Сказанное Карсавиным полностью подтверждает тот факт, что со времени Петра I и до начала XX века евреи не играли в России какой-либо существенной «разрушительной» роли (хотя и возникали те или иные их конфликты с другим населением страны и с властью, но такие конфликты имеют место в истории любой национальности…).
Так писал глубокий русский мыслитель через десять лет после 1917 года. Но его диагноз всецело можно отнести и к тому, что происходило в стране со второй половины 1980-х годов. «Разложение» вовсю шло уже при Брежневе — достаточно вспомнить об его насаждаемом сверху чисто фарсовом«культе». Крайней степенью «разложения» явился, конечно, состоявшийся в декабре 1991 года беловежский сговор, но среди его вершителей евреев не было, — хотя в книге, о которой мы говорим, Ельцина и Кравчука «зачислили» в евреи, почему-то «пощадив» одного Шушкевича…
Стоит еще напомнить о получившей широкую известность статье И. Р. Шафаревича «Русофобия», из-за которой многие недобросовестные авторы объявили его «юдофобом», хотя он совершенно недвусмысленно сказал в ней: «…мысль, что «революцию делали одни евреи» — бессмыслица, выдуманная, вероятно, лишь затем, чтобы ее проще было опровергнуть. Более того, я не вижу никаких аргументов в пользу того, что евреи вообще «сделали» революцию, т. е. были ее инициаторами, хотя бы в виде руководящего меньшинства».
Изучение истории доказывает, что к февралю 1917 года среди русских людей всех социальных слоев — от многих заводских рабочих и даже до некоторых членов императорской семьи, «великих князей» (!), господствовало убеждение, что весь строй жизни России должен быть кардинально изменен, и крах империи был встречен массами самых разных людей в Петрограде и Москве с восторженным ликованием.
Точно так же за разрушение СССР проголосовали почти все (против были 6 из 196) депутаты Верховного Совета РСФСР, и это разрушение приветствовали стотысячные демонстрации на улицах и площадях Москвы…
В заключение следует со всей определенностью сказать, что преподнесение всего происшедшего в 1917 и 1991 годах в качестве результата деятельности евреев, во-первых, являет собой предельно «простой», или, выражаясь точно, примитивный ответ на сложнейший вопрос, — ответ, дезориентирующий русских и белорусов, которым адресована книга, — и, во-вторых, неизбежно порождает столь же примитивную противоеврейскую настроенность, хотя, как было показано выше, многие евреи за последние триста лет сыграли весомую позитивную роль в истории России и Беларуси.
ПОБОРНИКИ СИОНИЗМА
Михаил Агурский — достаточно широко известный и в Израиле, и за его пределами публицист, с сочинениями которого я знаком еще с 1970-х годов. В его статье «Ближневосточный конфликт и перспективы его урегулирования» (статья полностью приведена в Приложениик этой книге) содержится немало важных и интересных сообщений и оценок. Хочу прежде всего обратить внимание на имеющийся в его статье краткий, но побуждающий к размышлению очерк истории отношения сионизма к СССР.
Необходимо только сразу оговорить, что для М. Агурского (это четко сформулировано в его статье) сионизм — это главным образом идея и практическая программа национального возрождения евреев как народа. Между тем сегодня множество (или даже большинство) и сторонников, и противников сионизма полагает, что явление это отнюдь не укладывается в такое определение. Но об этом еще пойдет речь; будем пока употреблять слово «сионизм» в том значении, в каком употребляет его М. Агурский.
Опираясь на специальное исследование проблемы отношения сионизма к СССР (итоги этого исследования изложены очень сжато, но за выводами угадывается анализ большого фактического материала, подчас к тому же труднодоступного), М. Агурский показывает, что в течение долгого времени после 1917 года сионисты с полным сочувствием относились к СССР, видя в нем, — как определяет сам М. Агурский, — «модель своего собственного социального эксперимента». Это, конечно, нуждается в обстоятельном конкретном осмыслении, и было бы очень желательно, чтобы М. Агурский его предпринял. Но по-своему важна уже и сама постановка данного вопроса.
Далее М. Агурский подчеркивает, что в Палестине, «особенно после создания государства Израиль, были исключительно сильные симпатии к СССР… даже идеализированное представление о СССР и его тогдашнем вожде, и подавляющее большинство израильтян просто не хотели слышать никакой критики в адрес СССР».
Это, между прочим, подтвердил на страницах «Вестника еврейской советской культуры» (от 21 июня 1989 г.) осведомленный человек, доктор Э. Брой-де-Трэппэр, который писал, что «многие израильтяне боготворили Сталина… Даже после доклада Хрущева на XX съезде портреты Сталина продолжали украшать многие государственные учреждения, уже не говоря о кибуцах» (своего рода «колхозах», созданных в Израиле).
Вместе с тем М. Агурский говорит о том, что в 1920-1950-х годах омрачало отношение сионистов к СССР, — о «главных и почти исключительных врагах» (по его определению) сионизма в двадцатых годах и позднее — тех советских евреях, которые отвергали национальную идею сионистов, стремясь являть собой принципиальных интернационалистов (люди этого типа, как сообщает М. Агурский, старались, в частности, внушить Сталину враждебность к сионизму), а также о фактах преследования действительных или же мнимых сионистов — фактах, имевших место в конце 1940-х — начале 1950-х годов (М. Орен, Р. Сланский, «дело врачей» и т. п.).
По непонятным причинам М. Агурский не упоминает события, которые, казалось бы, были наиболее важны в данном аспекте. Речь идет о репрессиях против деятелей созданного в СССР во время войны Еврейского антифашистского комитета, который фактически возглавлял один из крупнейших партийных и советских деятелей, генеральный секретарь Красного интернационала профсоюзов, затем заместитель министра иностранных дел СССР и начальник Совинформбюро, кандидат, а с 1939 года член ЦК ВКП(б) А. Лозовский; в этот комитет входили многие виднейшие деятели советской еврейской культуры.
В конце войны Комитет предложил после высылки крымских татар создать на «освободившейся» территории Крыма Еврейскую советскую республику. Не будем обсуждать, так сказать, этическую сторону задуманного предприятия, ибо крымских татар тогда, увы, ставило вне закона широкое общественное мнение. Крым, в отличие от Палестины, действительно оказался «землей без народа»…
Но Сталин усмотрел в этом предложении коварный сионистский заговор, и в результате многие члены Комитета жестоко пострадали. Как представляется, акции против Комитета были первым реальным выступлением со стороны Сталина (да и СССР вообще) против сионизма или же того, что было квалифицировано как сионизм.
Негативное отношение к Комитету сложилось уже во время войны, но репрессии против него начались именно тогда, когда СССР решительно поддержал создание государства Израиль… Эта бросающаяся в глаза «двойственность» (как известно, вообще характерная для политики времен Сталина) заслуживает особого исследования.
* * *
Но вернемся к статье М. Агурского. Упомянув (хотя, как мы видели, неполно) о тех событиях, которые омрачали отношение сионистов к СССР, он все же подчеркивает, что даже и после этих событий в Израиле «оставались многие, кто… продолжал верить не только в СССР, но и в Сталина как великого вождя всех народов».
И полный и откровенный поворот от положительного (хотя бы в общем и целом) отношения Израиля к СССР к заведомо отрицательному М. Агурский датирует 1966-1967 годами, в чем он, очевидно, прав.
Этот поворот, или, вернее, даже переворот, нашел прямое официальное выражение в прозвучавшем несколько позднее, в начале 1970 года, призыве тогдашнего премьер-министра Израиля Голды Меир к «тотальному походу» против СССР. И уже в начале 1972 года израильтянин Вольф Эрлих свидетельствовал, что за последнее время в Израиле «Советский Союз изображается как враг номер один всех евреев и государства Израиль. В детском саду, в школе, в университете израильский аппарат делает все, что в его силах, чтобы укоренить подобное изображение СССР как аксиому».
Хотя этот свидетель — член Коммунистической партии Израиля и может быть заподозрен в тенденциозности, едва ли есть основания подвергать сомнению его слова, так как цитируемая статья публиковалась в издающемся в Израиле на иврите журнале «Арахим» (№ 1 за 1972 год), и дезинформация была бы слишком рискованным делом для репутации В. Эрлиха как публициста.
Итак, в течение первых пяти десятилетий существования СССР сионизм — при всех возможных оговорках — относился к этой стране положительно, а затем проникся к ней непримиримой враждой. Это неизбежно вызывает недоумение, предстает как странная (по крайней мере, с первого взгляда) загадка. Ведь получается, что во времена беспрецедентных массовых репрессий, беззаконий, насилий, которые, между прочим, коснулись и очень многих евреев, сионизм благоволил к СССР, а в семидесятые годы — при всех их негативных сторонах все же несовместимые с эпохой тоталитарного террора — сменил, так сказать, любовь на ненависть.
При этом важно отметить, что невозможно объяснить такое положение вещей неким «прозрением» (мол, до конца 1960-х годов в Израиле не знали, что делалось в СССР ранее). Ибо среди израильтян было немало людей, которые в 1920-х, 1930-х годах и позднее находились в СССР и имели ясное представление если даже не обо всем, то о многом. Достаточно сказать, что один из виднейших политических деятелей Израиля Менахем Бегин (его карьера началась в Палестине еще в 1944 году) провел несколько лет в ГУЛАГе.
Перед нами поистине загадочное явление, которое нуждается в объяснении.
М. Агурский отчасти пытается объяснить этот переворот тем фактом, что в условиях многократных и нередко острейших конфликтов между израильтянами и арабами в целом ряде моментов СССР поддерживал арабскую сторону. Но, во-первых, эта поддержка началась за много лет до заявления Голды Меир о «тотальном походе» против СССР — уже во время событий вокруг Суэца в 1956 году. А во-вторых, сам М. Агурский — и это, кстати, нельзя не оценить — недвусмысленно утверждает, что в арабо-израильском конфликте правда далеко не во всем была и остается на стороне израильтян.
Так, он откровенно говорит в своей статье, что со второй половины 1960-х годов в Израиле «разгорелись великодержавные аппетиты, появились мечты о большом Израиле, возникли нездоровые мессианские настроения, воинственный национализм, шовинизм и мания национального величия». М. Агурский высказывает, правда, мнение, что все это отчасти было ответом на действия арабов, но вместе с тем прямо говорит и об обратном: именно действия Израиля, по его словам, вызвали, например, «пробуждение в качестве политической силы шиитского экстремизма». Свидетельствует М. Агурский и о том, что «здравомыслящие израильтяне давно предупреждали, что рано или поздно следует ожидать открытого неповиновения со стороны арабской молодежи» и т. д.
И поскольку это действительно так, нет никаких оснований считать неправомерной (и тем более продиктованной некой особенной враждебностью к израильтянам) поддержку арабов со стороны СССР. М. Агурский — и это особенно важно отметить — утверждает, что «в Израиле всегда была и есть почти половина населения, готовая на широкие компромиссы (с арабами. — В. К.) ради мира и даже обвиняющая израильское правительство, что оно не идет на них… Многие… согласны даже на переговоры с ООП и на создание палестинского государства».
Из контекста статьи в целом следует, что сам М. Агурский в той или иной мере принадлежит именно к этой части населения Израиля и, по-видимому, даже сожалеет, что она составляет меньше половины и не может решительно влиять на политику в отношении арабов. И остается непонятным, почему М. Агурский все же (это ведь также отразилось в статье) имеет серьезные претензии к СССР за его отношение к арабам? Ведь в сущности СССР разделяет устремления этой самой «почти половины населения», готовой на «компромиссы» — к тому же «широкие» — с арабами…
* * *
Словом, в позиции М. Агурского здесь есть явное противоречие; может быть, нам удастся понять его смысл в дальнейшем. Теперь же необходимо перейти к более общим и основополагающим проблемам.
Михаил Агурский дает следующее определение сионизма: «еврейское национально-освободительное движение», поставившее перед собой цель «создания еврейского государства на исторической родине еврейского народа», притом, добавляет он, «целью первоначального сионизма было… создание еврейского государства… основанного на идеях социальной справедливости, на идее возвращения еврейского народа к производительному физическому труду и т. д.».
Эту «дополнительную» цель, как сообщает М. Агурский, осуществить не удалось; со второй половины 1960-х годов (то есть как раз во время «поворота» в отношении к СССР) «стали, — по его словам, — исчезать старые сионистские идеалы физического труда, который в нарастающей мере стал исполняться арабами».
В этой связи мне невольно приходит на ум популярный сегодня в Израиле анекдот, который не так давно рассказал интервьюировавший меня сотрудник израильского журнала:
«Дедушка указывает юному внуку на старый дом и гордо заявляет:
— Когда я был молодым, внучек, я своими руками построил этот дом и насадил вокруг него сад!
— А что, дедушка, разве в молодости ты был арабом?».
Но пойдем далее. М. Агурский говорит и о еще одной и, по его определению, «не менее важной» задаче сионизма:
«Сионизм был движением, направленным против сложившейся системы социальных отношений внутри еврейских общин диаспоры (то есть еврейского населения, живущего в различных странах мира. — В. К.), против неограниченной власти традиционных религиозных кругов и еврейской буржуазии».
Эта характеристика сионизма во многом противоречит основному содержанию большинства — или даже подавляющего большинства — книг и статей о мировом сионизме (ведь здесь М. Агурский говорит не об Израиле, а именно о всемирной еврейской диаспоре), изданных в СССР, ибо в них этот сионизм определяется обычно именно как идеология еврейской буржуазии (часто добавляется — «националистической») и «консервативных» иудаистских кругов. На мой взгляд, это определение, несмотря на всю его распространенность, неверно (об этом еще пойдет речь) и Агурский более прав, чем советские «сионистоведы».
Вместе с тем эта характеристика, если вдуматься, опять-таки вступает в противоречие с данным самим М. Агурским определением сионизма как национального движения, призванного воссоздать государство на исторической родине еврейского народа — словом, как движения, ставящего целью национальное возрождение. Если цель в самом деле такова, к чему же, спрашивается, эта направленность против «сложившейся системы» и власти «традиционных» религиозных кругов?
Противоречивость эта объясняется в конечном счете тем, что сионизм вовсе не есть единое и однородное явление. Напротив, это явление очень — и, пожалуй, даже предельно — сложное, многостороннее, разноликое.
Многое в современном сионизме имеет тесную связь с явлениями и событиями далекого или даже очень далекого прошлого. Но исторический аспект волей-неволей приходится исключить из рассмотрения, ибо в противном случае статья превратилась бы в книгу. Словом, речь пойдет только о современном сионизме и только в его самых общих — и потому неизбежно схематизированных — контурах.
Если оставить в стороне промежуточные, сложносоставные, ответвляющиеся явления и тенденции, можно разграничить два принципиально различных явления, которые (несмотря на все их различие) постоянно обозначают — притом как сторонники, так и противники — одним и тем же словом «сионизм».
Первое — это национальное (и в своих крайних, экстремистских выражениях — националистическое) движение, которое в наиболее чистом виде представлено в Израиле. Нет оснований сомневаться, что значительная или даже преобладающая часть израильтян и, добавим, евреев, стремящихся поселиться в Израиле, действительно ставит перед собой цель возрождения национального бытия и сознания.