Лесная колдунья - Гордиенко Галина Анатольевна 2 стр.


Ну, с чего взяла, а? Мало ли что в книгах напишут? Так всему и верить?!

Лелька возмущенно следила за сестрой: и финку свою жуткую сунула! И звездочки, что Коська обучил швырять, не забыла. И все это — вместо нарядного, совсем нового платья!

Не дурочка разве?

Лелька забралась с ногами на кровать сестры и угрюмо следила за сборами. Наблюдая, как Василиса бережно упаковывает звездочки, она лишь плечами пожала: зачем?

Историю металлических звездочек Лелька прекрасно знала: Коськин подарок. Как и финка.

Два года назад это случилось. Старшая сестра Коську Нарышкина своими травами на ноги поставила. Парень тогда едва живым из армии вернулся. На границе где-то служил. С Чечней и Грузией.

Совсем плохой пришел, мать отчаялась, думала — потеряет. И кровью кашлял, и рука после ранения у Коськи почти не действовала. То-ощий — жуть.

Васена много времени на него потратила. Даже ночами дежурила у его постели. Это когда Коське совсем плохо было. И вылечила-таки!

Коська, как выздоровел, две зимы с Васеной занимался и одно лето. Зачем только — непонятно. И Васена, дурочка, согласилась.

Ох и гонял же Коська ее! Как сидорову козу. Лелька не раз их в лесу выслеживала. До сих пор помнит, как сестра с завязанными глазами на тонюсеньком бревнышке над речушкой выплясывала да от веток, что Коська в нее швырял, уклониться вслепую пыталась. Пока в воду не свалилась. А Коська еще и наорал на нее. Мол, равновесие плохо держит и внимания ни на грош.

Коровой обозвал!

Лелька грустно вздохнула: Васена и до занятий с Коськой была худенькой, в чем только душа держалась, а тут совсем отощала. Кожа да кости остались. Так в деревне про нее говорили. И тени под глазами появились.

Папа сколько раз от этой каторги ее отговорить пытался, да разве Василису переспоришь? Упрямая!

После той беготни по лесу она сильно изменилась. Даже походка другой стала. Как по льду Васька ходит. Водой перетекает — глазу не уследить. Коська своей матери тогда сказал: «Васене цены нет, самородок».

При чем тут самородок, это же камень? — Лельке непонятно. Подумаешь, драться немного научилась! Ладно бы чему доброму.

Лелька невольно фыркнула: к тому же и не дерется Васена совсем. Разве только с самим Коськой. Так то и на драку не похоже.

Лелька сколько раз видела: летают вокруг друг друга, и всех дел. Как танцуют. Смотреть забавно и не страшно.

Вот мужики в деревне по пьяни бьются — это да. Лельку как-то даже стошнило от отвращения.

А Коська Нарышкин этим летом опять куда-то подался. Сказал, что, раз смерть отступила, нечего ему в деревне делать. Как мать ни уговаривала, не остался. Собрал свой рюкзак и был таков. Опять на свой Кавказ, наверное, поехал. Мало ему досталось.

Матери Коська заявил: места ему те полюбились. Горы до сих пор снятся, звезды над ними гроздьями рассыпаны, яркие, колючие, нездешние.

И быстрые речки — вода студеная-студеная. Бежит по камням, звенит колокольчиками, от нее зубы ломит.

Девочка удивленно покачала головой: глупая Васька и без Нарышкина занимается! Чтобы не забыть. Лельке сказала — форму потерять не хочет. Коська якобы строго-настрого тренироваться велел. И самой нравится.

Вот чудачка! Вся на пот исходит и все равно не бросает.

Лелька снова сдвинула тонкие бровки и хмуро покосилась на сестру: ну почему Васька не как все люди, а? Еще и рыжей уродилась — с ума сойти!

Лелька насупилась: в деревне говорили — рыжие волосы от нечистого. Она, Лелька, конечно, в сказки не верит, но…

Лучше бы у Васьки волосы оказались другого цвета. Любой бы подошел, только не этот, почти огненный.

И с глазами бедной Васе не повезло. В деревне смеются — мол, тоже рыжие. А на самом деле — Лелька лично проверяла! — они карие, с золотистыми крапинками, вовсе не рыжие.

Сколько раз Лельке приходилось свою единственную подругу за подобные разговоры колотить да за косы таскать, не передать. И все без толку. Чужие рты не закроешь.

Боятся Васену в деревне. Хотя как заболеют серьезно — моментом к ней бегут. С мелочишкой какой — к докторше Марии Павловне в Сосновку, а с чем серьезным — только к Васе.

И все равно недовольны. Вот люди! То старую Степаниду побаивались, она всю округу травами пользовала, а как Степанида померла, так Ваську стали бояться.

Лелька незаметно сморгнула с ресниц вдруг выступившие слезы: зачем только Василиса знахарству училась? Травками да корешками голову себе забивала? Ладно бы с пользой для себя…

Лелька грустно усмехнулась, вспомнив про Кару. Сова стала последней каплей. Как Васька ее подобрала да вылечила, вообще от нее шарахаться стали.

Сова, мол, птица темная, и где это видано, чтобы она за человеком, как собачонка, таскалась? Даже днем, когда всем нормальным совам спать положено. Нечисто, мол, тут.

Опять-таки, рыжие волосья к чему? Бог, он шельму метит…

Дураки!

И папа сказал — дураки.

Не везет Васене. Может, и хорошо, что она в город едет.

Лелька с любовью посмотрела на старшую сестру, озабоченно стоявшую над полупустым рюкзаком, и предложила:

— Хочешь, свои сережки золотые подарю? У тебя таких нет, а в городе наверняка носят. Возьми, а? — Лелька немного подумала. — Или цепочку на шею возьми мамину. С янтариком. Папа разрешит. А то поедешь — деревня деревней…

Василиса улыбнулась и отрицательно замотала головой.

— Ни за что! Не ношу я золота, ты же знаешь. Тяжелый металл, давит на меня. Пусть лучше тебе останется, ты безделушки любишь.

— Любишь не любишь, могла бы и потерпеть, — проворчала Лелька. — Опозоришь нас перед родственничками. Прямо голодранка из глухой деревни!

— Ну и пусть — из деревни, — засмеялась Василиса. — И даже — из глухой. Правда ведь, глупо на правду обижаться.

— В чем же ты поедешь, Вась? — жалобно протянула девочка, рассматривая тоненькую фигурку сестры в мешковатой домашней рубахе. — Город все-таки. И в поезд сядешь…

— В чем поеду? Не знаю пока. Наверное, к чему привыкла, в том и поеду. В чем в лес хожу.

— Что?! — возмущенно закричала Лелька, мгновенно забывая о своей недавней жалости. — В своих тертых-претертых замшевых штанах и обычной футболке?!

— Ну и что? Чем плохи мои бриджи? Сама знаешь, из дедовых перешила. Такой выделки замшу еще поискать. А удобные — не представляешь. Как вторая кожа на мне, я их и не замечаю.

— Кожа, — язвительно протянула Лелька. — Издеваешься, да? А как на тебя наша тетка посмотрит? И эти… как их… двоюродные брат с сестрой? Как на дикарку? — Лелька презрительно хохотнула. — В дедовских штанах в облипочку, над которыми вся деревня смеется, и в футболке! Да еще с дурацким ружьишком за спиной!

Василиса пожала плечами. Лелька, помолчав, мрачно поинтересовалась:

— Может, ты и на ноги свои лесные бахилы наденешь? Из кожи, а? Что вы на пару с Коськой весной сварганили? Бесшумненькие? Они же тоже, ты хвасталась, удобные. — И она ядовито передразнила: — Вторая кожа!

— Ты права, — улыбнулась Василиса. — Надену. Чудо что за полусапожки у нас получились.

— А новые кроссовки как же?! — взвыла покрасневшая от негодования Лелька.

— С собой, наверное, возьму. Раз уж папа потратился. А хочешь, тебе оставлю? Размер у нас один…

— Не надо, — зло посмотрела на сестру Лелька. — Мне папа такие же купил. — Она убрала в шкаф отвергнутое крепдешиновое платье и обернулась к сестре. — Представляю, как тебя в городе встретят! Явишься туда чучело чучелом. Хорошо, если сразу обратно не отправят!

— Не переживай. Отправят — поеду. Если решу, что так лучше. — Василиса сузила глаза. — Если же сочту нужным — останусь. Папа слово маме дал. И его нужно сдержать. — Девушка тоскливо вздохнула. — Вот окончу институт и стану свободной. А может, лесником сюда вернусь, как папа. Увидим…

В эту ночь, последнюю в родном доме, Василиса почти не спала. Вечером они с отцом вдруг надумали истопить баню. Кто знает, когда в Питере удастся толком помыться?

В городе пусть и коммунальные удобства, но все не то. Горячую ванну принять, конечно, приятно, зато попариться…

Понятно, и в Санкт-Петербурге настоящие бани есть, но ведь не бесплатно же. А лишних денег у Василисы в городе не будет. На стипендию не слишком пошикуешь, а папа много высылать не сможет, ему Лельку поднимать. Да и какая у него зарплата? Одни слезы.

Василиса с Лелькой долго, как последний раз в жизни, парились и намывались, отводили душу: когда еще встретятся?

Василиса натерла свои и Лелькины волосы кислым молоком. Прошлась по рукам и ногам пучком запаренного чистотела. Потом сестры тщательно полоскали волосы в отваре крапивы.

Нет, мыло у них, естественно, в доме есть, как и шампуни. Но от них какие волосы? А после простокваши да крапивы они пышные и блестящие.

После бани Василиса почти до самого утра возилась на кухне. Решила натушить побольше картошки с мясом. Пусть хоть неделю у отца голова не болит.

Василиса и не заметила, как ночь пролетела. Едва запели петухи, как отец запряг лошадь, не хотелось Василисе сегодня ехать в уазике.

Другое дело — когда лежишь на дне повозки, а над тобой высокое небо, и гудят от ветра в вышине корабельные сосны. И запахи кружат голову: пахнет сеном, свежей листвой, медовыми травами и нагретой на солнце песчаной дорогой.

К станции подъехали за сорок минут до прибытия поезда. Отец занес рюкзак в единственное помещение деревянного здания — тут и касса, и комната дежурной, и «зал ожидания» — две лавки вдоль стены.

— Пап, а там, в поезде, как? — волновалась Лелька. — Можно я с вами в вагон зайду, просто посмотреть?

Отец натужно улыбнулся:

— Не получится. Поезд две минуты стоит, а то и одну, если опаздывает. Как бы Василисе на ходу прыгать не пришлось.

— Ага, а тебе, значит, можно?! Так не честно! Отец ответить не успел, раздался гудок. Он вздрогнул от неожиданности и подхватил рюкзак.

— Какой вагон-то, Алексей? — крикнула дежурная.

— Четвертый!

— Не беги, он прямо здесь и будет. Поезд двигался с оглушающим грохотом, не только Лелька, но и Василиса зажмурилась. Раздался лязг, четвертый вагон с надписью «Екатеринбург — Санкт-Петербург» действительно остановился напротив.

Открылась дверь. Василиса легко вскочила на ступеньку и протянула руку за рюкзаком.

— Я с тобой зайду, — почему-то испуганно сказал отец.

— Некогда провожающим! — гаркнула тучная проводница, закрывая собой проход.

Поезд сразу же тронулся. Василиса неотрывно смотрела на своих, сердце щемило. Она только сейчас поняла, что действительно уезжает.

Вот отец взмахнул рукой и неловко побежал за вагоном. Лелька трусила следом, спотыкаясь и размазывая по лицу слезы. Василиса больно прикусила губу, чтобы не разреветься при посторонних.

Ей не десять, как Лельке!

Проводница смерила пассажирку угрюмым взглядом: из-за девчонки пришлось вставать ни свет ни заря, единственная села на этом полустанке.

— Первый раз в город едешь? — буркнула она, открывая дверь в узкий коридор.

Василиса кивнула, во все глаза рассматривая вагон и спящих на полках пассажиров.

— Вот твое место, — указала проводница на синий кожаный диван, на нем — ни одеяла, ни подушки, ничего. — Белье брать будешь?

— Нет. Мне… спать не хочется. Я лучше в окно посмотрю. Мы ведь к вечеру приедем?

— Да. К семи часам. Чай тоже не будешь?

— Попозже, если можно.

— Ладно, подойдешь, как захочешь. — Проводница вдруг коснулась Василисиной косы и удивленно пробормотала: — Ишь, как огонь!

Василиса раздраженно отпрянула: неужели и в городе ей будут все время напоминать, что она рыжая?! Бросила случайный взгляд в окно и тут же забыла обо всем.

Крошечная станция, где она села в поезд, давно исчезла, вдоль железной дороги стеной стоял лес, вот он расступился, открывая взгляду небольшую деревеньку…

Василиса села, неотрывно глядя на мелькающие за окном картины, и с горечью подумала, что долго теперь не увидит родных мест, что-то ждет ее впереди…

Глава 2

Колядины

Екатерина Васильевна обвела комнату придирчивым взглядом: уже завтра встречать племянницу, Ваську — Васену — Васеньку, золотоволосую Василису, Светланину дочь.

Ах, Светланка, сестренка!

Екатерина Васильевна до сих пор не примирилась с ее смертью. К чувству потери примешивалась вина: она так и не собралась повидаться с сестрой, когда та заболела. Хотя Леша, муж ее, позвонил, и Екатерина Васильевна знала, что Светлана в больнице. Действительно хотела съездить, но как-то закрутилась — дом, работа, дети…

«И в голову не пришло, что все настолько серьезно, Лешка толком ничего не объяснил…» — горько плакала она, узнав, что сестру похоронили.

После смерти Светланы окончательно слегла и мама. Даже нотариуса для составления дарственной на комнату в коммунальной квартире пришлось вызывать на дом.

Последний месяц мама совсем не вставала с постели, таяла на глазах, будто интерес к жизни окончательно угас вместе со смертью младшей дочери. И внуки, прежде любимые, вдруг отошли на задний план, только о рыжей Василисе старушка иногда вспоминала, чем-то Васена больше других легла ей на сердце…

Теперь, когда сестру не вернуть, сожалела Екатерина Васильевна, что редко виделись они при жизни. Всего раз выбрались Колядины на неделю к Черновым, в Лешкино лесничество. Василиса в школу еще не ходила, а Лельки и вовсе не было, она через год родилась.

Черновы в Петербург тоже не приезжали — хотя девчонки, конечно, просились город посмотреть, особенно Лелька. Сестра все отговаривалась, что не бросить дом, хозяйство.

Екатерине Васильевне всегда казалось — во всем виноват Лешка. Куры, утки да огород — его фантазия, к чему Светлане, горожанке до мозга костей, дурацкое крестьянское хозяйство?

«Сам в лесу сидит — настоящий сыч! — и бедную Светку держит рядом, словно на привязи, — негодуя, жаловалась она мужу. — Ну, прикинь — закончить биофак с красным дипломом и жить в такой глуши! Ради чего, Жень?!»

Екатерина Васильевна часто вспоминала, как сестра уехала на преддипломную практику в лесничество. Ее однокурсницы пристроились кто в зоопарк, кто на кафедру в университете, кто в ветеринарные клиники.

Из всей группы одна Светлана захотела изучать сов в месте естественного обитания — юношеские фантазии! — вот и понесло ее к черту на кулички. А через месяц позвонила и заявила: выхожу замуж.

Из-за Лешки Чернова погубила и жизнь свою, и карьеру! Останься Светлана в городе — в этом Екатерина Васильевна не сомневалась, — жила бы и сейчас. Здесь современные клиники, чудесные врачи, Санкт-Петербург — это вам не отдаленное лесничество с единственным фельдшером в соседней деревне.

В последние годы Екатерина Васильевна немного смягчила свое отношение к Алексею.

«Не думала, что Чернов окажется однолюбом, — говорила она мужу. — Надо же — второй раз так и не женился, а ведь две девчонки на руках, попробуй вырасти их без матери…»

Когда Алексей сообщил, что хочет дать Василисе высшее образование, Екатерина Васильевна, не раздумывая, обещала помочь. И сразу на душе стало легче: хоть так она выполнит долг перед умершей сестрой, хоть так немного искупит свою вину.

Вечером, едва муж вошел в дом, она сообщила о своем решении. И как должное приняла его согласие.

Впрочем, Евгений Наумович практически никогда ей не возражал, вот и сейчас добродушно буркнул, торопясь в ванную:

— Конечно, пусть малышка живет. Места, слава богу, хватает, все-таки сто семьдесят квадратных метров…

За ужином Екатерина Васильевна сообщила детям о скором приезде Василисы. Сказала, что девочка будет учиться в ветеринарной академии и первое время, пока не освоится в городе, поживет здесь.

Она улыбнулась: Лера с Васенькой ровесницы, между ними всего два месяца разницы, девочки наверняка подружатся, почему нет? Обе только что окончили школу, обе вот-вот станут студентками, все ново, все интересно…

Назад Дальше