерброд и сполоснуть руки, Серега кое в чем мысленно согласился с новым русским миллионером — ведь и в самом деле не хотелось ему, чтобы Владислав Мохов вернулся в свое естественное состояние. А зачем? Чтобы тот и впредь поворачивал не очень чистый бизнес, сорил деньгами, проживал век бобылем и глядел сверху вниз на простых людей, которые и своей стране, и своим родным и близким хоть какую-то пользу, но приносили…
В памяти всплыл один из эпизодов, связанных с Владом. В середине зимы Костиков с друзьями рыболовами-спортсменами приехал на озеро, расположенное рядом с дачей Мохова. Вскоре предстояли соревнования по подледной ловле рыбы на блесну, и необходимо было проверить, придутся ли по вкусу окуням, щукам и судакам новые приманки, изготовленные своими руками. Тренировка проходила успешно, погода радовала, рыбка поклевывала. На время прекратив ловлю, друзья скучковались, чтобы немного перекусить и согреться — кто чайком, а кто и чем-нибудь покрепче. И тут блеснильщики заметили в сторонке знакомую фигуру.
Владислав Мохов в ярком спортивном костюме и вязаной шапке, ни на кого не обращая внимания, вальяжно шествовал на лыжах по белоснежной целине. За ним, проваливаясь в снег, едва поспевали два зачуханных мужичка: один — в запахнутом халате и цветастом тюрбане нес на плече разобранный ледобур, другой — в сальной телогрейке и шапке-ушанке тащил за господином его рыболовный ящик. На ногах у обоих были простые резиновые сапоги.
Не реагируя на оклики Сереги и остроты других рыболовов, Мохов отошел от них подальше, остановился на приглянувшемся месте и начал командовать рабами: первый сверлил ледобуром лунки в толстом сыром льду, второй расчищал их шумовкой от шуги. Господин же утруждал себя исключительно процессом ловли. Так продолжалось часа два, после чего новый русский миллионер покинул водоем. Пообщаться со знакомыми рыболовами не посчитал необходимым, и поступил мудро, ведь мог бы без затей и в грызло получить — чтобы много из себя не ставил…
Серега открыл холодильник и уставился на початую бутылку водки. Голова болеть вроде бы совсем перестала. Так стоит ли еще выпить еще или не стоит? Нет, лучше все-таки воздержаться. Хотел уже закрыть холодильник, но взгляд остановился на консервной банке сайры атлантической в масле. Когда в охоточку — это же мировой закусон!
Если уж рассуждать, положа руку на сердце, то лично ему, Сереге Костикову, вообще не было никакого резона в возвращении коротко стриженого живчика. Миллионер и про должок, равный одной тысяче двумстам американских долларов тут же вспомнит, и, ничтоже сумняшеся, потребует вернуть сумму, снятую Серегой с его банковской карты. Да еще и с процентами. К тому же приплетет какую-нибудь компенсацию за не приобретенную по вине скульптора выгоду, — как-никак, уже больше двух недель не занимался Мохов бизнесом.