Сидеть мокрым – то еще удовольствие, но уходить я все равно не собирался. Подумаешь, промок. Туча ушла, солнце пригрело, вот и высох.
Зачем я это делаю? Почему не ушел? Сам не очень понимаю. Если бы хотел просто извиниться, то меня бы давно уже здесь не было, я же хотел… увидеть, понять, можно ли исправить то, что я натворил или это станет моим проклятием на всю оставшуюся жизнь?
Если мне, просыпаясь утром, хочется видеть его рядом с собой, обнимать, вдыхать его запах, а от мысли, что делал ему больно, становится больно самому – это любовь? Если да, то любовь похожа на болезнь, но я согласен болеть этим демоном всю жизнь.
Аран, такое же красивое имя, как и он. Почему я с самого начала не разглядел, что за существо мой демон? Почему для этого меня надо было ткнуть в правду носом? Я ищу ответы на эти вопросы и не нахожу их. Я был слеп, глуп, туп, и впервые почувствовал, что испытываю к нему не только ненависть, когда он солгал ради меня. Понял, но не принял, иначе не отпустил бы. А за то, что произошло в гостинице, я буду казнить себя до конца жизни. Даже если он простит меня, я сам себе простить не смогу.
В этом демоне оказалось больше мужества и чести, чем во мне, закаленном в боях воине. Мне бы только поговорить с ним, попросить, извиниться. Сможет ли он вообще простить меня? Не знаю. Надеюсь. Очень надеюсь. Иначе я не знаю, как мне жить дальше.
Когда солнце вновь начало клониться к западу, я услышал рядом с собой стук чужого сердца. Звук доносился из-за спины, но оборачиваться я не стал, боясь спугнуть, а сердце мое сначала забилось учащенно, а потом испуганно замерло. А вдруг?.. Нет, не думать о плохом, не думать.
- Может, присядешь рядом? Разговаривать, когда твой собеседник стоит за спиной не очень удобно.
Глава 11
Аран.
Передвигаться мне пришлось по ночам из-за возможной погони. Лошадь, что я выбрал на конюшне почти случайно, оказалась весьма сообразительной, и мы быстро подружились. Я назвал ее Рыжая, и она охотно откликалась на это имя.
Денег у меня не было. Еда, что я захватил в гостинице, быстро кончилась, тем более что я делился с Рыжей и хлебом, и морковью, но голодать мне не пришлось. Весной и летом можно было легко отыскать съедобные коренья и растения, было бы желание и толика знаний. А однажды я вообще совершил ночной набег на чужой огород, о чем мне до сих пор стыдно признаваться.
Где точно следует искать дриад, я не знал. Просто выбрал направление и следовал ему, пока мы не оказались в лесу. Это не был густой северный ельник, тут деревья не мешали расти друг другу, и давали траве и цветам достаточно света и простора для жизни. Мне тут понравилось, а когда впереди показалось препятствие из лиан, плотно обвивших деревья и образующих этакую зеленую стену, я понял, что приехал.
Спешившись, я расседлал лошадь, погладил ее по морде, поблагодарил и отпустил. Она сама найдет дорогу назад или нового хозяина. Мне же теперь лошадь была без надобности. Даже если дриады меня не примут, пойду дальше пешком. В лесах все равно верхом сложнее пробираться, чем на своих двоих.
Рыжая фыркнула мне в лицо, обдав запахом жеваной травы, и легкой рысцой побежала обратно, туда, откуда мы появились, я же направился к преграде из лиан.
«Интересно, как тут можно вызвать хозяев?»
Пока я разглядывал живую границу, несколько лиан шевельнулись и потянулись ко мне. Я машинально их погладил, нежно дотрагиваясь до листьев, словно передо мной был щенок или котенок. Лианы дрогнули в моих руках, встрепенулись и расплелись, давая мне проход.
- Спасибо, - поблагодарил я их, проходя через границу, тут же сомкнувшуюся за моей спиной. Лес здесь ничем не отличался от того, откуда я пришел, разве что цветов всевозможных было великое множество. Они стелились под ногами разноцветным ковром, над которым порхали бабочки и пчелы.
Топтать цветы не хотелось, так что я остался стоять на месте, внимательно глядя под ноги, в поисках тропинки, а когда все же поднял голову, чувствуя на себе чужой взгляд, увидел стоящую передо мной улыбающуюся девушку. Ее большие зеленые глаза имели цвет весенней листвы, а рыжеватые волосы напоминали мне по цвету кобылу, на которой я приехал. От такого неуместного сравнения я невольно улыбнулся и одновременно с этим почувствовал, как скулы мои заалели от смущения.
- Здравствуйте. Я Аран. Демон. Почти.
- Береника.
Так я познакомился со своей теткой. Дриады все носили имена растений, и даже меня они умудрились переименовать в Шиповник, но я не обижаюсь. Если им так нравится – пусть зовут. Тем более, что шиповник мне и самому нравится. Красивый он. И пахнет хорошо. И плоды у него вкусные.
Береника оказалась младшей маминой сестрой. Она отвела меня к себе домой, познакомила с бабушкой, еще тремя младшими сестрами и своей дочерью. Все они смотрели на меня как на чудо, а потом я узнал, что так оно и было. Среди дриад не бывало еще никогда мужчин. Когда им подходил срок зачать, дриады покидали свой лес и шли искать того, кто смог бы стать отцом их девочкам. Дочери дриад всегда рождались дриадами, и только моя мать стала исключением за последние пять сотен лет. Почуяв в ней кровь хищника, дриада отдала ребенка его отцу, потому что выжить среди дриад девочка не смогла бы. А теперь среди них появился я, ни демон и ни дриада. Ошибка природы, одним словом, урод.
Хоть дриады и приняли меня с распростертыми объятьями, стеснять их я не захотел и выпросил разрешения поселиться на самой границе. Дриады домов не строили. Они просто просили деревья и растения, а те создавали для них все, что было нужно. Таким образом, я получил свою крышу над головой уже через два часа после того, как озвучил просьбу. Дриады вообще не жили деревнями. Их дома были разбросаны по всему лесу, так что моему желанию уединиться никто не удивился.
Мой дом мне очень нравился. Рядом бил небольшой родничок, снабжавший меня водой. Небольшой огород за домом давал три – четыре урожая в год, а зимы в землях дриад вообще не было. Даже когда всюду лежал снег, здесь было по-летнему тепло и приятно.
И все бы было ничего, если бы меня не преследовал мой вампир. Мой. Это же надо было его так назвать. По сути, он никогда не был моим и не будет, но ночью, во сне, когда он приходил ко мне, обнимал и просто молча стоял рядом, я чувствовал, что он МОЙ. Мой единственный, самый родной и… любимый.
Когда я рассказал все бабушке Иве, та покачала головой, погладила меня по волосам и сказала, что все обязательно образуется.
- Ты только верь, Шиповник. Вера, надежда и любовь – самые сильные чувства в нашем мире. Они иногда даже смерть прогнать могут.
Может, и могут, спорить не буду, вот только мне от этого не легче, потому что из всего этого у меня есть только любовь, и та кособокая какая-то.
Вот так и пролетел год. Я почти не замечал, как сезоны сменяли друг друга, погрузившись в свой маленький мирок, пока однажды меня не потревожило конское ржание.
Подойдя к границе, я увидел за ней небольшую рыжую лошадь, на спине которой кто-то лежал. Рыжую я узнал практически сразу, так что, приказав лианам пропустить меня, выскочил наружу, чтобы снять с ее спины…
- Фадин, - выдохнул я и почувствовал, как сердце в груди болезненно сжалось.
Три стрелы торчали из спины вампира, причем как минимум одна из них пробила легкое, о чем свидетельствовала кровавая пена на губах вампира. Окажись эти стрелы в теле любого другого существа и его участь была бы предрешена, но вампир…
У меня был шанс спасти его, и я им воспользовался. Разодрав правое запястье когтями, я прижал его к губам вампира и тот начал инстинктивно глотать живительную для него влагу. Было больно, особенно когда он, немного придя в себя, впился в запястье клыками, раздирая его еще больше. Я даже чуть не закричал, но все же сдержался, а в следующую секунду его язык прошелся по поврежденному запястью, слизывая кровь и смачивая слюной кожу, отчего та сразу же онемела. Боль ушла и даже когда он вновь принялся углублять рану, практически зажившую, я уже не чувствовал ничего, кроме огромного облегчения от того, что он будет жить.
Когда я понял что вампир вне опасности, меня самого уже сильно шатало, а в глазах то и дело мелькали черные мошки. Вскоре он должен был очнуться, так что я решил оставить его одного, и присмотреть за вампиром из-за зеленой преграды, пока он не уйдет.
Появившаяся весьма вовремя Береника, помогла мне дойти за границы, а затем вернулась к вампиру и наложила на него заклятие сна.
- Зачем? - поинтересовался я, оседая на землю у закрывшейся границы.
- Скоро тут будет много всадников. Я почувствовала их приближение, поэтому и пришла.
- А если это его враги?
- Хочешь, чтобы я сняла заклятие? Я могу, конечно, но не советую. Если это окажутся его враги, мы с ними справимся и отсюда, а если друзья, то им лучше о нас не знать.
Подумав немного, я согласился с ее словами, и не ушел, пока не убедился, что всадники не собирались причинять вреда Фадину. Я видел, как бережно его подняли и унесли к повозке, на которой уже лежало несколько раненых вампиров. А потом я еще долго сидел на том же месте, не в силах покинуть свой наблюдательный пункт, пока темнота не накрыла весь лес.
Мне было одновременно хорошо и плохо. Хорошо от того, что мой любимый остался жив, а плохо от того, что я никогда не смогу его так назвать, глядя в нереально-синие глаза с красными зрачками. Очнувшись, он не вспомнит меня и продолжит жить так же, как жил, а я… я тоже продолжу. Существовать.
Два дня я ходил сам не свой, не находя себе места, а потом возле границы снова появился ОН. У меня чуть сердце не остановилось, когда я снова увидел Фадина. Колени мои дрогнули, и я чуть не упал. Пришлось схватиться за ствол ближайшего дерева, чтобы не очутиться на земле. Хорошо, что рядом оказалась Береника. Она вышла к Фадину и спросила, что ему надо. Оказалось, что он хотел извиниться и поблагодарить. Дриада пообещала передать мне его слова, но упертый вампир все равно не ушел. Этот упрямец просидел перед границей из лиан больше суток, его даже дождь не прогнал. А я все это время сидел с противоположной стороны и не знал, что ему сказать.
Наконец, я решился. Наложил на себя заклятие невидимости и тихо вышел за границу. Подойдя к вампиру со спины, я замер, разглядывая его.
- Может, присядешь рядом? Разговаривать, когда твой собеседник стоит за спиной, не очень удобно.
Снимаю заклятие, какой в нем толк, если он все равно меня почувствовал, и сажусь рядом на траву. Сидим. Молчим.
- Я хочу извиниться.
Здесь эхо или мы это одновременно сказали? Искоса смотрю на вампира и встречаюсь с таким же настороженным взглядом.
- Тебе не надо извиняться.
И снова эхо. Такое совпадение вызвало у меня нервный смешок, больше похожий на зарождающуюся истерику.
- Можно, я первый? – опускаю взгляд на траву, не в силах смотреть на него. Он кивает, и я продолжаю:
- Я хочу извиниться за то, что Вам довелось испытать по моей вине, попав в плен. Я…
- Не надо. Я знаю, что ты не виновен в произошедшем. Знаю, что это ты кормил меня. И про кровь тоже знаю. Жаль, что узнал все это я слишком поздно. Почему сам не сказал?
Пожимаю плечами.
- Не думал, что поверишь.
Он понимающе кивает головой.
- Может, и не поверил бы. Тогда. Слишком зол был.
- Поэтому и молчал. А потом уже поздно было.
- Вот за это уже я должен просить прощения. И за то, что произошло в гостинице.
- Не нужно. Я все понимаю.
- Что понимаешь? – вампир вскинулся, а я почувствовал, как краснею.
- Тебе нужно было сбросить накопившийся негатив, а тут я. Вот и…
- Ничего ты не понял. Я и сам понял мотивы своих поступков совсем недавно. Я мстил тебе за то, что ты был более удачлив. За то, что унизил мое достоинство воина и лорда. Ты, более слабый противник, обыграл меня, фактически на моем поле, причем по моей же вине. Вот, что было самым болезненным ударом. Я мстил тебе за то, что ты мне неровня, но осмелился встать выше меня. Но больше всего я мстил тебе за то, что ты не преклонялся передо мной. Только вкус у моей мести оказался горьким, хотя поначалу это было не так.
Я почувствовал, как его исповедь болью отдается в моем сердце. Я ему действительно неровня. А после того, как утратил титул лорда, мне с ним за одним столом даже сидеть нельзя. Вампир же, не замечая ничего вокруг, продолжил изливать свою душу.
- Я только недавно понял, как был неправ. Я был слеп и эгоистичен до кончиков ногтей. Привык, что мир должен вращаться вокруг меня. Только после свинарника, и то не сразу, я понял, что воинская доблесть – не самое важное в жизни. За последний год понял. Когда потерял тебя.
Когда я узнал, что именно ты кормил меня и напоил кровью после наказания, у меня словно глаза открылись, но опять-таки не сразу, а после долгого переосмысления. От старых привычек, тем более, если им почти сотня лет, очень трудно отказаться. Я, наверное, путано объясняю?
Я отрицательно покачал головой, потому что сказать что-либо просто не мог. Чувствовал - если открою рот, точно заплачу. А он продолжил:
- Там, возле упыриных ям, я понял, что без тебя оттуда не уйду, хотя сам неоднократно запугивал тебя ими. Победить твоего отца в честном бою было не так уж трудно. Он больше брал силой, чем мозгами, а это один из признаков слабого воина. Настоящий воин должен уметь думать. Вот только в твоем присутствии это качество у меня напрочь исчезает. Нет, молчи и не возражай. Я не пытаюсь оправдаться, а констатирую факт.
Прибыв в гостиницу, я несколько раз заходил к тебе, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. А когда ты очнулся… Мне очень стыдно. Главную роль в моем недостойном поведении сыграло вино. Хотя нет. Нечестно оправдывать свои грехи тем, что немного больше выпил. Все это случилось из-за того, что я хотел тебя.
- Меня? – я не поверил тому, что услышал. Как он мог хотеть меня, этот блистательный во всех отношениях воин и лорд?
- Тебя. Ты мне грезился по ночам.
- Ты мне тоже, - выдыхаю так тихо, что сам себя еле слышу и заливаюсь краской стыда, но он услыхал.
- Тогда, возможно, ты мне позволишь исправить то, что я натворил?
- Как исправить? – не понял я.
- Позволь мне любить тебя. Я хочу показать, что смогу доставить тебе не только боль, но и удовольствие.
Я взглянул в его глаза, и даже вздрогнул, столько в них было желания и мольбы не отталкивать.
- Я… если это из-за того, что я давал тебе свою кровь, то я… это… ты же тоже спас мне жизнь. Там, у ям. А потом, когда мы… в гостинице, ты сделал все, чтобы убрать боль. Это было не так плохо. Правда.
Ну вот, я совершенно растерялся и не знаю, куда деть руки и глаза, а еще чувствую, как мое лицо буквально горит от смущения.
- «Не так плохо» вместо «хорошо» – это позор для меня. За свою жизнь я тебе благодарен, и если бы мог, отплатил бы собственной жизнью. Но не потому я предлагаю тебе ночь любви, что чувствую свою вину перед тобой, а потому, что я действительно хочу тебя. Именно тебя. Такого, какой ты есть. Милый, смущенный, нежный и даже немного испуганный. Мой инстинкт хищника буквально кричит схватить тебя, унести, спрятать и не отдавать никому, потому что ты - самая большая драгоценность этого мира.
Всхлипнув, я закрыл лицо руками, пытаясь скрыть от него свои слезы, но разве такое можно скрыть? Он обнял меня и прижал к себе так, что мое лицо оказалось прижатым к его груди. И тут меня просто прорвало. Я рыдал, скомкав его сорочку пальцами, и поливая ее слезами, а он гладил меня по голове и шептал какие-то ласковые глупости, словно я действительно представляю для него какую-то ценность.
Когда слезы все же иссякли, была уже глубокая ночь. Я пригласил его к себе домой, желая оставить на память о нем еще одно воспоминание, и там…
Ту ночь я могу с полным правом назвать ночью любви. Фадин был нежен и внимателен. Долго готовил меня, облизав и обцеловав каждый сантиметр моего тела. Первый раз я кончил, когда он ласкал мой член ртом, а прежде чем приступить к главному, он прошелся по моему телу еще раз, присовокупив легкие укусы к ласкам языком и губами.