Весь день она буквально караулила его. С утра Колосов был в районе, потом – в областной прокуратуре. Оттуда поехал еще куда-то. После шести вечера – куда-то еще… Потеряв терпение, она уже было собралась уходить с работы и лицом к лицу столкнулась с ним в вестибюле у КПП.
– Добрый вечер.
– Никита, привет… А я тебя жду, между прочим. Весь день прождала.
– Меня? Зачем?
– Затем. – Катя одновременно разозлилась и растерялась. У него была такая дурацкая манера порой разговаривать вот так.
– Моя статья о деле Абакановых почти готова, но мне необходим твой комментарий. – Она решила взять с ним самый официальный тон. Раз вы так с нами, то и мы, мы тоже… И это после стольких пережитых совместно передряг, эх!!
– Так уж и необходим? По-моему, героем твоей статьи должен стать совсем другой. Он уже, надеюсь, свое интервью тебе дал – на дому?
– Ладно, кажется, я не вовремя. Вообще зря потеряла столько времени. Извини, пока.
Он догнал ее уже на улице у подъезда.
– Ну, ты что?
– Ничего. Как ты смеешь так со мной разговаривать? – Катя попыталась вырвать у него свою руку. – И главное – за что?
– Катя, прости. Я… я не знаю, что на меня вдруг нашло. Нет, никуда ты сейчас не пойдешь. Я тебя не пущу. Садись в машину.
В машине они молчали. Потом Колосов включил зажигание. Поехали по вечерней Москве куда глаза глядят. И уже на Гоголевском бульваре воткнулись в пробку.
– Твои порезы зажили? – спросила Катя.
– Давно уже. – Он оглянулся. Вид у него был виноватый.
– Смотри, пожалуйста, на дорогу. Сейчас въедем в тот джип с мигалкой.
– Пускай.
– Тебе все пускай. – Катя покачала головой. – Ну? И что произошло?
– Между нами? Между нами, как всегда, ничего.
– Никита!
– Ну что Никита?
– Ты так психуешь из-за того, что там, в их доме, оказался мой муж? Вадик там оказался, когда тебя там не было, да? И от этого ты такой бешеный?
Он резко обернулся.
– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя ужасный характер? – вздохнула Катя.
– Ты вот сейчас говоришь, – он смотрел на нее, – других мнений мне не нужно.
– Да, мой муж оказался в их доме – между прочим, вместе со мной, ты это не забывай – в решающий момент. И он их спас. И задержал заказчика. – Катя стукнула кулачком по сиденью машины. – А ты… господи боже, а ты в это время спасал Ираклия, ты взял наемника. Ты его лично задержал. Какие тут могут быть счеты? Ну какие счеты между тобой и…
– Твоим Драгоценным? Действительно, какие?
– Но ты же спас Ираклия. И ты взял стрелка – с поличным, с оружием. С железными уликами. Не мог же ты разорваться пополам – быть одновременно и там, в этом игорном клубе, и в их доме! И разве это плохо, что мы с мужем поехали туда к ним? Разве плохо, что он, мой муж, тебе помог?
Колосов молчал.
– Ты сам не понимаешь, какую боль порой мне причиняешь? – тихо сказала Катя.
Пробка тронулась. Поехали.
– Давай кофе где-нибудь выпьем? – сказал Колосов. – Или домой тебя везти?
– Делай что хочешь.
Но злится на него долго она не могла. И вообще, за что было злиться?
В маленьком баре в одном из узких арбатских переулков было пусто – центр вообще катастрофически пустеет после рабочего дня. Было тесновато, но это как-то сближало. Даже смертельно поссорившихся.
– Ну вот, я сделал, что хотел. Не совсем, конечно. – Колосов усмехнулся.
– Так ты дашь мне комментарий к статье? – спросила Катя.
– Доставай диктофон.
– Где сейчас Елецкий?
– В Матросской Тишине.
– А она? – Катя на мгновение запнулась. – Зоя Абаканова?
– Она в Лефортове. Ну что ты на меня так смотришь? Ануфриев снова возник на нашем горизонте. Они шефу звонили и в прокуратуру. Лефортово – это с их подачи. И теперь Абаканова до самого суда будет содержаться там.
В Лефортове… Катя попыталась представить себе ее – там, в этой тюрьме. Государственные преступники, иностранные шпионы, опальные олигархи и – она… Где-то там была камера, тогда, в далеком 54-м, приготовленная и для ее деда генерала. Только он туда не попал, поставив крест на себе сам.
– Ты ее видел?
– Да. В прокуратуре им с Елецким проводят очные ставки.
– Никита… Я и подумать не могла, что это она, – тихо сказала Катя, – там, в их доме, я в первый момент не поверила своим глазам.
– Ее отъезд был уловкой. – Колосов говорил медленно. – Отплытие на пароме в Хельсинки должно было состояться только через два дня. В Питере она забронировала номер в отеле. Но приехать должна была туда отнюдь не на поезде. С поезда она сошла в Твери. Мы разыскали водителя-частника, которого она наняла на тамошнем вокзале, чтобы на машине вернуться в Москву. Они с Елецким рассчитали этот день по минутам. Елецкий должен был убить Ираклия – он следил за всеми его передвижениями, и мы, хотя тоже вели за Ираклием наблюдение, этой слежки не замечали, настолько профессионально Елецкий ее выполнял. А с Ириной и мальчиком, последними, кто отделял ее от единоличного распоряжения унаследованным семейным капиталом, Зоя решила покончить сама. Они с Елецким решили разделаться с ними со всеми одним ударом. Для этого она и вернулась в Москву. Билет до Питера был бы потом ее железным алиби. Ночью она проникла в дом. Тот нож, который был у нее…
– Экспертиза по нему была? – спросила Катя.
– Да, по данным экспертов, это то самое оружие, которым до этого была убита Евдокия Абаканова. Евдокию убил не Елецкий, Катя. На счету Елецкого, – Колосов стиснул в руке чашку, – этот мальчик Федор, Константин Абаканов, его жена и их так и не родившийся ребенок. Евдокию же в машине зарезала Зоя.
– Она призналась в убийстве?
– Она призналась. Был проведен следственный эксперимент там, на месте, на Кукушкинском шоссе. В ходе него она и дала свои подробные показания. Она знала о том, что в тот вечер Марк Гольдер увез сына к себе на дачу. Она намеренно сообщила об этом сестре Евдокии. И, зная характер сестры, сразу же после звонка ринулась на машине туда, в дачный поселок. Если бы Евдокия не поехала за сыном, она бы прожила чуть дольше. Но она поехала в Красный Пионер. Зоя ждала ее там. Свою машину она спрятала, следила за домом. Когда ее сестра ворвалась на дачу, Зоя спряталась в ее машине. Было темно, она надеялась, что сестра в горячке ее не заметит. Я тогда пытался выяснить вопрос с ключом и сигнализацией. А вопрос этот решался просто. В их доме имелись запасные ключи от «Шкоды», и Зое ничего не стоило их взять. Евдокия, забрав сына, села за руль. Если бы она заметила спрятавшуюся Зою сзади, та напала бы на нее сразу же. Но она была сильно возбуждена ссорой – даже не взглянула на заднее сиденье. Когда они вырулили на шоссе, Зоя сзади ударила ее несколько раз ножом. Такая же участь ждала и ее маленького племянника. Но… она не успела: по ее собственным показаниям, расправиться с ним она в машине не успела: ее сестра, умирая, из последних сил пыталась спасти ребенка. Она вытолкнула его из машины на дорогу. А потом тот гаишник Луков… Если бы не он, мальчик вряд ли бы пережил ту страшную ночь.
– Упуская мальчика, она подвергала себя опасности – он же мог ее опознать!
– Она была в маске там, в машине, как и в доме, когда вы ее увидели. И чулки на кроссовки не забыла надеть. Этому приему ее Елецкий обучил. Старый прием, но работает безотказно – следов не идентифицировать.
– Но почему она сама убила сестру? Почему этого не сделал Елецкий?
– Он в тот момент ездил в Тирасполь приобретать винтовку. А случай выдался подходящий – скандал Евдокии с бывшим мужем, ночная поездка на дачу за сыном. В ту ночь все сложилось спонтанно, и Зоя – надо отдать ей должное – своего шанса, первого шанса не упустила. С племянником она решила разделаться позже. Она быстро поняла, что ребенок в таком психическом состоянии, что каких-либо показаний от него долго не добиться. И если бы только это, возможно, она бы Леву не тронула. Она ведь не покушалась на жизнь Павла Судакова, так как конкурентом-сонаследником он для нее не являлся. А вот Лева, на его несчастье, конкурентом-сонаследником был.
– Это она тогда открыла окно на чердаке, да? В тот, самый первый твой приезд туда? – тихо спросила Катя.
– Для нее и риска-то никакого это не составило. Все домашние высыпали во двор – как же, такое событие, милиция, прокуратура приехали. О мальчике никто не вспомнил. Она забрала его из детской, поднялась на чердак, открыла окно и поставила мальчика на подоконник. Потом спустилась и смешалась с толпой домашних – я ее там тогда видел уже во дворе. А мальчик остался на подоконнике открытого окна – одно неловкое движение – и…
– А ты его спас тогда, – сказала Катя, – этот малыш счастливый – он спасен трижды.
– Ты правда считаешь его счастливым?
Катя только тяжело вздохнула.
– Если бы не вы – ты и твой муж, – Колосов помолчал, – в третий раз ему бы не спастись. И этой девочке Ирине тоже. Там, в их доме…
– Ирина сумела спрятаться тогда в чулане.
– Это бы ее не спасло. Ты думаешь, она, – Колосов выделил это слово, – сойдя с поезда и вернувшись в Москву на машине, проникнув ночью в дом, зная, что в это самое время Елецкий приканчивает ее брата Ираклия, отпустила бы свою сестру, свою последнюю конкурентку, живой? Нет, Катя, если бы не вы, там, в доме, с ними все было бы кончено.
– Мы оказались там случайно, Никита. Никакой заслуги в этом нет. Просто я тревожилась за Нину. Очень. Прямо сердце было не на месте. И когда я узнала от дежурного о покушении на Ираклия, я… я на сто процентов была уверена, что заказчик – это Павел Судаков.
– Вчера он был на допросе в прокуратуре. Выглядит он ужасно, – сказал Колосов, – совсем мужик не в себе.
– Нина уверена, что он… подозревал о том, что творится в их семье. Эти его иносказания из византийской истории. Но если он что-то такое подозревал, почему же?..
– Ты хочешь спросить: почему он не делился этими своими подозрениями с правоохранительными органами? Почему не доносил на своих двоюродных братьев, сестер?
– Нет, но…
– Катя, самые страшные преступления – это те, что совершаются в семье.
– Я это знаю. Причина всему – корыстный мотив. Деньги, наследство. Но, Никита, она же… Зоя… ей, как и всем им, и так полагалась часть – это ведь хорошие деньги, большие. Она бы на них безбедно существовала до конца своих дней.
– Она захотела получить не часть, а все. Только по самым скромным оценкам, капитал, нажитый их отцом Константином Абакановым, – движимое и недвижимое имущество, акции горно-обогатительного комбината оцениваются в сто сорок миллионов долларов. Она хотела все и сразу. Если бы не скоропостижная смерть ее отца, если бы не то известие из Волгограда о расправе с семьей Мужайло, так напугавшее их всех, возможно… возможно, все было бы иначе.
– Значит, именно волгоградская история натолкнула ее на мысль о том, что…
– В семье все поверили в то, что семья Мужайло пала жертвой застарелой мести. Старые грехи – они живучи, Катя. А эти семьи с громкими историческими фамилиями… Что мы знаем об их жизни? Об атмосфере, в которой они существуют? Генерал Абаканов, их дед… Они сами себе внушили мысль, что им могут мстить за него, за его дела. Что ж, грех было не воспользоваться такой вот семейной идеей фикс. А Зоя… несмотря на юные годы, ума ей было не занимать. И потом, эти византийские истории о дворцовых переворотах, о братоубийстве… Нет, конечно же, древние сказки тут ни при чем. Они сами себе были – Византия. Я вспоминаю, как Зоя говорила со мной – она была самой горячей сторонницей версии мстителя. Неудивительно – эта версия, сбившая меня с толку, была во многом создана ею самой.
– Ануфриев и кто-нибудь из их ведомства участвуют в ее допросах? – спросила Катя.
– Да, они активно участвуют в ее допросах. Хотя убийства на почве корысти – совсем не их профиль и не их юрисдикция.
– Ты хочешь сказать, что ими движет профессиональное любопытство?
Колосов не ответил.
– Ее спрашивают о ее деде? – не отступала Катя.
– А что она может о нем знать? Он покончил с собой, когда она еще не родилась.
– Но на допросах ее спрашивают о нем?
– Да. Вопрос о яблоках и яблоне интересует не одну тебя.
– А Елецкий? Что говорит он?
– По изъятому у него оружию и боеприпасам проведена баллистическая экспертиза. Винтовка – та самая, из которой были убиты Федор, Константин и Евгения Абакановы. Пистолет «ТТ» – из него он стрелял по мне во время погони в лесу, а до этого в…
– Я спрашиваю, что он сам говорит обо всем об этом? – тихо спросила Катя.
– …а до этого в Зою, инсценируя покушение на убийство. – Колосов на секунду умолк. – Это была целиком ее идея – инсценировка покушения. После разговора со мной в институте Склифосовского она решила сыграть на моих глазах роль потенциальной жертвы, чтобы на ее счет уже никогда больше не возникало никаких подозрений. Ни у кого. Я собирался к ним в Калмыково, и для меня был и предназначен этот спектакль с пальбой из пистолета.
– В ходе погони Елецкий тебя едва не убил, – сказала Катя. – Она тоже сильно рисковала. А что, если бы в ходе инсценировки он промахнулся и случайно попал в нее?
– Не попал бы. Он был меткий стрелок. А с ее головы он и волосу бы не дал упасть.
Катя посмотрела на него – какой у него тон странный.
– Так что же все-таки говорит Елецкий? – спросила она тревожно. – Почему ты мне упорно не отвечаешь?
– А нечего отвечать.
– Как, совсем? Он что же, до сих пор молчит на допросах?
Колосов смотрел, как бармен за стойкой готовит коктейль очередному клиенту, словно по ошибке заглянувшему в этот тихий бар.
– Вся информация о нем собрана нами через третьих лиц, – сказал он наконец. – Мы даже запрашивали МВД Киргизии, запрашивали военкомат. Петр Елецкий закончил погранучилище, в начале девяностых служил на границе. Затем уволился, но из Киргизии не уехал. Их семья жила там с начала шестидесятых, его отец служил в органах госбезопасности. Между прочим, как мы установили, службу свою он начинал после окончания академии в Москве еще при генерале Абаканове.
– Ты хочешь сказать, что…
– Подожди с выводами. В Бишкеке Елецкий сначала организовал школу восточных единоборств, затем его пригласили инструктором – тренировать местный спецназ, отряд быстрого реагирования. Учил спецназовцев рукопашному бою, меткой стрельбе, приемам борьбы с боевиками. Он принимал активное участие в локальных боевых действиях, а также в подавлении массовых волнений. После свержения Акаева ему пришлось из Бишкека убраться. Он приехал в Можайск к единственной оставшейся у него в России родственнице – тетке-пенсионерке и какое-то время жил у нее. Сменил в Москве несколько мест работы. Затем устроился охранником в студию танцев в Колпачном переулке, принадлежащую гражданину Аргентины Анхелю Гутьересу. Там они с Зоей Абакановой и познакомились.
– Но что их связывало? Он ведь старше ее почти на двенадцать лет… Он какой-то беглый наемник, а она из такой семьи… – Катя осеклась. Мы теперь знаем, что это была за семья. Но все равно… – Все равно, Никита, как она могла? Ведь… Ладно, тут еще есть какая-то логика – она же была заказчиком убийств, ей нужен был подходящий исполнитель. И беглый наемник, этот стрелок… он ей просто подошел. Они сговорились… Что ты так на меня смотришь, Никита? Это все не так, неправда? Но ведь их экономка говорила тебе, что Зоя продала все свои драгоценности, доставшиеся ей от матери. Она сделала это, чтобы платить Елецкому за убийства своих родственников-конкурентов?
– Деньги, вырученные от продажи украшений, пошли на приобретение оружия, боеприпасов, на оплату снятой квартиры на Земляном Валу, где жил Елецкий и где они с Зоей тайно встречались, на покупку автомашины и приобретение киллерской экипировки. Короче, на подготовку к совершению преступлений. За убийства ее братьев Елецкий денег со своей любовницы не брал.
– Она была его любовницей?! Ты хочешь сказать… тот любовник, на которого намекали в семье, на самом деле был не иностранец из школы танцев, а Елецкий?
Колосов помолчал.