У меня немеют губы. Ребра телефона впиваются в пальцы и сейчас разрежут их на куски. Анна Сергеевна щебечет в трубку какие-то благодарности, но я не могу понять слов.
Я не помню, как привез домой свою дочь.
Кладу телефон на стол. Во рту сухо, в голове – холодно и гулко. Виктория сидит, не поднимая взгляда, ковыряет ложкой пирожное. Ковыряет пирожное одинаковыми, отточенными движениями. Выверенными. Запрограммированными.
Я не помню своей свадьбы.
Смотрю на Анфису. Она сидит с совершенно прямой спиной, сцепив под столом ладони, и смотрит на меня. Ей не было скучно дома одной. Ей не бывает скучно.
Поднимаюсь на ноги. Щенок выбирается из-под стола, чтобы посмотреть на меня с запрограммированным обожанием. Виктория откладывает ложку и поднимает голову. На мгновение мне кажется, что сейчас она пожелает мне доброй ночи как ни в чем не бывало.
Я смотрю на них, а они смотрят на меня: робот-щенок, моя жена и моя дочь.
Три робота.
* * *
Да, черт возьми, можно забыть и то, чего не было! Я забыл, что никогда не был женат, что у меня не было детей! Я забыл об этом настолько, что придумал даже сине-красный мяч и приезд моей мамы, которой у меня тоже никогда не было!
Сначала я мечусь по кабинету, потом обнаруживаю себя сидящим за столом перед толстой тетрадью. У меня ничего нет. У меня никого нет. Я такой же, как все эти люди в старческих домах, на инвалидных койках и «Подмостом», и вот почему я так хочу что-то сделать для них! Я – один из них!
Каждый вечер, возвращаясь домой, я впрыгивал в несуществующее пятно света. А существуют только ненужные друг другу люди, сериалы, роботы и алкоголь. И чужие воспоминания, которые мне не с кем делить, сидя в молчании на кухне до двух часов ночи. Некому читать книжки. Некого везти в отпуск.
Людей, которых я люблю, нет.
Нигде.
В дверь скребутся. Я не отвечаю, и Виктория входит без разрешения, неловко перешагивает короткими ногами несуществующий порог. Я машинально сметаю тетрадь и ручку в ящик стола.
На руках у Виктории щенок. Отличные роботы, черт побери, совсем как живые. Я хочу сказать, чтобы они убирались отсюда, но отчего-то понимаю, что никуда они не уберутся.
– Мне велено говорить тебе одну фразу всякий раз, когда ты вспоминаешь, – старательно выговаривает робот детским голосом.
– Всякий раз, – безнадежно повторяю я.
Робот выжидающе смотрит на меня. Совсем по-человечески шмыгает носом-пуговкой.
– Ну? Говори. Ты ж не отстанешь, я понял.
Ненастоящий ребенок переступает короткими ногами, покрепче прижимает к себе ненастоящего щенка и старательно декламирует:
– «Но если я не дойду, если в пути пропаду – что же станется с ними, с моими зверями больными?»
Я закрываю глаза.
Виктория еще несколько секунд стоит в дверях, сопит. Потом я слышу, как она выходит в коридор, переступая несуществующий порожек, и прикрывает за собой дверь.
Оглушительная тишина вползает через закрытые окна, растекается по стенам, трогает меня за рукав холодными пальцами.
«О, если бы знать, что пятьдесят лет назад я бездумно тратила время на такую ерунду, которая этого не стоила. Если бы только я могла прожить эти годы иначе! Накопить другие воспоминания!»
«Я просто хочу знать, то есть нет… Я хочу помнить, как это – ходить!»
«Вы думаете, чужие воспоминания сведут нас с ума? Бросьте, мы и так уже все сумасшедшие – от безысходности, от пустоты внутри».
«Уж вы-то знаете, сколько в этом мире людей, которым осталась одна радость: ворошить прошлое».
«Что делать, когда заканчиваются воспоминания, в которых мы находили утешение? Когда они больше не приносят радости, а только выцветают и блекнут?»
И если я не дойду…
Я стряхиваю с рукавов ледяные пальцы тишины, достаю из ящика стола забвение и толстую тетрадь. Звучно шлепаю ее на стол и с треском вырываю последние страницы.
Андрей Гальперин
Невосполнимый ресурс
Питер Кауфман прекрасно знал, как выглядит комната «для уточнения некоторых обстоятельств». На государственной службе он и сам не один раз «уточнял подробности», потому не стал задерживаться в дверях, а сразу прошел к неудобному стулу у идеально чистого стола из полированной нержавеющей стали. Уселся и повернулся лицом к гладкой стене, выкрашенной светло-зеленой эмалью.
Спустя минуту пикнули электронные замки и послышались шаги. Звякнули стулья, в спертом воздухе редко проветриваемого помещения появились холодные нотки неплохого одеколона и еще чего-то едва уловимого, вроде лосьона для бритья. Щелкнул замок на кейсе. Кто-то прокашлялся и нетерпеливо постучал по столу браслетом часов. Кауфман развернулся и стал рассматривать агентов. Их было двое. Напротив него сидел курносый блондин с внимательными серыми глазами, чуть поодаль, ближе к двери, расположился крупный парень в безупречном черном костюме. На столе – толстая красная папка, серебристый цифровой диктофон, пачка «Лаки Страйк» и крошечная фарфоровая пепельница в виде улыбающегося до ушей спаниеля.
Блондин положил руки на стол и собрал перед собой сложную фигуру из сплетенных пальцев. Некоторое время он пристально разглядывал каждый изгиб и наконец произнес приятным, хорошо поставленным голосом:
– Добрый день, мистер Кауфман. Как проходит реабилитация?
Питер поднял руку на высоту плеча и согнул в локте.
– Спасибо. Уже значительно лучше.
Блондин покивал, придвинул чуть ближе к себе диктофон и указал ладонью на своего спутника.
– Это – агент Пек. Я – агент Эванс. Мы пригласили вас сюда для уточнения некоторых обстоятельств…
Кауфман кивнул в ответ и спросил:
– Разумеется. Я думаю, речь пойдет о событиях в Чили?
– Да.
– Как неожиданно. А господин Пек случайно не родственник контр-адмирала Лорена Риза Пека? Я даже вижу некоторое семейное сходство…
Агент Пек улыбнулся краешками губ, но промолчал. Агент Эванс слегка поморщился.
– Вряд ли ваш вопрос относится к теме нашей беседы.
– Это просто милое любопытство, – прервал его Кауфман. – Я перенес несколько операций, да и общаться в вашем чудесном заведении особо не с кем. Мой лечащий врач на редкость неразговорчивый человек, так что простите мне эту слабость. Я был знаком с контр-адмиралом Пеком, и ничуть не удивлюсь, если один из его четверых сыновей подался в разведывательное управление…
– Хорошо, но мы не будем останавливаться на биографии агента Пека. – Эванс вновь сплел пальцы и продолжил: – В Мемфисе вы подписали все соответствующие документы и согласились добровольно сотрудничать и оказать посильную помощь в решении некоторых интересующих нас вопросов, не так ли?
– Так.
– Специалисты доложили, что вы некоторое время принимали наркотические препараты в качестве обезболивающего. По вашим словам, это было необходимо для того, чтобы довести и посадить самолет на территории Аргентины. Как вы считаете, это может сказаться на ваших ответах? Не повлияют ли последствия приема наркотиков на вашу способность трезво оценивать произошедшие события?
Кауфман чуть вздрогнул и быстро ответил:
– Нет, не повлияют. Я был тяжело ранен, с учетом моего возраста и той напряженной обстановки, которая сложилась в Сантьяго в последние недели перед событиями на плато Аско, у меня не было другого выбора. Впрочем, я профессионал, поэтому совершенно уверен.
– Да, мы ознакомились с вашим досье…
– Не сомневаюсь.
Эванс придвинул одну из папок и достал несколько скрепленных степлером листов. Кауфман разглядел собственное черно-белое фото двадцатилетней давности.
– Питер Кауфман, пятьдесят два года. Холост. Детей нет. Родился в Хьюстоне, далее не интересно… Школа, увлечения, колледж. Это мы пропустим… Так. Полк специальных операций корпуса морской пехоты, разведка корпуса морской пехоты, Харвей-Пойнт, разведывательное управление. Далее… Никарагуа, Сальвадор, Чили… Опять Сальвадор… Коста-Рика, Панама, Колумбия, снова Сальвадор. Гондурас. Отставка. Лос-Анджелес, агентство «Worldwide GuardSafety», должность – ведущий специалист.
– Эксперт.
– М-да. Эксперт. Получить данные из офиса «Worldwide GuardSafety» не так просто, но нам это удалось, к тому же господин Гилрой считает вас мертвым, хотя официально ведущий специалист Питер Кауфман числится пропавшим без вести. В агентстве вы занимались расследованиями, в основном опять же в странах, расположенных южнее Мексики. Все верно?
Кауфман снова кивнул.
– Чаю? Кофе?
Питер откинулся на спинку стула и отрицательно покачал головой.
– Спасибо. Минералку, если вас не затруднит. Без газа. А почему вы не курите?
– А вы? – Эванс улыбнулся и сделал жест тому, кто следит за камерами.
Кауфман в ответ хмыкнул и указал на предметы, лежащие на столе.
– Агент Эванс, вы сейчас в двух словах озвучили мою биографию. Зачем же вам эта бутафория? Перед вами не запуганный мальчишка, которому с пеленок нашептывали о прелестях Джанната, а потом отправили взрывать неверных. Я знаю, что в этой комнате на высокочувствительную аппаратуру записывается каждый звук, каждый шорох и скрип, а также видеоизображение минимум с шести точек, и где-то рядом несколько специалистов оценивают мои жесты, мимику и движение ресниц, для того чтобы потом решить – обманываю я вас или нет. Перестаньте играть со мной в эти игры. Вы знаете, что я не курю, вы изучили и запомнили каждую строчку из этих документов, вплоть до последней запятой, иначе вас бы сюда не прислали. Давайте относиться друг к другу как профессионалы. Я дал согласие на сотрудничество и отвечу на все вопросы. Другого выхода у меня нет.
Эванс понимающе кивнул и отодвинул папку в сторону.
– Хорошо, мистер Кауфман. Давайте с самого начала.
– С какого именно пункта вы предпочитаете? Напомню, все, что касается событий в Сантьяго, а также в Куарто Ангел да ла Гуардо и на плато Аско, я подробно изложил в отчете, в пояснениях к отчету, а также неоднократно перед этим в устной форме, в том числе и в Мемфисе, лично полковнику Уиллкоту.
– Давайте будем считать, что никаких отчетов не было. Начните, пожалуй, с брифинга в Лос-Анджелесе.
Кауфман некоторое время смотрел в спокойные серые глаза Эванса, а потом сказал:
– Вы не получили отчеты. Я ведь прав?
В комнату бесшумно вошел рослый служащий в сером мешковатом костюме, поставил на стол две бутылки «Бонаквы», один большой пластиковый стакан и так же бесшумно вышел.
Эванс опустил глаза, помолчал и ответил:
– Это несущественно, мистер Кауфман. Нам нужна полная информация для тщательного анализа событий…
– Но полковник Уиллкот…
– Полковник Уиллкот вышел в отставку. А две недели назад скоропостижно скончался в военном госпитале Сан-Антонио. Сердечный приступ.
– Вот как? – Кауфман потер пальцами веки и вздохнул. – Военный атташе Гиз?
– Не имею ни малейшего понятия. Давайте вернемся непосредственно к событиям. Итак, брифинг в офисе «Сафети» в Лос-Анджелесе.
Кауфман помолчал, словно раздумывая, а затем неспешно начал:
– Второго мая я получил сообщение из офиса. Мне предписывали оставить расследование, которое я проводил вместе с группой специалистов «Сафети» на территории Бокас-дель-Торо, и срочно прибыть в Лос-Анджелес. В офисе меня встретил начальник отдела Джесс Мэнселл и сообщил, что я отправляюсь в Сантьяго для изучения довольно специфического случая. На следующий день прошел брифинг, на котором присутствовали сам начальник отдела расследований «Сафети», его заместитель Арон Арад и представитель компании-заказчика, мистер Бьерн Хайнрих. Я получил материалы для ознакомления, а именно сведения о катастрофе транспортного MD‑11F компании «Монреаль Карго Айрлайнс» в Тихом океане у берегов Чили, которая произошла восемнадцатого марта. Кроме того, мне предоставили сведения о поисково-спасательной операции в предполагаемом районе падения самолета, а также информацию о специальной группе, посланной на место авиакатастрофы после окончания поисково-спасательных работ. Эта группа была отправлена в Чили компанией-заказчиком, которой принадлежал груз на борту разбившегося «Макдугласа».
– Кто проводил брифинг?
– Непосредственно заместитель начальника отдела расследований мистер Арад.
– Вы упомянули представителя заказчика, мистера Хайнриха?
Кауфман пожал плечами.
– Мистер Хайнрих? Он сидел, выпятив нижнюю губу, и многозначительно молчал. В конце брифинга он достал распечатку последнего рапорта своих людей, полученного из Чили…
– В Мемфисе вы сказали, что последний рапорт – это видеообращение специалистов, отправленное в адрес компании-заказчика. Значит, ролик вы не видели?
– Нет. Я получил на руки распечатку сообщения.
– Что вы можете сказать о Хайнрихе, мистер Кауфман?
Питер поднял глаза и внимательно посмотрел на Эванса.
– Хайнрих? Весьма неприятного вида пожилой мужчина, чуть ниже среднего роста, избыточный вес, легкая одышка. Волевые черты, лицо уверенного, я бы даже сказал – самоуверенного человека. Скорее всего, бывший военный. Задача выяснить подробности биографии заказчика передо мной не стояла. Самодеятельность в компании не поощряется.
– Хорошо. Расскажите подробнее о материалах, переданных вам для ознакомления мистером Арадом. Подробности авиакатастрофы можете опустить.
Кауфман нацедил минералки, сделал глоток, затем встал со стула и, держа стакан на весу, прошелся по комнате. Агент Пек внимательно наблюдал за каждым его движением из-под полуопущенных век. Агент Эванс поглаживал указательным пальцем подбородок и терпеливо ждал. Кауфман допил воду, поставил стакан на стол и, облокотившись о стену, продолжил:
– Основная часть брифинга касалась моего расследования. Вернее, задачи, которую ставило передо мной руководство отдела. Не уточнялось, почему заказчик решил отправить на поиски собственную группу, после того как официальное решение комиссии было опубликовано, а поисково-спасательная операция, в которой были задействованы специализированные службы с новейшим оборудованием, судами и самолетами, не принесла никаких результатов. Также я не получил никаких сведений о характере груза, находившегося на борту самолета, и о конечном получателе. Передо мной стояла задача отыскать возможного свидетеля.
– Свидетеля чего, мистер Кауфман?
Питер вернулся за стол и некоторое время молча смотрел перед собой. Наконец он вздохнул и заговорил:
– Давайте по порядку. Думаю, хронология событий вам и так известна, но тем не менее. Борт 901 рейсом из Орландо в Сантьяго через Каракас пропал с радаров рано утром восемнадцатого марта. Самолет был исправен, экипаж опытный, погода стояла отличная. Никаких свидетельств о взрыве, пожаре на борту, аварийной ситуации. Самолет просто исчез. Организованная поисково-спасательная операция не дала никаких результатов. Место предполагаемого крушения посетили специалисты из соответствующих ведомств, в том числе и американских, но окончательного мнения, касающегося катастрофы, они так и не составили. Официальная версия была такова – самолет попал в грозовой фронт, двигающийся с Анд, потерял высоту и разбился при падении в океан. Обломки затонули на большой глубине. Спустя неделю после окончания официального расследования в Сантьяго прибыла группа специалистов в количестве семи человек. Двое граждан Канады, двое – Германии, и три колумбийца. Те самые люди из компании Бьерна Хайнриха. Они привезли с собой поисковое оборудование и арендовали судно для водолазных работ, без экипажа. Через трое суток связь с ними прервалась. Вся группа пропала без вести в районе предполагаемого падения самолета. В последнем своем видеосообщении начальник группы передал в офис компании-заказчика информацию о том, что в океане они встретили рыбацкое судно с единственным членом экипажа. Этот самый рыбак предостерег их от поисков пропавшего самолета, не объясняя характер опасности, он посоветовал поскорее возвращаться на берег и никогда больше не приближаться к этому месту. Старшему группы одинокий рыбак показался странным, даже более того, в своем сообщении он описывает его как человека «явно не в себе», точные слова – «полностью долбанутого на всю голову». Бьерн Хайнрих считал, что этот рыбак и есть единственный свидетель.