— В лесах Амбалы не обращают на это внимания. Носить такое имя — огромная честь. Гортензия была самой лучшей совой на свете. У нас в Амбале, когда хотят назвать кого-нибудь героем, говорят просто — настоящая Гортензия.
Неясыть опустился на ветку рядом с друзьями. Он так разволновался, что ему захотелось немедленно совершить какой-нибудь героический поступок, чтобы оправдать свое имя.
— Я знаю, что жирные червяки лучше всего годятся для лечения сломанных перьев. Хотите, принесу?
— Спасибо! Это было бы очень мило с твоей стороны, — вежливо ответила Гильфи.
— Я полечу с тобой, — вызвался Копуша. — Червей много не бывает.
Внутри таинственное дупло оказалось очень уютным, и даже запах рыбы его не портил.
Вскоре Копуша с Гортензией вернулись с полными клювами червей, и Отулисса с Гильфи, как могли, обложили ими нижнюю часть хвостовых перьев Сорена.
— Жаль, что с нами нет доброй миссис Плитивер, — прошептала Гильфи. — У нее это получалось гораздо лучше, чем у нас.
Черви помогли снять боль, но вскоре у Сорена начался жар — видимо, в рану попала инфекция. К ночи больной впал в беспамятство. Разумеется, ни о каком возвращении домой не могло быть и речи: лететь в таком состоянии было бы просто опасно для жизни.
Друзья решили остаться в дупле еще на один день. К полуночи дыхание у Сорена стало неровным и хриплым. Каждый вдох давался ему с трудом.
Шестеро друзей не на шутку перепугались. Никто не решался спросить вслух, но все думали об одном: «Неужели он умирает?» Это казалось невозможным, особенно после всех перенесенных ими испытаний.
Они победили Металлического Клюва с его Чистыми. Они проникли в Сант-Эголиус и сумели выбраться оттуда живыми. Сорен собственными когтями распорол глотку Тетушке Финни. Великий Глаукс, он просто не может умереть! Но дыхание Сорена становилось все тяжелее.
Друзьям казалось, будто все дерево содрогается от его хрипов. Они беспомощно смотрели, как поднимается и опадает грудь больного. Сорен то часто-часто моргал, то вдруг открывал глаза и бессмысленно смотрел перед собой пустым, никого не узнающим взглядом. Друзья впали в отчаяние.
Когда Гортензия прилетела с новой порцией свежих червей, Сумрак вылетел из дупла и уселся на ветку.
— Черви не помогают. Слушай, ты не знаешь, что еще можно сделать? Может быть, тут поблизости есть какая-нибудь толковая домашняя змея? Или хоть кто-нибудь, кто понимает во врачевании?
Неясыть задумался. Было одно такое местечко, только он боялся совать туда клюв. Неподалеку от озера высилась неприступная скала, где жили два странных орла и еще более странная сова по имени Мгла.
Все трое не отличались гостеприимством, поэтому родители советовали Гортензии держаться от них подальше. Но хуже всего было то, что путь к скале пролетал через рощицу, в которой кишмя кишели летучие змеи.
Вообще-то у этих змей не было ни крыльев, ни кожных перепонок, как у белок-летяг, зато они умели ловко подпрыгивать в воздух, а потом, молниеносно сжимая-разжимая тело, крутясь-мечась из стороны в сторону, благополучно приземлялись на верхушку соседнего дерева.
Яд этих змей считался смертельным. Впрочем, поговаривали и другое. Гортензия слышал, что в маленьких дозах змеиный яд обладает целебным свойством. Но как добыть его у вечно голодных и злобных змей? Только орлы жили с ними в мире, остальные птицы предпочитали облетать рощу стороной.
— Неужели ты ничем не можешь нам помочь? — спросила Гильфи у Гортензии. Крошка-эльф вся дрожала от горя и страха. — Мы должны спасти его, понимаешь…
Гортензия испуганно покачал головой.
— Я… я… ничего не могу поделать.
С этими словами он повернулся и быстро полетел прочь. Он знал, что сипуха умрет еще до наступления утра.
Гортензия без устали кружил над лесом. Он и сам не знал, что мешает ему вернуться домой. У родителей только что появились новые птенцы, которые целыми днями драли глотки, требуя еды и внимания. Может быть, кого-то из них тоже назовут Гортензией.
Неясыть сердито покрутил головой. Ему будет непросто с этим смириться… Он снова подумал об умирающей в дупле сипухе и крепко зажмурил глаза.
Юный неясыть сам не понял, как это случилось. Он вдруг развернулся в воздухе и стал подниматься вверх — все выше, выше и выше.
Вскоре он уже был над лесом, а потом уверенно взял курс на самую высокую вершину горы Амбалы. Желудок у него трепетал, неясыть с трудом заставлял себя равномерно махать крыльями.
Внезапно какая-то светящаяся зеленоватая дуга прочертила черное небо.
«Я не шлепнусь. Ни за что не шлепнусь», — забормотал неясыть, уворачиваясь от летучей змеи.
Еще три змеи подпрыгнули в воздух, но Гортензия упрямо продолжал свой полет. Потом он почувствовал, что кто-то летит рядом. Он не мог разглядеть, кто это, но сразу понял, что не змея. Больше всего это напоминало оторвавшийся клочок облака, который затянуло в воздушный след и теперь несет то сбоку от него, то чуть впереди.
С появлением этого облака летучие змеи исчезли, словно по волшебству.
Подлетев к вершине, Гортензия увидел двух огромных орлов. Он опустился на краешек гнезда, показавшегося ему размером с крону могучего дерева.
— Что привело тебя сюда, юноша? — спросил орел.
Гортензия слышал, что его подруга не может говорить, потому что потеряла язык в какой-то ужасной битве.
— Там, внизу, умирает сипуха, — выпалил неясыть, мотнув головой в сторону озера. — С ним еще шесть сов, но они ничего не могут поделать. Они все убиваются. Даже плачут. А черви нисколечко не помогают, вот.
Ему показалось, будто из глубины облака, зацепившегося за край гнезда, послышалось еле слышное воркование. Гортензия повернул голову, но ничего не увидел. И все-таки он готов был поклясться, что слышал журчащий смех пятнистой неясыти!
— Расскажи нам об этой сипухе и ее друзьях, — пророкотал орел. Гортензия чувствовал, что его подруга внимательно прислушивается к их разговору и даже ведет с мужем какой-то беззвучный разговор.
— Они разместились в дупле старого клена, в том, где скрум.
— Хм… Вот как? — пробормотал орел. — Они поселились в том самом дупле, где добрый Саймон встретил свою смерть… Бедный Саймон, он всем хотел только добра, — вздохнул он.
Гортензии показалось, будто он услышал еще один вздох, похожий на едва заметный шепот.
Подруга орла хранила молчание. Кто же тогда вздыхал? Неясыть снова обернулся, но опять никого не увидел.
— Кроме раненой сипухи там еще его лучшая подруга из рода сычиков-эльфов, — начал он и вдруг почувствовал, как всколыхнулся воздух. — Потом еще пещерная сова, огромный великан из семьи бородатых неясытей… Настоящий громила и грубиян.
Орлы переглянулись, как будто хотели сказать: «Неужели?»
Гортензия продолжил перечислять остальных, но его уже не слушали.
— Позови Хитриссу, — коротко приказал орел своей подруге.
Орлица мгновенно поднялась в воздух, и снова Гортензия заметил рядом с нею какой-то клочок тумана, размером не больше совенка.
«Может, это скрум?»
Но нет! Чем пристальней он всматривался, тем лучше видел, что это настоящая, живая сова. Да не просто сова, а целая пятнистая неясыть, только вся выцветшая и бледная, и летает она как-то неровно, зигзагами. Наверное, это и есть Мгла. Неужели он смог ее разглядеть?
Вскоре орлица и Мгла вернулись обратно, но не одни, а с летучей змеей, сверкавшей, будто свиток зеленого пламени.
— Познакомься, это Хитрисса, — пророкотал орел.
Молодой неясыть затрясся от страха. Хорошо еще, что он не летел, а то непременно шлепнулся бы вниз! Крылья у него опали, будто окаменев.
Змея повернула свою плоскую ромбовидную головку и уставилась на Гортензию блестящими бирюзовыми глазками. Из ее пасти показался острый раздвоенный язычок. Ну и чудеса! Один кончик языка был кремово-белый, а второй — малиновый.
— Кажется, я его очччшшшаровала, — насмешливо прошипела змея.
— Успокойся, — сказал орел Гортензии. — Она не сделает тебе ничего плохого.
«Успокоиться? Да он, наверное, спятил! Какое может быть спокойствие, когда стоишь в двух дюймах от существа, у которого яда хватит перетравить целое совиное царство!»
— Хитрисса полетит с нами на старый клен. Попробуем аккуратно нанести ее яд на рану сипухи, тогда у раненого появится шанс на спасение, — объяснил орел и, помолчав, добавил: — Если, конечно, еще не слишком поздно.
Гильфи тихо плакала в углу. Остальные пятеро, оцепенев от горя, сидели в темноте. Гортензия прислушался, но так и не услышал страшных хрипов больного. Судя по всему, тот уже умер. Однако приглядевшись, заметил едва различимое колыхание его грудных перьев.
Для орлов дупло оказалось слишком тесным. Орлица едва смогла просунуть внутрь голову, чтобы осмотреться. Оценив ситуацию, она принялась подавать безмолвные знаки другу.
— Принимайся за дело, Хитрисса, это очень хорошая сова, он должен жить, — пророкотал орел.
Копуша, Гильфи и Сумрак встрепенулись, узнав орлов, которые когда-то в пустыне пришли им на помощь.
— Зана! Гром! — еле слышно прошептала Гильфи. — Как вы здесь очутились?
В следующий миг раздалось оглушительное хлопанье крыльев. Шестеро друзей прижались к стенам, когда Хитрисса одним стремительным броском вползла внутрь и, изогнувшись буквой S, повисла на сучке прямо над головой Сорена.
— Успокойтесь. Эта змея — последняя надежда Сорена. На одном кончике ее языка находится яд. Если смешать его с содержимым второго кончика, получится сильнейшее лекарство от заражения крови.
Шестеро сов молча вернулись на свои места.
Змея опускалась все ниже и ниже, пока ее головка не оказалась прямо над растрепанными хвостовыми перьями Сорена. Раздвоенный змеиный язык быстро-быстро заметался туда-сюда, ощупывая сломанное перо.
— Ссшшшсначала я должшшшна выташшшщщщить это перо. Вссе равно оно уже сссшшшломано. Посссле этого мошшшно будет залезззть язззыком в рану.
Гильфи обессиленно привалилась к Сумраку. Она едва не хлопнулась в обморок при одной только мысли о том, что змеиный язык будет копошиться у Сорена в ране.
Метавшийся в жару Сорен увидел над собой что-то зеленое и светящееся. Почему шрам на горле Тетушки Финни вдруг позеленел? Или это зеленая молния? Очень странно и очень красиво… Почему все шарахнулись от него прочь? Чего они испугались? Это же совсем не страшно… Мысли роем закружились у него в голове.
«— Бросьте, ребята. Нечего бояться. Ой, Гортензия! Гортензия, я ведь думал, что ты погибла! Нет-нет, это я не тебе, мальчик… Я говорю с той, настоящей Гортензией. С той, которую Тетушка Финни сбросила с самого высокого утеса Инкубатора… Как тебе удалось спастись, Гортензия?
— Меня поймал Гром. Он подлетел в тот самый миг, как я упала.
— Гортензия, только не говори, что ты скрум! Умоляю тебя, пожалуйста! Я встретил скрумы своих родителей. Это было так больно, так тяжело… Прошу тебя, не будь скрумом. Я просто рехнусь, если ты окажешься скрумом!
— Ай-ай-ай, с тех пор, как мы расстались, твоя речь стала намного грубее.
— Я не шучу, Гортензия. Скажи мне, что наш разговор не происходит у меня в голове, как если бы я говорил со скрумом?»
— Нет, Сорен, нет! — услышал он сквозь боль и жар тоненький голос Гильфи. — Глазам своим не верю! Это Гортензия!
— Сколько же тут Гортензий? — растерялся Мартин.
— Настоящая только одна, — пояснил Гром, просовывая голову в дупло. — Но теперь она просит называть себя Мглой.
— Совершенно верно, — подтвердила настоящая Гортензия.
— А где тот парень, которого тоже зовут Гортензия? — спросил Сумрак.
— Мы отослали его домой. Храбрый мальчик, молодец. Вполне достоин своего имени, — прогудел Гром.
— Храбрец, — подхватила настоящая Гортензия. — Наверное, именно поэтому он сумел увидеть меня даже в нынешнем бледном, слегка потрепанном виде. Но мне хотелось, чтобы никто не мешал встрече старых друзей, — пояснила она, обводя глазами Копушу, Гильфи, Сумрака и Сорена.
— Сорен поправится? — спросила Гильфи.
— Надеюсь, что да, — ответил Гром.
Словно в ответ на его слова Сорен вдруг моргнул и открыл глаза. Туман, застилавший блестящую черноту его глаз, слегка рассеялся.
— Не верю своим глазам… Гортензия, Гром, Зана. Все здесь… Все живы.
— И ты тоже! — всхлипнула Гильфи. — Ты жив, Сорен! Жив.
ГЛАВА XVI
Вперед, друзья! Вперед!
— Понимаете, эта белая сова, кузнец-одиночка из… — начал Гром.
— …из Серебристой Мглы, — ухнул Сумрак.
— Мы ее знаем, — вставил Копуша.
— Она сестра мадам Плонк, — добавила Гильфи. (Мадам Плонк звали красавицу-певицу с Великого Древа Га'Хуула.)
— Так вот, она прилетела к нам с Заной. Но на самом деле она хотела поговорить с Мглой. Понимаете, наша Мгла знает обо всем на свете, а иногда даже видит вещие сны.
— Очень редко, — уточнила Мгла. — Сорен с Гильфи должны помнить, я рассказывала им, что благодаря богатым залежам крупинок в реках и ручьях нашей части Амбалы здешние совы либо прокляты, либо одарены с рождения.
Гильфи мрачно кивнула.
— Помните, я говорила, что именно из-за крупинок мои крылья навсегда остались крошечными и недоразвитыми? Моя бабушка по той же причине потеряла разум, зато отец умел видеть сквозь скалы.
Для меня скалы непроницаемы, зато порой я вижу сны, в которых — даже не знаю, как бы это поточнее выразиться? — приоткрывается будущее. Я вижу то, что только собирается произойти… Предчувствие беды не покидает меня с той самой ночи, когда я увидела, как Металлический Клюв убил Саймона. Глаукс Всемилостивый, я и понятия не имела, что это чудовище твой родной брат, Сорен!
Сорен моргнул. Каждый раз, когда Гортензия упоминала о смерти доброго пилигрима по имени Саймон, он готов был провалиться сквозь землю. Наверное, это он виноват в его смерти! Если бы он не изувечил брата в той битве, Саймон бы никогда не встретился с Клуддом и не стал бы спасать его от смерти!
— Вскоре я начала видеть сны, — продолжала Гортензия. — Однажды мне приснилось огромное скопление сов на скалистом утесе, далеко вдающемся в море Хуулмере. Но видение было очень смутным…. Смысл сна ускользал от меня, но потом к нам прилетела эта странная белая сова — кстати, она так и не назвала своего имени. Она была так взволнована, что едва могла говорить. Я расскажу вам то, что мы сумели понять. Белая сова своими ушами слышала от весьма посвященной в события птицы, что ужасное сборище сов, называющих себя Чистыми, возглавляет твой брат, Сорен. Эти совы собирают под свое крыло всех сипух из всех царств и лесов. Сейчас эта огромная армия стягивается на мыс Глаукса.
В полном молчании совы уставились на едва различимую в темноте дупла Гортензию.
— На мысе Глаукса?! — наконец нарушил молчание Сорен. — Совам нечего делать на мысе Глаукса, особенно в это время года, если только…
— Именно, — кивнула Гортензия. — Если только они не планируют вторжение на остров Хуул.
— Мы должны немедленно вернуться на остров! — воскликнул Сорен.
— О чем ты говоришь?! — взмолилась Гильфи. — Ты еще не окреп после болезни. Над Хуулмере уже начали задувать зимники. Ты только что потерял хвостовое перо, новое не вырастет за одну ночь! Как ты сможешь рулить против ветра?
— Мы должны лететь. Мы обязаны предупредить Великое Древо. Я справлюсь.
Встретив горящий взгляд его черных глаз, Гильфи тихонько вздохнула. Она слишком хорошо знала Сорена и сразу поняла, что настаивать бесполезно.
Когда первая тьма сгустилась над лесом Амбалы, семеро сов начали собираться в дорогу. Расставание было нелегким, особенно для Сорена с Гильфи, которые едва могли поверить в чудесное спасение Гортензии.
— Я просто не знаю, как тебя благодарить, — сказал Сорен, присаживаясь на ветку клена. — Гром, Зана, вы снова спасли мне жизнь. Гортензия, ты и представить себе не можешь, как мы с Гильфи рады видеть тебя живой! Твое великодушие и самопожертвование всегда будет примером для всех нас. Мы будем счастливы, если ты примешь наше предложение поселиться на Великом Древе Га'Хуула, ибо мало найдется на свете птиц, которые могут сравниться с тобой благородством желудка и щедростью сердца. На нашем острове ты станешь рыцарем — так у нас называют самых доблестных Стражей.