Я снова принялся изучать конструкцию мины. Так, а с другой стороны? Вторая стенка поддалась так же, как и первая. Е-мое! Еще один МУВ! Это уже, по-моему, перебор. Я понимаю инженеров — на какой конец мины ни наедешь, все равно взорвется. Но мне теперь иметь дело с двумя мувами! А если попытаться вставить предохранительную чеку? Подумав, я решил даже не пытаться. Во-первых, ничего подходящего — ни гвоздя, ни проволоки — под рукой нет (не совать же туда щепки!), а во-вторых, слишком ограниченное пространство внутри ящичка, чтобы я загорелся желанием работать там на ощупь. Вытащить коробочки со взрывателями? Не-е-е, на фиг!
А если зайти с другой стороны? Я снова попробовал, насколько прочно держится верхняя крышка. Так, посмотрим. Ничего выступающего на крышке, чтобы можно было сказать: «Нажимаем вот на эту пимпу, и взрыватель срабатывает», — нет. Значит, взрыватель срабатывает от того, что танк проламывает деревянную крышку. Возможно, там внутри есть какой-то рычажок, который извлекает чеку из взрывателя… А если снять эту крышку? Видно же, что конструкция — простая до примитивного. От этого она не менее опасна, но никаких предохранительных устройств там быть не должно. Я снова несколько раз глубоко вдохнул, снова попил воды, постарался унять дрожь в руках и принялся поддевать штык-ножом первый гвоздь.
На гвозди ушло около получаса. Не то что их было слишком много, но… И гвозди мелковаты, и инструмент не совсем подходящий, и руки трусятся, и пот глаза заливает. Зато в конце концов все гвозди оказались у меня в кармане. Теперь сама крышка — очень осторожно, стараясь заметить любое малейшее сопротивление, я приподнял ее и отложил в сторону. Так и есть — с двух концов ящика расположились две коробочки с небольшими рычажками, за которые были зацеплены поблескивающие чеки взрывателей. А между этими коробочками — семь завернутых в промасленную бумагу брикетов. «Тол. 400 грамм», — прочитал я надпись на одном из брикетов. Ну, хоть что-то хорошее. Не надо ничего выплавлять, высыпать… Все прямо в заводской обертке! Грузи себе в мешок и тащи домой. Кстати, а тола в общем сколько? Семь на четыре — два килограмма восемьсот граммов получается. Умножаем на девять — это я больше двадцати пяти килограммов тола за ночь натаскал! Хотя для серьезных дел — маловато.
Я аккуратно вытащил брикеты из деревянного ящика и положил на землю. Теперь разберемся со взрывателями. Не бросать же добро, в самом деле! Без крышки ведь они стали гораздо доступнее. А у меня теперь еще и гвозди есть, которые можно использовать как предохранительную чеку. Осторожно, гораздо осторожнее, чем до этого работал с миной, дотронулся гвоздем до отверстия предохранительной чеки. Прошел! Гвоздь прочно зафиксировал ударник. Загнуть бы его еще чем-нибудь для верности, да плоскогубцы — такая же мечта, как фонарик ночью. Вытащил коробочку, аккуратно отцепил боевую чеку от рычажка… Дзинь! Чека, выскользнув, упала на дно коробочки, и я замер, затаив дыхание. Только через несколько секунд понял, что, если бы взрыватель сработал, я бы уже остался как минимум без пальцев. Вот ведь пакость! Безжалостно круша деревянный механизм, вытащил взрыватель и чеку. О, как придумали! Чека похожа либо на букву «О» с небольшой прорезью, либо на почти замкнувшуюся букву «С». Это мы ее вставляем вот так, чтобы прорезь оказалась снизу, цепляем за рычажок… Когда рычажок тащит чеку вверх, то она выскальзывает и… Поставив на всякий случай боевую чеку на место, хорошо задвинув ее в отверстие при этом, я вывинтил из взрывателя запал. Все! Теперь не опасно. Но все же «предохранительный гвоздь» чуть загнул о рукоятку штык-ножа. Так же расправился и со вторым взрывателем.
— Шпажкин!
Боец подбежал и замер, глядя на раскуроченную мину.
— Возьми всех, кто свободен, и сюда.
Когда передо мной выстроились трое, не задействованных в наблюдении за местностью, я указал на целые мины:
— Вытаскиваете гвозди из крышек. Только осторожно — так, чтобы ни одна мина не шелохнулась и крышка ни на миллиметр не сдвинулась! Когда с первой миной покончите — позовете меня. Задача ясна? Выполнять!
Быстрый взгляд на небо сообщил, что до наступления темноты, когда мы сможем убраться отсюда, осталось еще часа полтора. Мы сидели, прислонившись к стенкам овражка, на дне которого лежали аккуратно сложенные вещмешки с двадцатью пятью килограммами тола и груда раскуроченных деревянных коробок, из которых мы этот тол извлекли. Бойцы сидели с откровенно скучающим видом. Шпажкин — тот вообще спал, уютно устроившись под сенью нависающих ветвей куста. Кое-кто, поглядывая на него, явно раздумывал, а не последовать ли хорошему примеру. Учитывая, что всю ночь придется шагать по полям-лесам, часик сна был бы совсем не лишним.
— Сережа, разбуди его. — Я кивнул на Шпажкина, отметив несколько удивленных взглядов. Даже Селиванов удивился, с какой стати я решил разбудить бойца, хотя до темноты еще далеко. Однако мою просьбу выполнил.
Семь пар глаз, одна из которых продолжала сонно моргать, выжидающе уставились на меня. Я откашлялся, все еще раздумывая, как сформулировать то, что хочу сказать.
— В общем, ситуация такая, бойцы… — Рассказ о разговоре с Кожешихой не занял много времени. Окончив описывать наш диалог, я чуть помолчал. Судя по реакции, а точнее — слабой реакции моих бойцов, потребуются дополнительные объяснения. Правда, вопросов пока никто не задавал. Все терпеливо ждали, что я скажу дальше.
— Айнзацкоманда — это специальное подразделение немцев, задачей которого являются массовые казни. Причем не просто казни, а акции устрашения. То, что немцы собираются отправить карателей в Сенное, означает, что все жители села уже приговорены.
— То есть как? — спросил Симонов. — Все?
— Все, — кивнул я в ответ. — И старики, и женщины, и дети. Немцы хотят наказать жителей села за то, что мы убили в их селе эсэсовцев.
— Но при чем здесь они? — Один из бойцов подался вперед. Говорил он горячо, а в словах его сквозило неверие. — Это же вы, командир, на фашистов напали! Людей-то за что?
— Во-первых, потому, что все случилось в Сенном. Во-вторых, для того, чтобы запугать местных так, чтобы они боялись хоть как-то помогать партизанам. В-третьих… — Я внимательно посмотрел в глаза каждому. — Вы до сих пор не поняли? Для них мы — не люди. Все мы, славяне. Или это первое уничтоженное село, о котором вы слышите? — Селиванов, Шпажкин и Денисенко покачали головой. — Для немцев мы — унтерменши. Недолюди. Им вдалбливают в головы, что убить еврея, русского, украинца и любого другого, кроме немца, — ничуть не большее преступление, чем убить собаку. Понимаете?
Не понимают. Сорок первый год — еще не понимают. Еще не так далеко ушла на восток линия фронта, не развернулись здесь в полную силу карательные отряды, не установился жесточайший оккупационный режим, перемалывающий человеческие жизни в промышленных масштабах. Кто-то просто молчит, кто-то недоверчиво качает головой… Селиванов вон уставился в землю и о чем-то напряженно размышляет…
— Что делать будем? — тихо спросил я. Молчание в ответ… — Надо спасать людей.
Больше всего у меня было опасений насчет Селиванова. Он ведь всегда отличался излишним рвением в исполнении приказов. Приказ есть приказ, и точка! А нам ведь что приказали? Разжиться взрывчаткой и вернуться обратно. И пусть я его командир, но Митрофаныч — командир отряда, и его приказы имеют больший вес.
— Надо. — От удивления я чуть не подпрыгнул. Уже ведь готовился спорить, доказывать… А Селиванов просто поднял взгляд от земли и твердо продолжил: — Засаду надо будет устроить. Если только мы не опоздали.
Похоже, я недооценил Селиванова. Не такой уж он тупой солдафон и не настолько зомбирован идейным воспитанием. По крайней мере, когда речь зашла о спасении человеческих жизней — их цена перевесила приказы. А взгляд его… Злой, не предвещающий немцам ничего хорошего… Почему-то в голову пришла мысль, что с гранатами под танки бросались именно такие, как Сергей. И в данных обстоятельствах я не видел в таком поступке ничего странного, хотя в своем времени они мне часто казались глупостью. Как там семь десятков лет спустя будут говорить умники? «Задача солдата не умереть за Родину, а выжить и продолжать выполнять задание»? Вот пусть немцы так и поступают. А мы… Иногда бывает так, что пойти даже на смертельный риск, пожертвовать собой важнее, чем сохранить себя для выполнения будущих приказов. Иногда приходится ложиться грудью на амбразуру, ломая одним «глупым», как потом будут кричать некоторые, поступком весь ход сражения. В самом деле, стоят ли эти двадцать пять килограммов взрывчатки жизни всех жителей Сенного, даже если там осталось всего лишь с десяток-полтора стариков? Пафосно? Да! Но если засада провалится, я надеялся, что мы сможем достаточно потрепать немцев, чтобы они повернули назад. Даже на время отсрочив приход в Сенное карателей, мы дадим шанс его жителям уйти в лес. А там — как бог даст.
— Не опоздали. Сенное совсем рядом. Если бы… Мы бы услышали стрельбу, увидели бы дым…
Конечно, жителей села могли просто перевешать. Хотя этот вариант неправдоподобен. Строить виселицы для всех жителей села, вешать их… Не будут сволочи так напрягаться! Скорее перестреляют или загонят в какой-нибудь сарай и подожгут.
— Нас всего восемь человек, — подал голос Шпажкин. — Ни одного пулемета… — Он покачал головой. — И гранат нет. Как мы немцев разобьем? Но если прикажете, командир…
— У нас достаточно взрывчатки. — Я изложил выводы, к которым пришел, когда мы шли к этому полю. — Если будет одна машина — подорвем ее, и дело с концом, — подытожил я. — Если две, то вторую придется расстреливать. Может быть, еще заложу фугас на обочине, — я заколебался, — но он может оказаться бесполезен, если не угадаю расстояние между машинами.
До Сенного мы добежали буквально за полтора-два часа. Пять или шесть километров по полю — не такое уж большое расстояние, даже если учесть, что бежали в темноте. Конечно, если бы мы не были нагружены, то справились бы быстрее, но и так неплохо.
Засаду решили устроить примерно в трехстах метрах от села. Место оказалось на удивление удобным, несмотря на то что ближайшие деревья были в двухстах метрах. Дорога здесь проходила через глубокую ложбину меж двумя холмами — полого спускалась с длинного, протянувшегося с запада на восток холма и, пройдя метров тридцать через низину, круто карабкалась на следующий холм. Если устроить позиции на его склоне да обстрелять противника, когда он будет находиться в низине… Мое настроение существенно улучшилось. Если все сделать правильно, то наша засада будет очень походить на тир. Единственное, что настораживало, — близость села в нашем тылу.
— Шпажкин! — Громкий шепот прозвучал в ночной тишине так резко, что я, испугавшись собственного голоса, невольно оглянулся на Сенное за своей спиной. Денис быстро подбежал ко мне. — Бери двоих и дуй в Сенное.
Я подробно объяснил, как найти хату Кожешихи. Надо выяснить у бабушки, есть ли в Сенном полицаи. Если таковые найдутся, то задача посланной группы — сделать, только без шума, так, чтобы они не вышли на нас с тыла. Мало будет приятного, если, когда мы прижмем немцев, полицаи в свою очередь прижмут нас. И в любом случае ребята должны были позаботиться о том, чтобы жители села спрятались в лесу.
— Сделаем, командир, — прошептал Шпажкин и через пару минут с двумя бойцами исчез среди ночных теней.
— Симонов! — На этот раз я не дергался, хотя все равно казалось, что говорю слишком громко.
Когда боец подбежал, я уже копался в мешках с взрывчаткой. Мы захватили с собой два деревянных корпуса от мин, предварительно снова укомплектовав их брикетами с толом. Зачем придумывать и делать новые корпуса для зарядов, если прямо под ногами валяются уже готовые? Так, в одной мине два килограмма восемьсот граммов тола. Я немного задумался. Мины противогусеничные, то есть их мощности хватит только на то, чтобы сбить гусеницу с неудачливого танка, остановить его. Грузовик, конечно, не танк, но… Хватит ли такого количества взрывчатки, чтобы его уничтожить? Поколебавшись, добавил еще пять брикетов — получается, почти пять килограммов. Должно хватить.
— Возьми кого-нибудь, и спрячьте остальную взрывчатку в лесу.
Вполне возможно, что придется уходить быстро. Не бежать же с грузом! Если все пройдет гладко, то мы заберем мешки при отходе. Если нет, то к тайнику потом всегда можно вернуться.
Теперь мы остались вчетвером. Маловато, конечно, но, думаю, Симонов обернется быстро. Первую мину я решил заложить на самом гребне холма. Это сейчас, ночью, практически ничего не видно. А ведь немцы поедут днем. Мы все равно не сможем так поставить мину, чтобы не осталось никаких следов. Это же не лес, где можно накидать сверху листьев и прочего мусора, да так, что никто и не заподозрит ничего. Здесь обычная, разбитая тележными колесами и глубокими промоинами, образовавшимися от потоков дождевой воды, стекающих с холма, грунтовка. Ни кустов по обочинам, ни деревьев… Место, где будет заложена мина, не скрыть. Но если расположить мину на верхушке холма, чуть-чуть за той границей, за которой машина выравнивается после подъема, то издалека это место не будет просматриваться из-за гребня, а вблизи его закроет задравшийся на подъеме капот грузовика. Правда, если впереди будет ехать мотоцикл… Все же стоит попробовать хоть как-то замаскировать.
Около часа возились с утрамбованной ногами, копытами и колесами землей дороги — копать такую удовольствие не из приятных. Будто в камень вгрызаешься. Копали неглубоко, но довольно много времени потратили на то, чтобы, по моей идее, сохранить целым верхний слой почвы, который потом, как дерн в лесу, положить сверху для маскировки, но из этого ничего не получилось — сухая земля крошилась и рассыпалась, едва ее брали в руки. Единственное, что радовало, — если немцы не поедут по обочине, то машина обязательно наедет на мину. Глубокая промоина сильно сужала дорогу, оставляя место, лишь чтобы проехать. Кроме того, мина оказалась практически впритык к обочине.
Примерно в это же время вернулся Симонов. Выслушав его доклад о том, что лишняя взрывчатка надежно спрятана, и на всякий случай расспросив, как найти тайник, я отправил Алексея с двумя бойцами копать ячейки. Не лежать же нам, в самом деле, на ровном поле, поджидая врага. А неглубокие окопчики для стрельбы лежа, да еще и замаскированные кустами — после выполнения земляных работ бойцы должны были снова отправиться в лес и притащить оттуда несколько срубленных кустов, — дают шанс остаться незамеченными. Правда, местные могут удивиться, откуда в поле за ночь появились кусты, но Шпажкин с ребятами должны позаботиться о тех, кто мог бы обратить на это внимание немцев.
В выкопанную яму были уложены пять брикетов тола, а сверху на них примостилась мина. Теперь пришло время поставить ее на взвод. Я посмотрел на небо — глухая ночь, но чувствовал, что рассвет близко. Вот-вот горизонт на востоке начнет светлеть. Руки стали подрагивать. Снаряжать МУВ в темноте? О таком даже думать не хотелось, но других вариантов ведь не было. Ставим на место запал. Осторожно снаряжаем мину взрывателем…
К гвоздю, бывшему во взрывателе вместо предохранительной чеки — боевая чека из-за своей формы не подходила для моего замысла, — была привязана веревка. Еще когда бойцы разбирали мины возле Коросятина, я тщательно обдумал, каким образом привести заряд в действие. Нажимной способ я отбросил сразу. Во-первых, прикапывать снаряженный МУВ, который может сработать в любой момент из-за лишнего кома земли, упавшего на крышку мины, слишком опасно. Во-вторых, если немцы все же отправят вперед мотоцикл, то он и приведет в действие мину, а нам придется разбираться с теми, которые будут ехать в грузовике.
Наконец-то все готово. Ждать. Больше всего на свете я ненавижу ждать! Лежу в своем окопчике. В паре метров слева — Селиванов. Справа — Симонов. Поглаживая видавший виды трофейный «маузер», с грустью вспоминаю СВТ, спасшую мне жизнь в этом самом Сенном, но для меня утерянную. Пять патронов в магазине… Передергивать затвор перед каждым выстрелом… Чтобы лишний раз не расстраиваться, я даже не стал думать о МП-40.
Солнце поднялось над горизонтом и неспешно продолжило свой путь, который, доживем мы до того или нет, закончится на закате. В лесу запели птицы. Завела свою песнь армия насекомых, скрывавшаяся в траве. Тишина и благодать… Если бы еще не предстоящий бой… Я то и дело поглядывал то на село, то на дорогу, по которой должны приехать каратели. Ни там, ни там не заметно никакого движения. Ушли ли жители Сенного? Надеюсь, Шпажкин смог их убедить. То, что со стороны села мы не услышали никаких выстрелов, обнадеживало. Возможно, полицаев там не было, и никто не помешал Шпажкину в выполнении его задачи.
Они появились ближе к полудню.
— Командир! — окликнул меня Шпажкин.