Но враги уже все осознали. Их осталось трое, то есть теперь уже мы имели численное преимущество. Но пуля не умеет считать. Поэтому, когда моя группа догнала меня, я сразу же дал команду:
– ?Ложись! Не отвечать на стрельбу!
Я приказал бойцам залечь вовсе не потому, что считал, как мой недавний противник, что снег может защитить от пуль. Просто когда стреляют не прицельно, а «поливают» очередями горизонт, шальной пуле легче попасть в стоящего человека, чем в лежащего.
Сам я, несмотря на метель, видел вспышки автоматных выстрелов. И отметил, что одновременно с тем, как стихают снегопад и ветер, заканчивается день и начинает постепенно темнеть. Зимние дни коротки, и в наступающем сумраке вспышки выстрелов были видны лучше, чем в недавней сильной метели. Но мы в ответ не стреляли, и это вводило противника в заблуждение. Какие мысли могли прийти в эти три головы, что еще остались на плечах группы лагуновцев? Естественно, в первую очередь они подумали о том, кто в них стрелял. И пришли к выводу, что стрелял один человек. Это мог быть только я. Именно один, без группы, что их весьма устраивало. И одновременно заставляло недоумевать.
Оставшаяся троица никак не могла понять, что произошло с остальными. Им просто не верилось, что я уже сумел уничтожить семерых из них, а они, поглощенные борьбой с трудной дорогой, этого и не заметили. Но даже оставшись втроем, они не согласились бы сложить оружие, потому что знали за собой такие грехи, которые им никто не простил бы. Ни я, ни местные жители. Впрочем, о последних они сейчас, наверное, не думали. Выстрелов они не слышали, при этом знали, что я вооружен пистолетом-пулеметом «ПП-2000» с глушителем. У второго убитого в этой группе было такое же оружие, и я сразу подумал о том, что пистолет-пулемет следует забрать. Оставлять оружие с глушителем местным жителям в качестве трофея в мои планы не входило, поскольку вполне реально было предположить, что в недалеком будущем с кем-то из этих самых местных мне доведется вступить в бой. Пусть даже не мне лично, но другим представителям федеральных сил. А наличие такого оружия грозит моим собратьям неприятностями…
Я ждал продолжения. Поскольку противник предполагает, что он все еще имеет численное преимущество, то есть считает, что ему противостою я один, он сам будет действовать активно. Наверное, офицеры группы слышали про такое армейское понятие, как прикрытие огнем. И пусть они не видят меня и не знают, куда им стрелять, – когда первый поднимется, двое других, подумал я, начнут поливать окрестности беспорядочными неприцельными очередями. Нет ничего глупее такой стрельбы наугад. Она сразу выдает нервный срыв в человеке и может подействовать только на того, кто находится в состоянии такого же стресса.
Но противник или был умнее, чем я предполагал, или совсем растерялся и не знал, что ему предпринять. Я ждал их появления, а они, кажется, ждали моего. Для прояснения ситуации я поднял бинокль. Смеркалось уже с каждой минутой, хотя по времени до ночи было еще далеко. Но тепловизор не имеет о времени суток абсолютно никакого понятия. Ему что день, что ночь – разницы нет никакой. Так получилось и в этот раз. Чтобы увидеть хоть что-то невооруженным глазом, уже требовалось подойти почти вплотную. Но я имел возможность обойтись без этого. Три скрюченные человеческие фигурки я нашел на расстоянии двадцати метров от вершины холма. У парней даже не хватило соображения перебраться за вершину, чтобы спрятаться от бинокля, хотя Лагун наверняка должен был предупредить их о моей технической оснащенности. Из сугробов торчали стволы в три стороны света, оставляя незащищенным только тыл. Но нападения с тыла они и не ждали, поскольку я стрелял с другой стороны. Видимо, для них оставшееся до вершины расстояние казалось слишком большим, или они вообще не поняли, что подошли к вершине так близко. И обо мне они были слишком низкого мнения. Я такого к себе отношения не прощаю.
– ?Ждите здесь, – сказал я спутникам. – Отдыхайте пока…
– ?Ты куда? – спросил Шамиль.
– ?Они контролируют три стороны, – похлопал я по биноклю, показывая, откуда информация. – Ждут моего появления. Тыл оставили открытым. Зайду с тыла. Я быстро, потом вернусь к вам. С места не сходите, чтобы не потеряться. И под выстрелы не лезьте.
– ?Будем ждать здесь, – пообещал за всех Рагим. Он по возрасту был самым старшим из четверки, и я заметил, что его слушаются.
Я уже основательно отдохнул и даже начал слегка подмерзать без движения. Когда одежда промокла, морозец прохватывает быстро – даже такой небольшой, какой может быть во время метели. И потому я побежал легко и стремительно, несмотря на то что бежать пришлось уже по полной целине и по более крутой траектории, чем та, по которой шли лагуновцы. Но, поднявшись чуть выше, я уже не поднимался, а по спирали огибал вершину холма. По дороге пришлось срезать путь и приблизиться к вершине. Ближе к ней снег лежал тонким слоем, а под скалами, наоборот, более толстым. Там можно было провалиться по пояс, а около вершины снег и до колен не достигал. И только на самый верх я забирался, слегка пригнувшись и соблюдая крайнюю осторожность. Более того, даже поднял бинокль и просматривал перед собой горизонт до того момента, пока не показалось свечение человеческих тел. Оно было плотным, сливалось из-за короткой дистанции наблюдения, тем не менее я легко различал три сгустка тепла. Значит, эти трое так и сидели друг рядом с другом, не решаясь на активные действия. И даже уйти с места у них смелости не хватило, потому что идти пришлось бы в село. Просидеть подобным образом они могли долго, и даже приближающийся ночной мороз их, кажется, не пугал. Такие бойцы напоминали мне страусов, при появлении опасности прячущих голову под крыло. Не вижу опасности – значит, ее нет… Но опасность была даже ближе, чем предполагал мой противник. И это была все та же самая опасность – я!
И я не стал терять время, чтобы доказать это.
Меня они не видели. Я сам, убирая бинокль от глаз, их не видел. Ветер шел в мою сторону, следовательно, мое приближение противник услышать не должен был. В тихую погоду снег – стопроцентный предатель, потому что скрипит под ногами. А в метель, пусть и стремительно слабеющую, он не может служить помехой при скрытном передвижении. Ветер относил все звуки далеко за мою спину. Ее, кстати, я на всякий случай тоже подстраховал, не поленившись просмотреть весь ближайший склон в поиске биологически активных объектов, способных нажимать на спусковой крючок. Мало ли… Но мне никто не угрожал. И я занялся делом.
Насколько я знал технико-тактические характеристики своего пистолета-пулемета, он отличался низкой скорострельностью. Конструкторы специально старались ее снизить, но за счет этого повысить кучность стрельбы. Тот же автомат Калашникова, как и большинство современного автоматического оружия, за счет скорострельности не может позволить стрелку направить в цель длинную очередь. Рассчитывать на точность можно было только в отношении первой пули. «ПП-2000» же позволял сделать прицельной всю очередь, при этом ствол не уводило сильно в сторону, несмотря на большой калибр оружия. Аналогично вел себя в автоматическом режиме ныне снятый с вооружения пистолет Стечкина, когда к нему вместо приклада крепилась деревянная кобура. Лично мне «АПС» очень нравился. А вот «ПП-2000» до штатного вооружения спецназа еще не добрался. Хотя оружие это довольно хорошее и пригодное для операций, свойственных как раз спецназу ГРУ. Мне лично очень импонировали низкая скорострельность и высокая точность прицеливания. Такой способностью пистолета-пулемета грех было не воспользоваться.
Я стал спускаться с вершины. Направление я определил заранее, и выбрал для сближения как раз ту сторону, в которую не торчал, как шлагбаум, автоматный ствол. Необходимости выходить на позицию, обеспечивавшую полную видимость, не было. Если она у меня будет, значит, точно такая же видимость будет и у моего противника. А мне это нужно? Видимость ограничивалась десятью метрами. Я залег примерно метрах в двенадцати и стал устраиваться поудобнее. Даже камень себе нашел. Не для того, чтобы он служил мне бруствером, защищающим от пуль – я не намеревался дать противнику возможности отстреливаться; просто с камня стрелять было удобнее.
Честно говоря, у меня слегка замерзли руки. Я, конечно, был разгорячен после пробежки к вершине холма, но, когда кончики пальцев слушаются плохо, есть угроза нечеткой работы во время стрельбы. Я знаю, например, что ни один сапер, находясь в здравом уме и ясной памяти, не будет работать со взрывным устройством замерзшими пальцами. Они теряют чуткость и медленно отзываются на команды нервной системы. Поэтому я, уже выбрав себе позицию, перед тем как начать стрелять, засунул руки под бриджи. Пах у человека – самое теплое место. Так греют руки все северные народности России. Так же греют их и в спецназе. В кончиках пальцев быстро началось острое покалывание. Когда оно кончилось, можно было работать. Пальцы восстановили чуткость.
Работа, в принципе, мне предстояла не сложная, хотя и требующая четкости и скорости исполнения. Три противника, расстояние от одного до другого – около полуметра. Все трое сидят, скрючившись сморчками. Все трое в бронежилетах, которые простая пуля пробьет только при большой удаче. А бронебойных патронов с усиленным зарядом и стальным каленым сердечником у меня не было. Потому приходилось обходиться простыми патронами. Рассчитывать, что я вслепую попаду каждому в голову, было глупо. Такое невозможно даже в цирковом аттракционе. Попадешь в первого – двое других отреагируют хотя бы на звук удара пули в голову и из любопытства повернутся. А я не смогу увидеть, как они это сделали, на сколько градусов, в какую сторону, подались ли вперед или же, наоборот, откинулись назад. Значит, после первого выстрела стрелять следует ниже бронежилета в крестец. Такое попадание бывает смертельным. И я, чтобы правильно прицелиться, долго рассматривал снежный окоп перед собой через тепловизор, хорошо обрисовывавший фигуры. Затем, отложив бинокль, поднял пистолет-пулемет, прицелился в место, которое запомнил, снова взялся за бинокль и проверил себя. И только после этого дал три короткие, в две пули, очереди, перед каждой переводя ствол на новую цель.
Стрельба вслепую имеет свои особенности. Кто-то хорошо стреляет по памяти, кто-то точно ориентируется по звуку. Есть вообще редкие специалисты, которых природа наградила умением бить чуть ли не с закрытыми глазами. Я к таким специалистам не принадлежал. Поэтому, когда поднял бинокль, то увидел, что только первый мой выстрел был точным и прибил, как гвоздем, голову противника к камню, к которому он до этого прислонился. Второму я, видимо, перебил ноги или таз, хотя намеревался попасть в узкое пространство между ягодицами и бронежилетом. Раненый корчился от боли, но встать не мог, хотя автомат из рук не выпустил. А третий боец побежал, каким-то образом сообразив, что опасность пришла к ним именно с вершины холма. Может быть, темнота уже была такая, что были видны вспышки огня из ствола, хотя у «ПП-2000» хороший по сравнению с «калашом» пламегаситель, и сам я вспышек не видел. Скорее всего, просто пули ударили бойца в бок, показав, откуда они летят. И он, спасенный бронежилетом, сейчас стремился уберечься от следующей очереди и бежал, как не бегал, наверное, никогда в жизни, подминая ногами сугробы, словно работающая на бешеных оборотах щетка снегоуборочной машины. Стрелять в него мне было нельзя, потому что бежал он напрямую к четверке моих сопровождающих, сидевших на тропе. Хотелось, чтобы они вовремя среагировали и не спутали этого спринтера со мной, хотя спутать было сложно даже по росту и по движениям.
Они не спутали. Ветер донес до меня сразу несколько очередей. Парни стреляли от всей души, потому что пока еще им пострелять в этот день не довелось, а они очень хотели проявить себя при защите родного села. И всеми четырьмя стволами ударили. Хорошо, что я предвидел такой вариант и не побежал вслед, иначе вполне мог бы угодить под шальную пулю.
А мне пришлось еще раз приложиться к пистолету-пулемету. Не люблю стрелять в упор. Когда добиваешь раненого, стрелять в него всегда неудобно. Да и он вполне имел возможность выпустить по мне очередь, если я вдруг появлюсь из снежной круговерти. Бинокль показал, что вторая моя очередь была лучше первой…
* * *
В снежном окопчике я нашел второй огнемет «Шмель» и, конечно же, прихватил его. Такое оружие всегда сгодится. Даже если не придется применить его здесь, я все равно планировал принести огнемет в свой взвод. Каждое подразделение спецназа обычно имеет какое-то неучтенное вооружение сверх штатного. Так, в моем взводе, например, есть три трофейных ручных пулемета. На марше я всегда выпускаю пулеметчиков вперед. В случае непредвиденного столкновения с противником три пулемета всегда смогут подавить возможный встречный огонь. А огнеметы, которые взводу вообще по штату не положены и выделяются только роте для проведения конкретной операции, тем более иметь выгодно. Площадь поражения одного выстрела из огнемета на открытой местности составляет не менее пятидесяти квадратных метров, на которых «Шмель» выжигает все живое. В помещении эта площадь увеличивается до восьмидесяти квадратов. Пусть кто-нибудь попробует выжить при температуре в восемьсот градусов и последующем обязательном пожаре. Интересно, как вообще планировалось использовать это оружие в отряде подполковника Лагуна? Может, после испытания секретных веществ «шайтан-труба» должна была уничтожить следы? Вполне вероятно, что это так. Но пока им ничего и никого уничтожить не удалось. А два огнемета оказались в моих руках.
Сами же бойцы отряда уже застывают в снегу. По крайней мере, больше половины по списку. Участь пропавших без вести… Но если у Лагуна есть еще огнеметы, их тоже необходимо будет захватить и не допустить, чтобы «Шмели» попали в гражданские руки. При прицельной дальности выстрела в двести метров это страшное оружие. Полностью полагаться на мирные намерения тех, с кем я сегодня воевал бок о бок, я не мог. И вполне допускал мысль, что тот же огнемет, попади он в руки людей Пехлевана, будет применен в скором времени против меня или моих соратников…
Забросив за спину огнемет, я стал медленно спускаться по склону и подошел к подстреленному беглецу. На его бронежилете в области спины виднелись отчетливые вмятины. Это я стрелял. При слепой стрельбе ошибка в два – два с половиной сантиметра считалась бы хорошим результатом. Но только на стрельбище. В боевой же обстановке она уже считается промахом. А мои помощники не промахнулись. Они стреляли из четырех стволов с десяти метров и сразу уложили противника. Я остановился над убитым, когда ко мне подошли все четверо моих помощников.
– ?Все? – спросил Рагим.
– ?Все. Это десятый… – показал я стволом пистолета-пулемета под ноги.
– ?Идем в село, – вдруг заговорил командным тоном Рагим.
– ?Идите, я догоню вас, – и я двинулся по тропинке в обратный путь.
– ?Куда ты? – спросил Шамиль.
– ?Хочу на одного из убитых посмотреть… – не стал я уточнять цель своего возвращения, но передал Шамилю второй огнемет. – Неси. Но с возвратом, как и первый.
Они остались ждать. Я спустился чуть ниже и забрал у второго убитого пистолет-пулемет с глушителем и запасной магазин с патронами. Оставлять такое оружие на потеху местных жителей я не собирался. В операциях моего взвода глушитель тоже может когда-то понадобиться.
Я вернулся к четверке бойцов.
– ?Что не идете?
– ?Тебя ждем, чтобы не заблудился, – сказал Рагим. – Куда идем? На соединение с остальными?
Я посмотрел по сторонам. Ветер все еще был сильным, и если неподалеку стреляли, мы вполне могли не услышать выстрелов.
– ?Сейчас узнаем, что там делается, – сказал я. – Потом тронемся…
Глава десятая
Я вытащил телефон и нашел в списке «контакты» номер Илдара. Тот ответил не сразу – видимо, трубка была спрятана глубоко под верхней одеждой. Наконец он отозвался. Говорил при этом запыхавшись, с трудом переводя дыхание. Значит, только что разминался, бегом преодолевая сугробы. Но начал он не с вопросов, а с доклада:
– ?Самовар, мы поймали их в засаду! Они вышли там, где ты говорил. Двоих уложили сразу. Но они шли растянутой колонной, поэтому остальных в метели было плохо видно. Третьим шел подполковник. Я узнал его. И он дал команду к отступлению. В него попали две пули. Я стрелял – бронежилет спас. Они сразу развернулись, первых двоих бросили. Я дал команду преследовать. Пришлось побегать. Но только Лагуна и смогли догнать. Азиат подполковника сразу свалил, а тут и мы подоспели. Остальные, мне показалось, врассыпную двинули. Может быть, в вашу сторону, чтобы с другой группой соединиться. Вот, подполковник смотрит. Слушает, что я говорю. У-у…