- Мальчики, ну сколько можно! – возмущенная девушка стояла в дверях гостиной, держа клетчатое полотенце в руке. – Идите уже мойте руки! Все же остыло!
Я проводил глазами ладную фигурку, обтянутую темно-синими джинсами как второй кожей – милая, очень и очень милая сестра у Рейниса.
- Она очень строгая, - тихонько сообщил мне он почти на ухо, оказавшись вдруг совсем рядом, теплое дыхание коснулось моей щеки, а его рука оказалась на моем плече, заставив непроизвольно вздрогнуть. – Лучше не спорить, пойдем.
Снова кончик языка скользнул по изогнутым в улыбке губам, я завороженно проследил за действом и, с трудом заставив себя отвернуться, пошел в ванную, очень сильно надеясь, что ничем не выдал своей заинтересованности.
Ужин прошел в построении планов на завтра. После долгих споров по поводу развлекательной программы для гостя и брат и сестра пришли к консенсусу: прогулка по старой Риге и поездка в Юрмалу. Я в обсуждении участия не принимал, а просто наслаждался атмосферой и немножечко завидовал такой близости: у меня с сестрой были напряженные отношения, и о доверии, легком поддразнивании и взаимных подшучиваниях я мог только мечтать.
- Ми-иша, ну что же ты молчишь? – попыталась растормошить меня Санта. – Мы же не знаем, может быть тебе хочется чего-то другого!
Я уверил хозяев, что их гость всем доволен, счастлив и будет рад любой предложенной программе.
- Ригу я еще не видел, и мне, конечно, интересно. Про Юрмалу слышал много и побывать в ней мечтал с детства, - слегка преувеличил я. Поехать в Юрмалу где-то на третьем курсе университета меня подбивали одногруппники, завлекая обещаниями, что будет весело и незабываемо, но Ленка была беременна третьим, и мать сказала, что деньги с подработки надо оставить на приданое малышу. Почему-то сестрицын муж, занятый написанием романа века, не мог прервать столь важное занятие и пойти вагоны, что ли, поразгружать. Говорят, очень стимулирует мозговую активность.
От помощи в мытье посуды Санта отказалась, замахав руками, и отправила отдыхать. Рейнис, посмеиваясь, увел меня опять в гостиную, приговаривая, что Санте непременно надо было идти в военное училище, потому что командовать у нее получается лучше, чем у маршала на параде.
- Не знаю, - возразил я, улыбаясь в ответ, - не заметил ничего такого, она очень милая девушка.
- Конечно милая, - согласился Рейнис и почти без перехода добавил, - Ми-иша, чем бы ты хотел заняться?
- А какие варианты? – несколько растерялся я. - Телевизор?
- Ну если хочешь, - хитро заблестели серые глаза, - на латышском?
Пришлось признаться, что в этом сезоне у меня с иностранными языками напряженка.
- Жаль, - протянул Рейнис, - тогда могу предложить универсальный язык общения – музыку.
Пришлось изобразить приличествующий случаю интерес, и хозяин повел меня, как он выразился, в музыкальную комнату, которая оказалась на поверку огромным подвальным помещением, заставленным музыкальными инструментами и кучей малопонятной аппаратуры. Рейнис порывистыми движениями освободил место на большом угловом диване от кучи разбросанной в художественном беспорядке макулатуры.
- Садись, - махнул он рукой, указывая на получившийся в результате усилий островок. – Ты находишься в святая святых группы Negaiss, - высокопарным тоном заявил он, и я бы поверил в серьезность этого заявления, если бы не смешинки в глазах и не подрагивающие уголки губ, - здесь не ступала нога ни одного журналиста или фаната!
На языке вертелось едкое замечание, что я не отношусь ни к тем, ни к другим, но Рейнис не выдержал заданной выспренности и добродушно закончил, запнувшись:
- У меня здесь бункер или как это еще сказать? – он пощелкал пальцами, по-видимому, пытаясь вспомнить слово, - берлога!
- Похоже, - согласился я, оглядывая помещение с серыми стенами; окон тоже не наблюдалось.
- Я здесь пишу музыку, репетирую, ну и все такое, - Рейнис подошел к инструменту, опознанному мной как синтезатор, и откинул крышку. – Какого композитора ты предпочитаешь, кроме Брамса?
- Моцарта, - безнадежно произнес я, надеясь, что он не будет устраивать допрос с пристрастием, выясняя, что именно из Моцарта я люблю.
- Хороший композитор, - рассеянно согласился музыкант, - ты не возражаешь против неканонического исполнения?
- Это как? – удивился я.
- Я давно не играл Моцарта, буду импровизировать немного. Так ты не против? – посмотрел на меня Рейнис.
- Конечно нет, - ответил я, благоразумно промолчав, что если бы он исполнил даже Седьмую симфонию Шостаковича, то я вряд ли бы это понял. Хотя нет, Седьмую все же отличил бы – учительница музыки часто ее ставила на уроках, да еще Пер Гюнта, узнать бы еще, это автор или произведение.
Длинные пальцы порхали по белым и черным клавишам, извлекая из инструмента совершенно волшебные звуки. Почему я раньше не любил классику? Кажется, меня только что обратили в свою веру. Наблюдать за движением рук и тем, как напрягается спина, обтянутая оранжевой футболкой, было удивительно приятно, и я почувствовал даже некое разочарование, когда мелодия закончилась.
- Это был Моцарт, хотя отсебятины было больше. Еще что-нибудь сыграть? – повернулся ко мне музыкант.
- Обязательно, - ответил я, готовясь еще к одному волшебству.
- Альбинони? Адажио?
Я кивнул, демонстрировать свою полную музыкальную безграмотность совершенно не хотелось.
Эта мелодия была совершенно другой, медленной и проникновенной…
- Миша, Миша, - меня кто-то тряс за плечо, кажется, я умудрился благополучно задрыхнуть в процессе импровизированного концерта. – Прости, я несколько увлекся, - покаялся Рейнис, провожая на второй этаж в гостевую спальню.
- Это ты извини, - сказал я, опуская глаза под его пристальным взглядом.
- Спокойной ночи, - тихо произнес тот, - сладких снов, – и вышел из комнаты.
Следующий день выдался суматошным. Рейнис в темных очках и замотанный в шарф почти по самые брови проводил экскурсию сначала по Риге, а потом по Юрмале. Санта не уставала смеяться и уверяла, что такого цирка давно не видела и что братику надо заняться переписыванием истории – уж столько интересных фактов он придумал – и потрясала путеводителем и каким-то буклетом у него под носом. Рейнис отмахивался, ссылался на чьи-то мемуары и уверял, что лишь пытается оживить сухие факты. Что до меня, то я не променял бы эту прогулку, сопровождаемую побасенками, даже на десять абсолютно правильных экскурсий. В конце концов, сами достопримечательности и исторические места он называл правильно, а мне большего и не надо.
Обедали в Юрмале. Праздник ощущался везде, некое возбуждение или, может быть, правильнее сказать предвкушение, витало в воздухе, подогреваемое яркими неоновыми огнями украшенных витрин и подмигиваниями наряженных елок.
- А как вы отмечаете Рождество? – поинтересовалась Санта.
- Да практически никак, - вынужден был сознаться я. – У нас же оно после Нового Года, и там такие длинные праздники получаются, что уже ни есть, ни пить не хочется, но все равно едим и пьем.
- Что едите? – не отставала девушка.
- Салат оливье, - выдал я главный новогодний секрет россиян.
- Понятно, жаль, что нет какой-нибудь хорошей традиции, - заключила Санта.
- Традиции всегда кто-то первый придумал, - произнес Рейнис. – Так что давайте фантазировать и претворять в жизнь. Миша, тебе бы что могло понравиться?
Я задумался. Праздники с родными теплых воспоминаний не вызывали. Отдельно я отмечал пожалуй что дни рождения редких приятелей, и из таких вот запомнившихся были зимние шашлыки под водочку на морозце.
- Мясо можно купить, - задумчиво произнес Рейнис.
- Только оно не успеет нормально замариноваться, - возразила Санта.
- Тогда сосиски какие-нибудь или колбаски, - предложил я.
- Отлично! – обрадовался гиперактивный музыкант и потащил нас по магазинам.
Рождество в Латвии наступало уже этой ночью. Уставшие, увешанные пакетами, мы ворвались в дом, чтобы буквально через десять минут уже выскочить обратно – надо было развести огонь и дать ему прогореть, чтобы потом над углями пожарить всякие вкусности, которые накупил Рейнис. Санта мерзла, потому что внезапно слегка подморозило, и ей в изящных сапожках и короткой курточке было зябко. Она время от времени убегала в дом греться, а потом вообще сказала, что будет накрывать на стол и ждать нас с деликатесами.
Мы остались наедине с догорающим костром и бутылкой виски, извлеченной Рейнисом из закромов исключительно в согревательных целях.
- Я вообще почти не пью, - пояснял он, наливая янтарную жидкость в стаканы, - сам понимаешь, работа такая, и я не могу позволить себе выглядеть плохо или плохо себя чувствовать, но на Рождество это святое! Хотя иногда тоже хочется расслабиться, - признался он.
Я молча согласился и отхлебнул из стакана. Без закуски пить крепкое спиртное было не очень хорошо, а Рей еще пожаловался, что безо льда совсем не те ощущения, и быстро сходил за ним в дом, захватив заодно тарелки и кетчуп. С ними дело пошло веселее, и к тому времени, как пожарилась последняя порция сосисок, или колбасок – я уже не различал таких тонкостей – мы изрядно набрались.
Я подхватил блюдо и собрался идти в дом к ожидающей нас Санте, но голос Рейниса остановил:
- Миша, у тебя соус, вытри.
- Где? – спросил я, думая, как же мне вытереться, если руки заняты.
- Здесь, - он протянул руку и дотронулся до моей нижней губы.
- Сотри, пожалуйста, - попросил я.
Рейнис на мгновение замешкался, а потом сделал шаг навстречу и неожиданно лизнул уголок моего рта и почти сразу же легонько поцеловал туда же.
Он уже давно скрылся в доме, забрав злосчастное блюдо с жареными колбасками, а я все стоял столбом, не в силах сдвинуться с места, переживая раз за разом повторение сногсшибательного ощущения не то удара молнии, не то огненной стрелы, пронзившей внутренности и задевшей сердце. С трудом отогнав наваждение и запретив себе думать, что это было, я на непослушных ногах двинулся к дому, повинуясь голосу Санты, которая уже давно звала меня.
Глава 5
Следующие дни слились в единый цветной калейдоскоп. Рейнис больше ничего подобного себе не позволял, и я почти пришел к выводу, что мне все привиделось спьяну или же я все не так понял – возможно, он тоже мало что соображал в тот момент.
Он вел себя как ни в чем не бывало: улыбался, шутил, иногда дружески хлопал по плечу, но никакого подтекста или скрытого смысла в словах и действиях я не находил. Да и кто мне сказал, что Рейнис по мальчикам?!
Так я пытался убедить себя почти до самого Нового года, стараясь не встречаться глазами с моим гостеприимным хозяином, не оставаться с ним наедине и вообще держаться от него на как можно более дальнем расстоянии, потому что когда он оказывался рядом, меня кидало то в жар, то в холод. Оставалось радоваться, что в силу природной смуглости кожи я не так легко краснел и хотя бы этим не выдавал себя. Рейнис вел себя доброжелательно и ровно, не давая заподозрить себя хоть в каком-то интересе к моей персоне. Чтобы не выглядеть совсем уж юной трепетной девой, я старался как можно больше времени общаться с его сестрой. С ней было легко и ненапряжно, девушка оказалась настоящим массовиком-затейником, с неистощимым энтузиазмом изобретая все новые и новые развлечения, и за эту неделю я успел полюбить не только Ригу, но и проникнуться духом страны.
- Ми-иша, - чуть растягивая слова, говорила она, - ты не должен думать, что латыши плохие, только потому, что тебе встретились такие!
Они как будто старались загладить передо мной мифическую вину, знакомя со своими друзьями, и я видел, что негатива в отношении меня нет. От этого становилось теплее на душе, и я как будто оттаивал изнутри, только немножко больно было от того, что скоро все закончится, и придется возвращаться в свою пустую квартиру – почему-то я не сомневался, что Инита там больше не появится.
Единственное, что меня напрягало – это предстоящая встреча Нового года. Еще ни разу в жизни мне не приходилось встречать наступление следующего года вне дома, вне семьи. С детства мне вбивали в голову, что это семейный праздник и шляться неизвестно где по ночам не стоит. В данном случае меня коробило, конечно, совершенно не это, а необходимость всю ночь находиться в толпе мало того, что совершенно незнакомых людей, так еще и представителей иной культуры. Да, я признавался себе совершенно честно, что праздную труса. Утешало только одно – Санта обещала не отходить от меня ни на шаг.
- Ми-иша, пойми, все будет хорошо, - увещевала она меня, когда я попытался убедить ее оставить меня одного дома. – Мы обязательно бы остались все дома, но брат работает, и отменить это нельзя. Клуб принадлежит его хорошим друзьям, и подвести их таким образом не можно.
Я улыбнулся – это ее «не можно» было до невозможности милым, уютным и каким-то домашним. И пусть с точки зрения правил русского языка это было совершенно неправильно, но говорить ей об этом я не собирался.
- Хорошо, хорошо, - согласился я, - ты была очень убедительна, но помни: ты обещала не оставлять меня одного.
- Конечно! – обрадовалась она и от избытка чувств поцеловала меня в щеку.
- Я не помешал? – ехидно поинтересовался знакомый голос.
От странной интонации я покрылся мурашками и резко обернулся: Рейнис стоял, прислонившись плечом к косяку, и внимательно смотрел на нас, правда, улыбаясь при этом. Но глаза… Черт побери, я не мог понять их выражение. Неужели ему настолько неприятно искреннее выражение чувств? Мы же ничего предосудительно не делали.
- Фу-у, Рейнис, зачем подкрадываешься и пугаешь! – воскликнула Санта.
- Прости, в следующий раз буду топать как слон, чтобы вы заранее слышали!
- Глупости говоришь, - отрезала девушка. – Кстати, у нас еще одна проблема, о которой мы забыли.
- Боже, - закатил глаза Рейнис, - что ты еще придумала? Имей в виду, завтра никуда не поеду.
- Мише не в чем идти, - похоронным тоном сообщила Санта. – Надо что-то срочно придумать!
- Да, это проблема, - согласился музыкант и потер рукой подбородок. – Я думаю, что ему вполне что-нибудь подойдет из моей одежды. Пошли смотреть, - распорядился он и направился на второй этаж.
Мою слабую попытку отказаться брат с сестрой отмели с ходу, намекнув, что выглядеть на таком мероприятии чучелом не позволят.
В гардеробной Рейнис на несколько мгновений застыл в задумчивости, потом резко распахнул дверцу шкафа.
- Приступим, - несколько зловеще произнес он.
Два часа спустя я уже глубоко сожалел о том, что позволил втянуть себя в эту авантюру. Хотелось одного – забиться куда-нибудь в подвал, спрятаться в надежном месте, чтобы никто не нашел, и заснуть, проснувшись только тогда, когда уже наступит время отъезда в аэропорт. Одежда Рейниса подходила мне почти идеально, разве что брюки и рукава были несколько длинноваты, но Санта уверила, что это не проблема. Хуже всего было то, что мы очень сильно отличались внешне, и многое мне банально не шло, часть вещей я бы не согласился надеть даже под угрозой пистолета – уж очень яркими и вызывающими они были. Черный, который я так любил, Рейнис и Санта забраковали в один голос: видите ли, мне не идет совершенно!
В результате сошлись на темных сине-серых джинсах, немного потертых и сидевших, по уверениям моих мучителей, идеально, и белой приталенной рубашке, внутренняя сторона манжет и воротника которой была в мелкую фиолетовую клетку, и фальшивый карман был отделан узкой полоской того же клетчатого материала.
- Смотри, как хорошо, - говорила Санта, отворачивая манжеты и расстегивая кнопку у горла.
- Согласен, - произнес Рейнис, внимательно оглядывая меня со всех сторон, отчего я чувствовал себя не в своей тарелке, - только вот еще, - и он приподнял воротник, опустив острые кончики.
- Идеально! – захлопала в ладоши Санта, а я, посмотрев на себя в зеркало, запаниковал: рубашка сидела слишком плотно, и я почувствовал себя голым.
Джинсы тоже не добавляли спокойствия, по всей видимости, Рейнис предпочитал довольно обтягивающую одежду, в отличие от меня.
- Нет, - не согласился с ней брат и выудил из недр шкафа черный ремень с массивной и вычурной пряжкой и какую-то хрень на тонком шнурке, предположительно на шею.
«Господи, ну чем я провинился?», - думал я вечером следующего дня, сидя в машине Рейниса, которая неслась в направлении места моей будущей пытки. Ассоциации с Золушкой и балом отогнать не удавалось. Только вот вез меня во дворец сам принц, который был непривычно молчалив и сосредоточен.