Он сказал:
— Пойдем отсюда. Здесь нам больше нечего делать.
Мы направились к выходу. Уже в тоннеле нас догнал веселый возглас Иштлильтона:
— Еще раз с удовольствием пью за здоровье Николая!
Девятая Глава
Великий наставник лазуритного храма
Мы вышли из пирамиды, и она закрылась за нами. Я понимал, что мое состояние очень тяжелое. Я так сильно привязался к грязи в себе, что она сама вернулась обратно. Что же делать с моими переживаниями, которые живут во мне своей жизнью, появляются и исчезают без спроса?
Анита нервничала:
— Дядя Эскулап, что же нам теперь делать?
Эскулап ответил:
— Мы попытаемся попасть к самому мудрому целителю всех времен и народов, великому наставнику Татхагата. Он живет в своем Храме Лазуритного Сияния. Пойдем туда. Это последняя надежда. Будем молиться, чтобы наставник Татхагата принял нас. У него служит моя любимая супруга Эпиона. Я попрошу у нее помощи.
Аните уже не терпелось:
— Дядя Эскулап, пойдем быстрее к наставнику!
Мы пошли в сторону Океана Страсти.
Лазуритный Храм стоял на самом берегу. Он величественно возвышался над городом и был украшен многочисленными статуэтками из всех индийских легенд и мифов. В волшебном сиянии луны все здесь было загадочно и красиво, хотя из-за недуга красоту я воспринимал с трудом.
Мы свободно прошли в пустой храм. Тусклый свет от горящих свечей и приглушенный звук, доносившегося издалека гонга, подействовали умиротворенно. Тревожные мысли притупились.
После долгого молчания Анита спросила шепотом:
— Дядя Эскулап, что будем делать?
Ее голос эхом отразился от стен несколько раз подряд и исчез в вышине купола.
Эскулап ответил тихо:
— Мы будем ждать. Надеюсь, что моя любимая супруга Эпиона выйдет к нам. Она должна почувствовать, что я здесь.
Вдруг Гигиея и Панацея напряженно зашевелились на его посохе, и тут мы заметили движение в одном из углов храма. Оттуда появилась огромная, красивая, радужная змея. Ее кожа переливалась всеми цветами радуги. Двигалась она медленно и грациозно, голову держала высоко, даже выше самого Эскулапа. Гигиея и Панацея сильно заволновались. Радужная змея приблизилась к нам, внимательно рассмотрела всех, и особенно пристально и долго смотрела мне в глаза. От ее взгляда мне существенно полегчало. Потом она изучила Аниту, которая вовсе не испугалась ее, даже, наоборот, улыбнулась необычной змее. Наконец, радужная змея обвила Гигиею и Панацею, которые быстро успокоились от ее прикосновений, и встала перед Эскулапом. Он ей поклонился, а она что-то прошипела. И вдруг Эскулап зашипел ей в ответ. Я понял, что они переговаривались на змеином языке. Когда супруги закончили шептаться, Эскулап обернулся и сказал нам:
— Познакомьтесь, это Эпиона, моя обожаемая жена.
Анита не сдержалась и воскликнула тихо:
— Ух, ты! Вот почему у тебя дочки — змеи.
Эскулап продолжил:
— Она согласна провести нас к настоятелю Татхагате. Это радует. Но помните, что надо быть очень осторожным перед ним, он видит всех насквозь.
Эпиона развернулась и повела нас по длинной лестнице вниз, в подземные кельи. Там зазвучали приглушенные звуки, которые непостижимым образом начали проникать в меня, вызывая приятное головокружение. Анита уверенно шла рядом со мной и ничуть не боялась темного спуска. Через какое-то время стены вокруг лестницы сузились, и стало темно, как в могиле. Единственный тусклый лучик исходил от сияющей кожи Эпионы. Она двигалась впереди, и мы следовали за этим слабым светом. Да, и дочери Эскулапа излучали легкое мерцание, освещающее каменные стены. Наконец, спуск закончился, и странные, проникающие во все тело звуки усилились настолько, что я уже слышал их всем телом. Они заставляли струны моей души вибрировать в унисон, и это успокаивало.
Анита прошептала:
— Как хорошо.
Мы вышли в огромную подземную пещеру, освещенную лишь несколькими свечками. В самом темном углу мы увидели каменное ложе, на котором, поджав под себя ноги, сидел юноша с закрытыми глазами. Он был совсем молодым и совсем не дышал.
Мы остановились у стены, и Эскулап сказал шепотом:
— Не двигайтесь, наставник Татхагата пока путешествует. Сама же Эпиона приблизилась к юноше, встала перед ним на почтительном расстоянии и застыла.
Так мы ждали долго, в полном безмолвии, которое нарушалось отдаленным биением гонга. Глубокий, насыщенный и тяжелый звук проникал прямо в душу, и там ложился бальзамом на больные места.
Потом звук неожиданно стих.
Юноша еле заметно зашевелился, глубоко вдохнул воздух и вдруг, не открывая глаз, пропел стихи:
Знай, Эскулап, и ты, Эпиона, знай!
Парил я над морем вечности сейчас.
Над волнами забвения я летал,
По облакам любви божественной витал.
Хотел найти я ангела вселенной нашей,
С белыми крылами, с божественною чашей,
Наполненным напитком просветления,
И видел я чудесное видение.
И понял неожиданно, что ясность мне дана,
Что ум мой просветлен, и вижу моря гладь,
Но знание себя я не могу объять,
Еще немало вечностей я должен облетать.
Скажите же, зачем я вышел к вам на сушу?
Гостя в пещере чувствую, потерянную душу.
Жизнь угасает в нем, страдает и зудит,
И некому помочь. Лишь смерть над ним гудит…
Слушая эту песню, все мое больное тело затрепетало. Анита стояла застывшая, как в гипнозе. Эскулап же упал на колени перед мальчиком и сказал:
— О великий Наставник Храма Лазуритного. Твоя мудрость и всепроницаемость достойна величайшего восхищения. Око твое всевидяще, но позволь мне озвучить имена гостей: Анита и Николай. Николай ищет твоей помощи. Научи эту душу твоему великому знанию самоисцеления. Может, он воспримет твой Свет?
Неожиданно веки наставника задвигались, и он открыл глаза.
Из них полился свет!
Лазуритное сияние осветило пещеру.
Он встал и, легко спрыгнув со своего каменного ложа, приветливо улыбнулся нам, потом остановился передо мной и спросил:
— Скажи мне, брат мой, кто ты?
Я понял, что его сияние просвечивает меня, выворачивая всю душу наизнанку. Чувствовал, что он знает обо мне даже то, что мне самому неизвестно.
Было странно слышать такой вопрос от него.
В течение нескольких мгновений какая-то непонятная сила сковывала меня, и я ничего не мог произнести.
Потом ударил гонг.
Я очнулся и сказал:
— Я врач.
Звук моих слов прогремел громом и наполнил всю пещеру молнией.
Анита даже подскочила от неожиданности.
Вдруг молния слилась со звонким, завораживающим, веселым смехом наставника. Смех оказался настолько чистым и заразительным, что захохотал и Эскулап, и Анита, и даже Эпиона с дочками задвигались в такт смеха. Я понял, что смех проникает в меня, растет во мне, и я тоже не смог сдержаться и расхохотался. Мы долго смеялись, и нам всем было очень хорошо! Я бы пожелал, чтобы этот смех никогда не кончался, но неожиданно наставник замолк, вытер слезы и спросил с лазуритной улыбкой на лице:
— И что ты врачуешь, врач?
Язык мой словно парализовало, и я с трудом сказал:
— Я врачую… Лечу нейро… В общем, мозги. Я нейрохирург. Врач мозгов…
Молодой Наставник кивнул и спросил:
— И чем же ты болен? Врач, врачующий мозги?
Я вспомнил свой диагноз и ответил:
— Инсульт. То есть кровоизлияние в мозг.
Наставник задумался, некоторое время размышлял над сказанным мной, а потом обратился к Эскулапу:
— Друг мой, Эскулап, ты облетел почти всю Вселенную. Объясни, что сказал нам сейчас Николай? Неужели он утверждает, что заболел тем, что сам врачует?
Эскулап низко поклонился и ответил:
— Да, величайший Наставник! Он сказал именно это. Его хватил тот же недуг, от которого он лечит других.
Наставник кивнул в знак понимания и обратился ко мне:
— Помогу советом: излечи себя!
Я с трудом выдавил:
— Не могу.
Он кивнул.
Повернулся к нам спиной. Посмотрел куда-то ввысь. И опять пропел:
Вижу ваш мир порочный,
Все как-то в нем не так,
Все ходят смертельно больные,
Даже хворает врач!
Опухоль съедает онколога,
Незрячим сидит окулист,
Сердце дрожит кардиолога,
Инфарктом бедный убит…
Диетолог воюет с весом,
Не знаю, кто победит,
Что-то неправильно в мире,
Надо бы вас освятить.
Тревожится мозг, тревожится дух,
Колокола звенят,
Кого же вы исцеляете,
Не умея лечить себя?
Опять прозвучал удар гонга. Наставник повернулся ко мне и заключил:
— Ты не врач! Иначе сам бы не болел!
Я почувствовал, что он прав. Слезы навернулись на глаза. И я заплакал причитая:
— Но я же учился много лет…
Наставник задумался и спросил:
— Чему учился?
С этим вопросом в моей памяти начали проноситься предметы медицинского факультета: патологическая анатомия, общая хирургия, урология, эндокринология, оториноларингология, педиатрия, нейрология и нейрохирургия…
Я понял, что Наставник увидел мои мысли.
Он сказал:
— Добрый Эскулап, одолжи мне свой скальпель. Хочу показать нашему гостю, чему его учили.
Эскулап с поклоном передал Наставнику инструмент. Не понимая, что он хочет сделать, я встревожился. А он взмахнул скальпелем. Передо мной сверкнуло лезвие…
Еще раз…
Еще и еще…
Все закончилась в тысячную долю секунды…
Я понял что…
Нет!
Этого не может быть!!!
Он меня…
Расчленил…
Я лежал на каменном полу по частям…
Я мог видеть себя…
Точнее мое…
Мои органы.
Боже!
Руки и ноги валялись отдельно и вяло двигались сами по себе. Вынутый из головы мозг лежал в стороне, внутренние органы были аккуратно растянуты по длине от полости рта до прямой кишки, сердце висело на сосудах, продолжая лениво биться, а от головы были отделены нос, рот и глаза…
Кошмар! И я все это видел! И не мог найти себя. Анита вскрикнула, закрыла глаза руками. Я был охвачен ужасом, и мои глаза тревожно смотрели на Наставника. А он подбросил мое сознание вверх, как воздушный шарик, и сказал:
— Вот чему тебя учили. Расчленять людей. Ваша медицина разделила человека на части, тогда как Бог создал человека целым! Ваше учение о врачевании вырвало человека из природы, тогда как Бог создал его частью вселенной! Ваша наука вырезала душу человека и оставила только прах для себя, когда Бог создал человека по образу и подобию своему! Вы порвали человека на части и пытаетесь лечить отдельные органы, когда Бог создал человека неделимым!
Душа моя дрожала в ожидании приговора.
Наставник продолжил:
— Так, если ты врач, выученный врачевать человека по частям, то дерзай! По твоей научной вере я разделил тебя на органы и системы жизнеобеспечения. Ты думаешь, от мыслей болезней не бывает, и порочная душа не причина хвори. Однако вот он, пример противоположного, — ты сам! В плену собственных мыслей, в кандалах своей ревности, в оковах своего эмоционального гноя. И как ты будешь врачевать свою душу, читая анализ крови? Там рецепт излечения не найдешь! Тебя учили науке. Пользуйся же ею и исцели себя, разделенного на органы и анализы. Ну, дерзай! Выпиши себе аптечный яд, называемый твоей наукой лекарством, и излечи им душу свою испоганенную!
Я рыдал. Бесшумно, безмолвно плакала душа моя от бессилия. В панике от безысходности я взмолился:
— Соберите меня!
Наставник сочувственно спросил:
— Почему сам не можешь?
— Не могу.
— Расчленять тебя научили, а соединять — забыли?
— Я не обучен соединять…
— Врачевать тебя научили, а исцелять — забыли?
— Я не умею исцелять…
— Болезням тебя научили, а про здоровье забыли?
— Лекций по здоровью не было…
Наставник провел рукой в моем направлении, и моя тревога ослабла.
Тогда он сказал:
— Хорошо. Давай учиться соединению, исцелению и здоровью. Но для этого надо знать, что исцелять! Сначала ты должен найти СЕБЯ. Ведь не зная СЕБЯ, СЕБЯ не вылечишь! Скажи мне, где ТЫ? Где твое настоящее Я? Может, ты — руки и ноги твои, которые дергаются в том углу? Или мускулы туловища твоего?
Я ответил в слезах:
— Нет, я не есть руки, ноги и мускулы.
— Может быть ты — глаза твои, уши или нос твой, или нервные окончания на пальцах или на языке? Неужели, ты — ощущения мира?
— Нет, я не ощущения…
— Тогда, может, ты — твой желудок, кишки и поджелудочная железа? Или ты являешься другими какими-нибудь железами, выделяющими всякие соки в тебя?
— Нет, нет. Я не кишки и желудок…
— Возможно, ты — кровь, сердце, висящее на сосудах, артерии, вены, капилляры и анастомозы?
— Нет, нет…
— А может ты — мозг? Вот он лежит во всей красе, пульсирует, бросается миллиардами нервных импульсов. Ты — это он?
— Нет, нет, нет…
— Так, что же исцелять? Руки и ноги отдельно? Мозги? Кровь и сердце? Нервную систему? Неужели, лечение отдельных частей туловища — есть исцеление? Твоя медицина не человека лечит, а лишь закапывает причины болезни глубоко в душу, обещая вылечить последствия. Но это не избавление! Для исцеления ты должен, по крайней мере, знать, где Ты! Где твое настоящее «Я»? Может это твои эмоции?
Тут Наставник поднял руку, и в ней оказалось нечто, похожее на проектор. Сразу же посередине пещеры, возникли живые картины моего сознания.
Софи с Кэтчером лежат в постели в обнимку.
Боже! Опять. Я не могу этого вынести!
Софи говорит кокетничая:
— Я чувствую, что продажа энергетика не единственная твоя цель здесь… Скажи честно, какой у тебя план кроме этого?
Кэтчер улыбается:
— Ты очень умная. Я скажу. Продвижение и торговля энергетических напитков — лишь первый этап. Параллельно мы начнем строить огромный госпиталь, оснащенный самой современной медицинской техникой, с особым отделом лечения заболеваний пищеварительного тракта.
Софи удивлена:
— Госпиталь?
— Да.
Вдруг ее лицо засияло. Она начинает понимать:
— Подожди. Давай, угадаю. Заболевания системы пищеварения… Николай говорил, что постоянное употребление «КайТайФуна» непременно приведет к нарушениям в желудке, и…
На лице Кэтчера появилась злая улыбка:
— Да! Распространение нашего напитка будет скрытой причиной увеличения заболеваемости. Следовательно, повысится спрос на квалифицированное медицинское обслуживание, что мы и будем предлагать.
Софи начала размышлять вслух:
— То есть нашим напитком мы вызываем болезни, которые потом будем лечить в нашем госпитале нашими же лекарствами…
Кэтчер кивает головой и добавляет:
— Которые, на самом деле, и не лечат. Лишь устраняют симптомы и люди довольны…
И вдруг Софи взрывается чертовским смехом:
— Надо еще открыть похоронное бюро. Ведь и на похороны вырастет спрос…
Кэтчер удивлен ее находчивости:
— А это идея! Ты — моя умница!
И его рука скользит по ее телу. И она отвечает на поцелуй. И они опять…
Я рыдаю. Наставник дернул рукой, и картинка сменилась на другую спальню.
Боже!
Моя Мария с Крикуновым…
Она говорит:
— Итак, мы договорились?
Он расплывается в сладострастной улыбке, и хочет ее поцеловать.
Она его останавливает:
— Нет, сначала ответь! Мы договорились?