— Чувствую, что мы вступаем в новую финансовую эру Европы и всего остального мира.
Все было решено, и мы быстро разошлись.
Я вернулся в свой кабинет. Внутреннее Нечто затихло, однако, оно было там и подсказало мне написать подробное письмо герцогу Веллингтону, адмиралу Ее Величества с просьбой одолжить мне флот, а взамен позволить мне построить для него роскошный замок в любом месте Лондона. Перечитав написанное, я вызвал гонца и приказал ему мчаться в Англию с письмом.
Потом я велел приготовить свой экипаж. На сборы у меня ушел лишь час, и скоро я уже садился в карету.
Провожая меня, папа сказал:
— Удачи, сын мой! Твои братья уже разъехались. Вы у меня все молодцы, но ты молодец втройне. Придумал отличный план.
— Да, папа. Но у меня чувство, что нечто иное говорило во мне.
Папа рассмеялся:
— Должно быть, оно умнее всех нас вместе взятых.
Мне было не до смеха:
— Оно гораздо могущественнее и жаждет войны и разрушения.
— Твое «Нечто» называется интуицией, сынок. А войны, нищета и разорение придуманы не нами. Нам надо действовать молниеносно, ибо если не мы, это сделает кто-то другой. Нельзя терять то, что можно приобрести! Потому, вперед! Отправляйся в Индию, осуществи свой план, и удача будет на нашей стороне.
— Хорошо, папа, я все сделаю, — ответил я.
Шестая Глава
Ворота великого города Иртифахана
Очнулся я внезапно, но как-то не до конца. Во рту был вкус песка, в глазах — остатки прошедших грез. Сначала Ной и его борьба с Черно-Белым Ангелом, потом этот толстый финансовый аферист с диковинным именем — Ротшильд и удивительным «Нечто» в себе.
Это не могло быть сном. И этот горячий песок под пальмой, и мои гноящиеся конечности… Это тоже явь!
Я прислушался к беседе Антуана и Аниты.
— …после этого случая я уже не мог остановиться. Рука моя сама бралась за перо и блокнот и я писал, писал, писал… На Земле столько прекрасного, столько чудесного и восхитительного, что для осознания всего не хватит и тысячи жизней. Я мечтаю вернуться на Землю, чтобы продолжить познание красоты, но, видимо, этого мне уже не суждено… — говорил Антуан.
Анита спросила:
— Что тебе мешает? У тебя есть самолет. Правда, он сейчас разбит… Почини его и сразу лети на Землю!
Антуан ответил:
— Я бы с удовольствием, но мне нужен билет.
Анита удивилась:
— Билет? Какой билет?
— Самый обычный билет на Землю. Без билета туда не пустят.
— Даже нас?
— Конечно, даже вас…
Анита задумалась:
— Где же его взять?
— К сожалению, я не знаю. Может быть, в Иртифахане…
— Так пойдем с нами в Иртифахан и купим билет.
Антуан ответил:
— Знаешь, принцесса, каким-то образом я застрял здесь. В последний день своей земной жизни я летел в самолете. Была война. Мне говорили, что лучше не соваться на берега Испании, но у меня было задание доставить специальный груз. Я решил рискнуть и пролететь по побережью, чтобы увидеть прекрасный закат. Вражеский самолет появился неожиданно, и меня подстрелили…
Анита заплакала:
— Какой ужас…
— Больно не было. Обидно, что я многое не успел сказать. Но еще хуже то, что я застрял здесь. Дальше не пускают, а билета назад нет. Возможно, что я жду своего часа. Но жду терпеливо и служу почтальоном, как и всю жизнь.
Анита вытерла слезинку:
— Это очень печальная история. Я достану тебе обратный билет, обещаю…
Антуан обнял Аниту:
— Спасибо, принцесса! Однако у нас очень мало времени. Солнце близится к закату. Надо разбудить Николая и идти дальше.
Анита подбежала, и меня осветила ее улыбка:
— Добрый вечер, Николай. Ты проспал весь день в тени этой пальмы. Что видел во сне?
Я ответил неопределенно:
— Долго рассказывать.
Анита сказала:
— Сейчас ты выглядишь лучше, чем вчера. Колыбельная помогла? Помнишь, я тебе пела перед сном?
— Смутно помню.
Анита немного обиделась:
— А жаль. Я пела от всего сердца.
— Не сердись, мне было очень плохо.
Анита улыбнулась:
— Не сержусь. Вставай. Нам пора идти. Антуан говорит, что нам надо добраться в Иртифахан до рассвета.
Подошел Антуан, проверил мои пальцы и сказал:
— Ухудшений нет. Попробуй встать. Ты можешь ходить?
Я приподнялся и почувствовал, что силы вернулись ко мне.
Правда, руки и ноги болели от гноя, но идти я мог. Антуан удовлетворенно кивнул головой:
— Хорошо! Тогда в путь! Надеюсь, успеем. Как у тебя с мыслями?
Я пожал плечами, посмотрел на запад и увидел там огромную стену желтого цвета.
Анита встревожилась:
— Что это?
Антуан недовольно покачал головой и ответил:
— Это песчаная буря. Будет плохо, если она нас накроет…
Анита задумчиво повторила:
— Песчаная буря. Какая она красивая.
Антуан обратился ко мне:
— Я уверен, что направление этой бури зависит от твоих мыслей. Пожалуйста, будь внимателен. Если у тебя опять начнут возникать негативные чувства, то отгоняй их, как сможешь…
Я спросил его с опаской:
— А если не смогу?
Антуан развел руками:
— Тогда мы все — ты, я и Анита — задохнемся в песках, не дойдя до Иртифахана.
Анита попросила:
— Николай, постарайся, пожалуйста…
Антуан сказал:
— Могу посоветовать: дыши глубоко и следи за своим дыханием. Произноси мысленно — вдох, выдох — и будь дыханием души твоей. Может быть, поможет.
Я кивнул:
— Спасибо! Так и буду делать. Но…
Антуан спросил:
— Что?
— Я как-то потерян. Не знаю, почему нахожусь здесь и зачем ты ведешь нас в Иртифахан, — ответил я.
Антуан объяснил:
— Возможно, у тебя какая-то цель, которую ты пока не осознаешь. Не исключено, что ты мельком видел картинку Иртифахана и невзначай подумал поехать. Кроме твоих страданий, здесь исполняются твои заветные мечты. Думаю, в нужный момент ты поймешь, зачем направляешься в Иртифахан.
— Я должна нарисовать Иртифахан, — сказала Анита.
После заката мы пошли по пескам и по лунной тропинке. Я пытался удерживать взгляд на огромном диске ночного светила. Это помогало не допускать тревожные мысли.
К полуночи Иртифахан не появился, но Антуан был уверен, что он уже близко.
Время от времени я обращал свой взгляд назад, к западу. Оттуда за нами неуклонно следовала песчаная буря. Чтобы не допустить в себя пагубные мысли, я приковывал свой взор к луне и…
Вдруг там зашевелились кратеры, задвигались тени, и я отчетливо увидел сцену в богато обставленной спальне. Силуэт Софи… Боже! Она голая ложиться в постель, где ее ждет…
Кэтчер!
Все во мне опять всколыхнулось. Беспокойство охватило меня в один миг. Я задрожал от нахлынувших на меня мыслей. Почувствовал, как поднимается ветер и услышал глухой призыв Антуана:
— Николай! Дыши глубоко и мысленно следуй за своим дыханием!
Я задышал. Вдох-выдох, вдох-выдох… Скоро тревога откатила, но ветер не стих, и конечности заломило сильнее.
Анита взяла меня за руку:
— Держись, Николай…
Я молча кивнул ей, и мы пошли дальше.
После этого я боялся смотреть на луну и пристально вглядывался в беспредельные пески передо мной.
Ближе к рассвету, когда никаких сил на передвижение уже не оставалось, я увидел вдали чудесный пейзаж. Горная лужайка с красными маками, зеленая трава, снег на вершинах вдали, а еще дальше — затерянный в скалах монастырь. Все в точности так, как на рекламной фотографии, которую мне дала Инга в туристическом агентстве. От этого видения у меня мурашки побежали по спине. Появились очертания городской стены с огромными воротами, которые засверкали в лунном свете.
Я спросил:
— Что это? Мираж?
Антуан вгляделся вдаль и сказал:
— Нет, это ворота Иртифахана!
Анита подскочила:
— Ура! Ура! Ура! Какая прелесть!
Я сказал:
— Да, великолепный вид…
Анита заторопилась.
— Скорее, подойдем поближе.
Болячки продолжали ныть, но я продолжил путь. Моим единственным желанием было увидеть, что эти очертания не мираж. И наконец, дойдя до них, я понял, что они не исчезают. Наконец вплотную приблизились и вот, мы стоим перед воротами древнего города великих врачевателей. Неужели за ними кроется моя единственная надежда на исцеление? Как бы отвечая на мой мысленный вопрос, Антуан сказал:
— Ну, вот мы и пришли. Сейчас Николай должен постучать в эти ворота. Их откроют, и вы туда войдете.
У Аниты на глаза навернулись слезы. Она сказала:
— Антуан, прошу, пойдем с нами!
Антуан улыбнулся ей:
— Меня туда не пропустят. Да и не надо. Ведь меня ждет мой разбитый самолет. Я вернусь к нему, отремонтирую и полечу дальше.
Анита обняла пилота и спросила:
— Куда ты полетишь?
— Развозить других пассажиров. Анита сказала:
— Я достану тебе билет на Землю! Обещаю!
Антуан нагнулся, поцеловал девочку и ответил:
— Прекрасная принцесса, я хочу, чтобы все твои мечты сбылись…
Потом он подошел ко мне и пожал руку:
— От всей души желаю тебе удачи, Николай, стучи в дверь.
Я кивнул, повернулся к воротам и ударил железной рукояткой об дверь. Звук оказался настолько всепроникающим, что вся пустыня оживилась, и пески завибрировали. Длинное окошко в воротах щелкнуло, отворилось, и оттуда на нас взглянули глаза. За этим последовал вопрос:
— Кто такие?
Я ответил несколько растерянно:
— Я Николай, а эта Анита.
— Кто доставил?
— Летчик Антуан.
Глаза в окошке моргнули пару раз. Они недовольно, но внимательно изучали нас. Потом голос спросил:
— Почему вас двое?
Я растерялся:
— Почему бы нет? Мы прилетели вместе.
Голос сказал задумчиво:
— Такого раньше не было. Парами тут не ходят.
Антуан подтвердил:
— Их правда было двое…
Глаза повернулись в сторону Антуана, и после долгой паузы голос сказал:
— Один или двое, это ваши проблемы. В пустыне я вас оставить не могу, надо впустить, но летчика — нельзя.
Антуан развел руками:
— У меня и так дела. Надо самолет починить.
Голос приказал:
— Отойди на сто шагов, и тогда я отворю ворота…
Мы еще раз обнялись с Антуаном и попрощались. Он лучезарно улыбнулся нам, отошел и помахал рукой.
Тут ворота Иртифахана загромыхали, начали медленно отворяться, и мы, сделав несколько неуверенных шагов, оказались в черте города…
Я пролепетал:
— Спасибо…
И услышал, как ворота закрываются за нами с тем же грохотом.
Седьмая Глава
Эскулап — великий бог врачевания
Перед нами предстала высокая фигура здорового мужика, обросшего бородой и кудрявыми волосами. Он был обернут в белую простыню наподобие древнегреческой, а на голых ногах, как и полагается, носил сандалии. В правой руке он держал огромный, красивый жезл с многочисленными узорами и…
О! Ужас!
Жезл обвивали две ядовитые змеи, которые смотрели на нас недовольным, но вполне осознанным взглядом. Они выбрасывали длинные язычки и грозно шипели.
Я вздрогнул. Анита прижалась ко мне.
А мужик, не обращая внимания на змей, сказал:
— Итак, Николай и Анита, вижу, вас испугали мои дочки. Вы не знакомы с ними?
Я удивился, не понимая, почему я должен быть знаком со змеями. Грек недовольно покачал головой и сказал:
— Ну, их, ладно, забудем про гадюк. Зато не сомневаюсь, что вы непременно узнаете меня!
С этими словами он выпрямился во весь рост, представ перед нами во всей своей полуголой красе, и замер в вопросительном ожидании.
Я смотрел на него, пытаясь припомнить хоть что-нибудь, однако, моя память ничего не пожелала восстановить:
— Я вас не знаю, извините.
Анита испуганно прижалась ко мне, и некоторое время мы вопросительно смотрели на застывшего грека.
Наконец, он отчаянно махнул рукой и начал громко упрекать нас:
— Ну, что за молодежь пошла?! Никаких познаний! Никакого понимания! Догадливости тоже никакой. Зато полно тупости ума. А ведь я занимаю уютный уголок в душе каждого человека! Неужели никто больше не заглядывает туда? А ты еще доктором себя называешь?! Молчи, врун и обманщик!
От этих слов я чуть в обморок не упал, а Анита заплакала. Увидев слезы девочки, грек сжалился и сказал:
— Ладно. Прощаю, чтобы успокоить эту прекрасную девочку, а если уж вы не способны вспомнить меня, то нам надо познакомиться.
Я молча кивнул.
Он сказал:
— Для начала представляю этих симпатичных и прелестных змей. Они — мои дочери. Старшую зовут Гигиея, а младшую — Панацея. Они вас не тронут, пока я не прикажу. А я этого делать пока не намерен.
Анита подтерла слезу, вышла из оцепенения и спросила:
— Как это змеи могут быть вашими дочками?
Мужик недовольно покачал головой, но все-таки чувствовалось, что Анита ему нравится, и он ласково ответил:
— А почему, позволь спросить, они не могут быть моими дочерями?
Анита возразила:
— Потому, что вы сами не змея.
Грек громко рассмеялся:
— Ха-ха-ха! О, да! Какая ты прелестная и смышленая девочка! Ты мне очень нравишься, и я с тобой полностью согласен. Я не змея и даже не змей! Какая ты наблюдательная! Если талант действительно в тебе большой, то сейчас ты даже угадаешь, кто я.
Анита пожала плечами:
— Вы лучше скажите сами.
Грек повернулся ко мне, пристально посмотрел в глаза, и этот взгляд разбудил во мне смутные воспоминания о моем университетском лекторе, который нудно рассказывал древнегреческие легенды. Этот рассказ я лениво воспринимал сидя на задней парте. Гигиея, Панацея, их отец…
Вспышка осветила мой мозг, и я сказал неуверенно:
— Асклепий?! Вы, наверное, всеми почитаемый Асклепий? Бог медицины!
Глаза грека вдруг засверкали от злости. Он почернел от негодования и накричал на меня:
— Я бог врачевания, а не медицины! И зовут меня Эскулап, а не Асклепий! Зачем ты, гадина, называешь божественную науку исцеления именем какой-то знахарки и предательницы? Нет никакой медицины! Есть только исцеление! И если ты хочешь иметь со мной дело, то знай, и запомни навсегда: я — бог врачевания и зовут меня Эскулап!
Я испуганно кивнул в знак подчинения и пролепетал:
— Да, извините, вы — Эскулап, бог врачевания.
Это его немного успокоило:
— Какая несправедливость! Настоящую науку величают в честь аферистки, а мое имя забыли! И зачем мне такое бессмертие? Оно мне нужно?
Тут Эскулап вдруг сильно погрустнел. Он присел на ближайший камень и… заплакал.
Утирая слезы, он обратил свой взор на Аниту и сказал ей жалким голосом:
— Я должен был родиться обычным смертным человеком. Прожил бы спокойную жизнь у подножия горы Олимп и умер бы себе под сосной, но мой отец совершил ужасное преступление. Вы не можете себе даже представить, что он сделал…
Анита подошла близко к Эскулапу, погладила его и сказала:
— Успокойся. Не вспоминай плохое.
Но бог исцеления продолжал плача:
— Отец убил маму. Он сжег ее на костре беременную. Представляете?! Она ему чем-то не угодила. А там, в ее чреве, был я.
Анита, потрясенная услышанным, нежно обняла Эскулапа.
Он тоже ее обнял и сказал:
— Костер был огромным, и бедная мама сгорела быстро, однако, отец не хотел моей смерти и вырвал меня из огня… Я помню, восседает мой отец на престоле с магическим жезлом в правой руке, а перед ним огромный кентавр, которому отец говорит: «Друг мой, Хирон! Вот я отдаю свое смертное чадо тебе на воспитание, и если он преуспеет в искусстве исцеления, да пусть исцелится сам и станет таким же бессмертным, как мы, Боги Олимпа! Ибо он — мой сын».
Эскулап замолчал.
Я стоял в полной нерешительности, не зная, что делать. Анита же погладила Эскулапа по голове и сказала:
— Дорогой дядя Эскулап. Можно тебя так называть?
Лицо Эскулапа просияло:
— Да, да! Как ты мне нравишься! Конечно, ты можешь меня так называть. Я для тебя буду дядей Эскулапом.