– Ой, Настя… Как я давно тебя не видела! Слышала, ты в аварию попала, лицо изуродовано… Да нет, не так уж и изуродовано. Конечно, шрам есть шрам, он никого не украсит, но это можно исправить… Я дам телефон своего пластического хирурга, думаю, он сумеет восстановить тебе лицо. Не полностью, конечно, тут ничего не попишешь, но попытаться-то можно. Андрей из-за этого от тебя ушел?
Она тарахтела так, что у меня начала болеть голова. Голова вообще в последнее время болела от любого шума, то ли отвыкла, то ли действительно сотрясение мозга сказалось.
Я пожала плечами:
– Андрея я выгнала сама еще до аварии. А шрам убирать не буду, сейчас это модно, ты разве не слышала? Твой пластический хирург отстал от жизни, весь Голливуд кромсает себе лица, чтобы поставить изящные шрамы, а ты предлагаешь мне своего лишиться?! Ни за что! Пока не пройдет мода, никаких разглаживаний, а там посмотрим.
Сначала Надежда недоверчиво смотрела на меня, но уверенный тон и даже возмущение произвели впечатление, она поторопилась уйти. Я ничуть не сомневалась, что помчится к пластическому хирургу ставить себе на лице шрам. Так и есть, затрещала кому-то по телефону:
– …это сейчас модно… да-да, именно шрам на лице!
Так… пошло-поехало!
Но если над Надеждой можно было посмеяться, то нашлись те, кто пристал всерьез.
У Андрея, видно, плохо шли дела, все же с клиентами нужно уметь работать, а не просто болтать, продавцы и покупатели недвижимости, особенно элитной, люди нервные, неудивительно, деньги-то немалые, опасно ошибиться. С ними надо осторожно и вежливо, а Андрей может только пальцы гнуть.
Длинноногие красотки быстро учуяли возможный провал и так же быстро от бедолаги отвалили. Я всегда говорила, что этот контингент – лучший показатель успешности мужика, если крутятся рядом, значит, дела идут хорошо и есть чем поживиться, а если вдруг упорхнули разом – пиши пропало, клиент на грани разорения. От Андрюхи девки упорхнули.
Вот урод! Быстро же он разорил мое детище!
Потому, когда красавчик явился с мольбой о помощи, я сразу ответила:
– Денег не дам, их просто нет!
Андрей опешил, вообще-то он пришел не денег просить, а помощи, но и от зеленых бы тоже не отказался.
– Я не о том. Настя, ты не могла бы выйти на работу? Нужно твое присутствие на переговорах. С остальным я справлюсь, но клиенты… они…
Вдруг его взгляд остановился на шраме.
– Ты когда собираешься операцию делать?
Я сделала вид, что не поняла:
– Какую?
– Пластическую, Настя. Это ты могла дуре Надежде рассказывать про моду на уродство, остальные не поверят.
– Тебе мешает мой шрам?
Он сделал над собой усилие, чтобы выразиться тактичней, но в конце сорвался:
– Мне нет, но нельзя же так ходить… изуродованной.
– Я тебя сюда звала? Или прошу сходить со мной куда-то? Моя внешность – это моя внешность, и менять ее я не собираюсь. Отстань.
– Настя, ты смешна! Бравировать шрамом, словно это достоинство…
Дурак, знал бы ты, где я его получила.
– Посмейся. Можешь даже похохотать, только от меня отстань. Я дала тебе свободу в фирме, чего ты еще хочешь?!
– Это свобода? Я связан по рукам и ногам.
У него началась просто истерика, настоящая, какая бывает у баб. Понимая, что завтра Андрей пожалеет о сказанном и придет просить прощения, я остановила его:
– Стоп! Мы договаривались, что ты полгода будешь управлять агентством, и если получится, я перепишу все на тебя, так? Ты уже не справился и винишь меня? Мой шрам виноват? Пошел вон!
Он ушел, но попыток заставить меня сделать операцию и вернуться на работу не оставил. Оказалось, куда проще сидеть за моей спиной, чем управлять самому.
Я устала, я неимоверно устала. Оказалось, что воевать с Батыем куда легче, чем с собственным бывшим любовником, а справляться с нечистью проще, чем с бесконечными пересудами сочувствующих приятельниц и общественным мнением, единодушно решившим, что я выделываюсь, не желая идти на операцию. Прошел даже слух о том, что у меня… СПИД, поэтому мне операция и запрещена! Услышав такую сплетню, я обомлела.
Что делать? Уехать куда-нибудь далеко в глушь и спрятаться там от всех любопытных взоров? Но дело не в шраме, не в пересудах, в конце концов, действительно можно сделать эту операцию или укрыться в деревне, пока не угомонятся. Я сама не знала, чем себя занять. Что я буду делать в деревне? Мысленно я была все время там, с Вятичем, в тринадцатом веке. Там все проще и яснее, даже в лесу с упырем или на поляне у Ворона.
Чем Надежда, явно распустившая слух о СПИДе, лучше Вуги, которая хоть и нечисть, но пыталась защитить своих сородичей? А чем Андрей лучше Батыя? Масштаб мелковат, а в остальном та же дрянь. Я уже знала, что он уволил всех, кто не пожелал поклониться в ножки.
Решение пришло, как всегда, неожиданно. Но перед тем как претворить его в жизнь, я сделала еще одно дело – решила забрать из офиса личные вещи.
Андрея застала с очередной секретаршей, но ничего говорить не стала, просто выгребла из верхнего ящика стола свои бумаги, а с самого стола забрала фотографию.
Стариков не успел даже испугаться. Но следом бросился весьма резво, у меня закралось подозрение, что он сидел за столом с расстегнутыми штанами и не стал при мне их приводить в порядок. Да пусть, мне какая разница?
Все, как в прошлый раз, он догнал меня у машины, вцепился в ручку дверцы:
– Настя, нам надо поговорить.
– Чего тебе нужно? Вся фирма?
– Ну зачем ты так… Ты же меня к себе не подпускаешь…
Он думал, что я начну выговаривать из-за секретутки? Да ни в жисть! Это раньше я была дурой, теперь умная.
– Да забери ты себе все! Все, понимаешь?! Я уже переписала на тебя все документы, они у нотариуса, езжай к Марине, ставь свою подпись и забирай, только оставь меня в покое!
– Ты совсем рехнулась? – как бы ни был обрадован Андрей, он прекрасно понимал, что означает такой поворот дел. Это вызовет слишком много пересудов, и даже интерес со стороны милиции. Думаю, его куда меньше волновала моя собственная судьба.
Хлопнув дверцей машины, я нажала на педаль газа. Послушная машинка с ревом рванула вперед. И снова, как в прошлый раз, Андрей едва успел выскочить из-под колес.
Та-ак… Начало положено, теперь нужны две фуры на Калужском шоссе.
Дедка на «жигуленке» в этот раз не нашлось, зато из-под капота едва успел увернуться какой-то парень. И тут меня пронзило понимание, почему Вятич мне казался таким знакомым, словно встречалась с ним в этой жизни! Я люблю разгоняться с визгом колес и ездить очень быстро, и однажды вот так под колеса едва не попал какой-то симпатичный молодой человек. Это было возле моего дома. Я тогда обратила внимание на большие голубые глаза и бородку какой-то чуть странноватой формы. Подумалось, наверняка какой-нибудь любитель ролевых игр, изображающий из себя древнего русича.
Вот на кого похож Вятич! Или тот парень на него, учитывая восемьсот лет разницы… Страшно захотелось попытаться разыскать молодого человека, но теперь уже некогда, я твердо намерена повторить трюк.
На светофоре у МКАД, конечно, пробка, зато сразу на Кольцевой я попала (йес!) между двумя фурами, которые, как и положено по сценарию, резво повернули на Калужское шоссе. Неужели судьба смилостивится и снова отправит меня в прошлое?
А если это будет какой-нибудь Египет или Китай? Или того хуже – племя людоедов, затерянное в Африке? Нет, только в тринадцатый век и к Вятичу! Надеюсь, он остался жив в той мясорубке? А вообще, чем там все закончилось?
Внутри все похолодело: ведь я же читала о незахороненных погибших?!
Ну и что? Вятич должен выжить! Он жив, я верила, что он жив! И мерзкий Батый тоже. И пока жив Батый, я не имею права спокойно жить в Москве, меня нужно немедленно перенести обратно в тринадцатый век, чтобы я могла убить Батыя!
Дольше думать было некогда, я уже доехала до места, где была авария в предыдущий раз. Ну, с богом! О чем я думаю, разве Господь может помогать в таких делах?! Неважно, по газам!
Резкий разворот, сигналы слева и справа, снова визг тормозов и… НИЧЕГО! Только мат водителя грузовика, успевшего затормозить буквально в сантиметре от моей машины!
Дома я сделала попытку напиться в стельку. Не получилось. Оказалось, что организм, побывавший в тринадцатом веке, там погибший и вернувшийся в двадцать первый, бутылка водки не берет! Вот не берет и все тут, даже если пить по чуть-чуть, по глоточку…
Ноги не держали, руки дрожали, во рту словно все коты округи переночевали, изрядно при этом нагадив, от запаха собственного перегара тошнило, а голова как стеклышко.
И что я теперь, неистребимая, что ли? В аварии не страдаю, от водки не дурею… может, утопиться? Где, в ванне?
А вот интересно, если утопленницы становятся русалками или упырями, то кем стану я и, главное, где? Быть русалкой в собственной ванне как-то мелковато. Эта мысль меня озадачила. На всякий случай сходила в ванную убедиться, что русалить там не получится. Разве что утопиться в унитазе и вылезать оттуда упырем, пугая соседей по ночам? Но, вспомнив белую рожу с черными кругами вместо глаз и рваным кроваво-красным ртом, я чуть не вытошнила всю выпитую водку сразу. Упырь тоже не годился, самой противно.
Оставалось выпить еще одну бутылку и сдохнуть от алкогольного отравления.
Эта попытка тоже не увенчалась успехом. Организм уперся, хоть тресни, не желая принимать больше ни капли алкоголя! Чего я только не предпринимала – и уговаривала, мол, смотри, какая водочка… холодненькая… чистая, как слеза… и нос зажимала, чтобы на вдохе в себя протолкнуть… и просто лизать пробовала, и кофе в нее подмешивала… Ничего не получилось, дальше рта все равно не шло, вокруг уже обрызгано водкой, пол блестел, а голова все равно трезвая!
Отравиться тоже не удавалось. Я заподозрила, что теперь и цианистый калий меня тоже не возьмет. Оставалось последнее – реветь! Что я и сделала. Сидела в обнимку с бесполезной второй бутылкой и тихо плакала над своей незадавшейся судьбой. Батыя не убила, в аварию попасть не смогла, утопиться тоже, даже напиться не получилось…
– Вя-ати-и-ич…
Увидев его у своих ног, я махнула рукой:
– Ты мне снишься…
Сотник потянул носом:
– У-у… сколько же ты, подруга, выпила?
Я вздохнула, сокрушенно пожала плечами и объявила:
– Не получается!
– Что не получается?
– Напиться не получается. Первая бутылка зря прошла, а вторая не лезет.
– Алкоголичка! – заорал Вятич и в охапку потащил меня в ванную.
Чем он меня отпаивал, не знаю, но немного погодя я уже сидела в кресле, закутанная в халат, мокрая после душа, и все еще заплетающимся языком объясняла Вятичу, что он не существует, а мне просто кажется.
– Зачем пила-то?
Я задала совершенно логичный вопрос:
– А что делать?
– Настя, что у тебя не так?
– У меня? Все!
Слезы снова полились рекой…
И снова я что-то пила, потом, кажется, рыдала у него на груди, объясняя, что все сволочи, а Вятич, которого я люблю, меня вышвырнул обратно в Москву, как котенка!
– Алкоголичка!
– Ни фига! Даже спиться не получилось.
И вдруг голова стала проясняться, я осознала, что стою, прижавшись к груди… Вятича?!
– Ты?!
– Дошло! Не умеешь пить, не берись.
– Я напиться до смерти хотела, чтоб не спасли. Не получилось. Откуда ты здесь? Или просто снишься?
– Хочешь проснуться?
– Нет! – Я замотала головой так, что та закружилась.
Пришлось подхватить меня на руки, ну и, конечно, отнести на кровать…
Его губы шепнули на ухо:
– Я так соскучился…
– Я еще сильнее…
– Нет, я.
– Нет, я! Я даже в аварию снова пыталась попасть.
В ответ так хорошо знакомый ласковый смех:
– Ты бы еще под поезд бросилась.
Его губы тихонько коснулись моих, только коснулись… Губы у Вятича такие же, как все остальное, – ласковые, но в них сразу чувствуется сила, способная подчинить себе, причем без остатка. Таким сопротивляться невозможно.
Я и не думала сопротивляться, это единственный случай, когда я готова сдаться на милость победителя с восторгом. Но он не наступал, все так же едва касался моих губ, словно дразня. А потом опустился на шею, ниже… еще ниже…
Так уже бывало однажды, там, в тринадцатом веке, но какая теперь разница, в каком? Мой Вятич снова был со мной, и мне ничего не страшно, голова кружилась, и все летело куда-то…
– Я больше не могу…
– Я тоже…
Мы слились воедино.
Открыв глаза, я недоуменно оглянулась. Где это я?! Комната явно не моя, в ней темно… почти темно. Снова переселение? Куда теперь?
Огонек лампадки в углу освещал только сам угол. Но плечо, на котором лежала моя голова, и тело рядом я узнала бы в полнейшей темноте. И руку, прижимавшую меня, сильную и ласковую одновременно, я тоже ни с какой другой спутать не могла.
Вятич был рядом, а в каком веке… какая разница?
Историческая основа событий
Батыево нашествие на Русь началось в декабре 1237 года с появления монгольского войска на реке Воронеж и присланных в Рязань послов с требованием десятины во всем, в том числе и людях.
Этот немыслимый сплав воинов самых разных народов летописцы назвали татарами, но не по имени племени татар, которое монголы истребили чуть не поголовно одними из первых, а потому что «из Тартара» – из ада. Теперь их политкорректно называют монголами или ордынцами.
Рязань продержалась семь дней. Евпатий Коловрат со своей дружиной сумел задержать огромное Батыево войско на несколько дней, чтобы успели подготовиться русские рати у Коломны, а сам погиб, будучи расстрелянным из пороков – камнеметных машин. Такими стойкими оказались русские богатыри, что почти безоружных били, словно каменные крепости. Батый даже предложил Евпатию стать его темником (возглавить тьму – десять тысяч воинов), а потом позволил похоронить с честью.
Козельск сопротивлялся пятьдесят дней. Это не значит, что татары штурмовали город семь недель, стены Козельска хоть и крепки, но меньше рязанских и больше нескольких дней не выдержали бы. Но русские сумели выманить Батыя к Козельску точно к моменту разлива рек, а город в это время превращался в островной. Вода заливала и всю округу.
Погибли жители Козельска или все же сумели спастись? Ведь Батый запретил даже название упоминать, а сам город разрушил до основания. Злой город… Для монголов он действительно стал Злым.
Но доблесть не в том, чтобы уложить рядками всех погибших жителей и защитников, а в том, чтобы спастись самим, погубив как можно больше врагов. Сдается, козлянам это удалось, есть версия, что женщины сумели уплыть на лодках из-за разлива Жиздры и Другуски, а конная дружина прорвалась и ушла.
После Козельска что-то странное происходило с Субедеем – правой рукой Батыя, его наставником и двигателем всего похода. Он вроде есть, но его вроде нет. И дата и место смерти багатура тоже точно неизвестны, называют несколько. А есть версия, что Батый приказал убить Субедея за провал в Козельске, но вынужден был это скрывать.
Где были тумены Батыя в 1238–1239 годах, тоже мало понятно. Кочевали по половецким степям, но какие-то из них ходили в земли мордвы и буртасов.
Зачем? У мордвы почти не было городов, зато были непроходимые леса. Эрзянский правитель инязор Пургаз героически воевал против монголов (точно, когда погиб, тоже неизвестно), а вот правитель мокши каназор Пуреш, наоборот, предпочел откупиться и даже принял участие в походе монголов на запад, где был ими убит за неподчинение где-то в Венгрии. Зато его дочь легендарная Нарчатка воевала против Батыя вместе с русскими и погибла на реке Мокше, прыгнув в воду вместе с конем и утонув.
Когда это было?
Считается, что городище под Золотаревкой юго-восточней Пензы монголы разгромили осенью 1237 года по пути «туда». Но почему-то не только не разграбили, но и не захоронили своих павших воинов. Такого не делалось нигде и никогда, даже если очень спешили, оставить сотню воинов на три дня для погребального костра – святое дело. Что так напугало монголов и что потом несколько столетий не давало местным жителям подходить в Кудеярову оврагу?