Сентябрь уставилась на блестящие мысочки своих элегантных туфелек. После глотка брэнди она не чувствовала холода.
-Мне, - тихо сказала она, - нужно отыскать дорогу.
-Знаю, несмышленая. И я тебе подскажу. И в Одинокую Темницу ты попадешь не как все, кого ненавидит Маркиза. – Мистер Атлас принялся лизать кончик пера, пока тот густо не почернел, затем достал монокль, вставил его в правый глаз и низко склонился над картой острова. – Смотри, Сентябрь. Королевство Фей – это остров, и море, окружающее его течет только в одном направлении. Так было всегда и так будет впредь. Морское течение невозможно изменить. Самое дно мира, где расположена Темница, находится чуть в стороне от нас, но кратчайшего прямого пути туда нет. Морское течение не позволит тебе этого сделать. Так что твой единственный путь – опоясать Королевство. И задача это не из легких.
-Вы назвали меня по имени.
-Это лишь крупица того, что мне известно.
-Но тогда вам должно быть известно особое место на острове, откуда путь к Темнице будет совпадать с течением и окажется простым и коротким.
-Конечно известно. Но я тебе его не покажу.
-Но почему?
Мистер Атлас снова нахмурился и фыркнул на свой излюбленный манер.
-Все мы чьи-то слуги, - произнес он подавленно.
Сентябрь живо представила своих друзей, томящихся в сырой, ужасной темнице, и сердце пронзила сильная боль. Она сжала кулаки и воскликнула:
-Но это не честно! У меня получилось бы доставить ей эту дурацкую штуку за семь дней, если бы она постоянно не вмешивалась!
-Сентябрь, цыпа моя, овечка моя, еще ни разу семь дней не были семью днями. Тремя, восемью, одним, - любым количеством дней, которые ей требовались. Если ей нужно, чтобы ты оказалась в Одинокой Темнице, - значит таков ее замысел, и тебе с него не сойти. И по-моему, - он оглядел медный гаечный ключ, - она предусмотрела дельце там для тебя и твоего клинка. Ну здравствуй, старина! Надо же, вот мы снова встретились. И надо же, где, - посреди снегов и вьюг.
-Вы знакомы… с моим гаечным ключом?
-Ну конечно, я с ним знаком. Правда в дни нашего знакомства он не выглядел гаечным ключом, но на то и друзья, чтобы узнавать друг друга в любых одеждах.
-Но какой же тогда смысл гнать меня таким путем до своей жуткой старой Темницы? Ведь гаечный ключ был уже у меня, когда появились львы! Пусть его бы забрали, а нас оставили в покое!
-Пойми, Сентябрь, такие вещи живут своим ритмом. Пути их бессмысленно осуждать. Меч, вложивший себя в руки избранника, не утратит своей остроты, ловкости и крепости только в его руках. Какими бы сильными не были руки Маркизы, она не имеет права прикасаться к нему. Потому что ты его избранник. Ты дала ему жизнь и форму. И предназначение.
-Как это утомительно, Мистер Атлас. Я так устала, что даже сама от себя не ожидала.
-А так всегда и бывает, - снова фыркнув, сказал старик. Он снисходительно посмотрел на девочку. Потом поставил роспись под последним своим рисунком на пергаменте.
Сентябрь отвернулась от мольберта и, тяжело ступая, направилась к двери. Повернув массивную ручку, она дождалась, когда завершит свой хрип и скрежет потайная щеколда, потянула дверь на себя, - и крики чаек ворвались в хижину. Удивившись, девочка не понимающим взглядом уставилась на прибрежную полосу, уходящую вдаль, и яркое искрящееся море. Волны набегали на серебристый пляж, так же разбиваясь о берег и пенясь, как это было на том, другом пляже, с которого всё началось; правда здесь монеты, ожерелья, короны и длинные блестящие скипетры, диадемы, инкрустированные жемчугом и подсвечники с хрустальными плафонами, слитки и блюда были серебряные. Но море – Опасное и Несговорчивое, напомнила себе девочка, - было знакомого фиалкового-зеленого оттенка.
-Если карта, это предмет, ведущий тебя туда, куда ты направляешься, - без тени задумчивости произнес Мистер Атлас, - то что тогда карта?
-Меч. – не отрывая глаз от волнистой поверхности моря, прошептала Сентябрь. – Кто владел им до меня?
-Неужели не догадываешься. Мэллоу, Моя Дама.
-И чем он был в ее руках?
Прежде чем ответить, - так трепетно и печально, - Мистер Атлас покосился на кружку, немного наклонив голову, и допил остатки брэнди одним глотком.
-Иглою.
Сентябрь переступила порог. Серебряные монетки пляжа бренькнули под ее ногами.
Течение, о котором говорил Мистер Атлас, выделялось на фоне волн темными фиолетовыми струями у самого дна. Они двигались прочь от берега и, наверняка, были холодны, - однако, сколько бы не храбрилась Сентябрь, (перед собой в первую очередь) путь вплавь вокруг Королевства Фей был ей не по силам. Безуспешно она вглядывалась вдаль в надежде обнаружить останки разбившегося корабля или брошенного плота. Пляж был пуст. Вот так, всего одна лодка способна перечеркнуть все ее усилия, весь тот долгий путь, что был проделан, - и еще сделать страдания ее друзей бесконечными. Страшно было представить, какой ужас наводило это темное место на Субботу, - который всегда боялся оказаться в ловушке и под замком. И какого же размера должна быть камера, чтобы поместить туда Дола, - ее чудовище, ее милого огромного Виверна?!
Девочка просто не могла оставить их там на произвол судьбы и Маркизиного гнева. Она отчетливо представляла, что лишних, вполне удобных кресел в каком-нибудь из министерств в заснеженной глуши для них вряд ли отыщется. Их судьба зависела от нее. Точнее, от одной хорошей мысли, - и Сентябрь хотела, чтобы она пришла как можно быстрее.
Поднимая немелодичный звон, - отбрасывая в сторону скипетры или подсвечники, или мыском туфли зарываясь под наваленные монеты, - девочка бродила по пляжу и отчаянно искала любые деревянные штуки. Не важно что, - лишь бы было настоящим и не тонуло. И вдруг ей вспомнились слова ободотеня «Всё это золото Фей!», - но прежде чем его голос прозвучал в голове, в памяти колыхнулось широкое одеяло из мусора (из веток, ореховых скорлупок, цветочных листьев и многого другого), покрывавших тот пляж. – «Это как в сказке, когда продаешь душу за сундук жемчуга, а на утро обнаруживаешь в нем грязь и обноски».
С удвоенным интересом девочка принялась перебирать разбросанные драгоценности и вскоре отыскала внушительных размеров жезл, усеянный сапфирами и внешне похожий на тот самый скипетр, который долгое время справлялся с ее расходами. Однако этот был изготовлен, чтобы, наверное, соответствовать великаньей ладони. Ради эксперимента она приволокла его к воде и бросила в волны.
Волна подхватила его, качнула и отнесла чуть назад, - где следующая волна уже была наготове прибить его обратно к берегу. Он плыл.
Победно вскрикнув, Сентябрь бросилась отыскивать подобные ему вещицы, - и некоторое время спустя на берегу возник ряд из нескольких скипетров и жезлов, тесно прилаженных друг к другу. Капли пота, покрывавшие девочку с головы но пят, сверкали в лучах поднявшегося в зенит солнца. « Но как же мне их связать вместе?» Попытки найти среди серебряных побрякушек цепочку подходящей длины или хотя бы ювелирную проволоку окончились неудачно. Она присмотрелась к зелени, покрывавшей дюны невдалеке, но травинки оказались короткими и острыми, совсем не пригодными для плетения. Сентябрь была в отчаянии. «Но ведь я опять наступаю на те же грабли!» - подумала она – «Естественно, надо использовать что-то другое». И, словно поддерживая невероятный диалог, ее глаза упали на два крупных колечка.
Итак, у нее появились серебряные ножницы. «Что ж. Чему быть – того не миновать».
Она собрала в хвост волосы, (густые крепкие и совсем не красные) и вытянула во всю длинну. По сравнению с тем, что она уже раз лишалась вообще всех волос, перспектива иметь короткие волосы была не столь мрачной. Но поплакать всё таки пришлось - ведь ножницы, это конечно не магия, (где можно что-то переделывать или отменять содеянное) и отрезанные волосы точно уже не вернешь. Это были всего две-три слезинки. Они сползли вниз по щеке, унося с собой печаль и обиду. Сентябрь вытерла лицо и принялась плести тонкие, плотные косички. Их получилось достаточно много. Благодаря им несколько скипетров стали вполне пригодным плотом. Вытащив из-за пояса ведьмину Ложку, девочка приладила ее в центр в качестве мачты.
-Вот так. Теперь с тобой, дорогой Жакет. Поверь, мне очень, очень жаль. Я знаю, что ты всегда был чрезвычайно предан мне, но я вынуждена подвергнуть тебя такой участи. Ты можешь насквозь вымокнуть, но знай, что я прошу у тебя прощения за то, что не могу поступить иначе.
Длинный зеленый пояс пошел на укрепление самодельной мачты. Его хватило на несколько не хитрых, но надежных узлов; а щель между парой скипетров, куда могла бы хлынуть вода, девочка заткнула жакетом. Он не думал вырываться. Он не возражал; мокрым ему случалось уже быть, ну и конечно не принять такие вежливые извинения он не мог.
Всё, наконец, было готово к отплытию. Сентябрь была довольна собой, (и можно было бы и нам гордиться ею, потому что смастерить так быстро лодку удавалось далеко не каждому, и статистика в этом вопросе привела бы очень плачевные данные), - единственное чего не хватало, так это паруса. Сентябрь особой проблемы не видела в этом; на самом деле ей труднее было убедить себя в правдивости слов Лии, мыльного голема: «Даже когда ты сняла с себя всё до последней маечки, с тобой остаются твои секреты, твоя история, твоё подлинное имя. Так что быть обнаженным не так-то просто. И сил для этого потратить придется очень много. А для того чтобы залезть в ванну, ты лишь раздеваешься догола. Всего-навсего до кожи. И нечего этого стесняться. Медведи и лисицы, у которых ведь тоже есть кожа, не стесняются же».
-И я не стану! Мое платье, мой парус! – с вызовом крикнула Сентябрь и сняла свое оранжевое платье. Рукава она обвязала вокруг мачты сверху, а подол снизу, - и незамедлительно ветер затрепыхал его, кое-как раздувая. Маркизины ужасные туфли она сняла тоже, подоткнула их под скипетры и, выпрямившись, уставилась вперед. Девочка ждала, когда волна подкатит ближе, озлобившись, как бывало перед школьными соревнованиями, и дрожа на ветру, - и с первой же попытки столкнула плот в море. Волна понесла его прочь от берега, и Сентябрь, запрыгивая, чуть не перевернула конструкцию вверх ногами. Усевшись у кромки, она принялась гаечным ключом, как будто рулем и шестом одновременно, разворачивать плот по течению и отплывать дальше, где волнение море было немного спокойнее. Наконец, ветер наполнил ее оранжевый парус, и покатил плот тихонько вдоль берега. Вскоре она почувствовала, как ее самодельный корабль подхватило течение, - и вместе с этим внезапно поняла, как же сильно она замерзла. Зубы стучали, а по коже бежали крупные мурашки.
-Я сделала это! Сама догадалась как! Без Феиных подсказок, черешидовых указаний, и даже без всезнайки Вивертеки!
Думая так, ей, конечно, хотелось, чтобы Вивертека всё-таки был рядом с нею, давая четкие инструкции, и следя, чтобы корабль получался достойным, чтобы мог не только держаться на воде, но и улюлюкать. Однако и собственными силами ей удалось собрать корабль, который крепко держался на вздымающихся и пенящихся волнах; собрать, практически, из себя самой: из волос, из Ложки, своего платья и преданого жакета, - как головоломку, в которой каждое звено оказалось на своем, нужном месте.
С приходом ночи высыпали звезды. Их было так много, что мерцание буквально затопило небо, - и желтый рожок луны как будто плыл по этому мелководью. В той части, куда она направлялась, где было глубоко и темно, Сентябрь видела много незнакомых созвездий. Соединяя в уме яркие точки, она сначала получила фигуру, немного напоминавшую книгу, - и назвала ее Отец Дола. Чуть в стороне, вокруг двух ярких крупных красных звезд, быстро сложилась фигура кошки, - которую она назвала Мой Леопард. Спустя какое-то время она застала несколько падающих звезд, довольно кучно, словно настоящий дождь, - и кусочек неба, который не стала огораживать выдуманными линиями, назвала Дом Субботы.
Ветер тем времени потеплел. Сумрачный и беззвездный контур далекого берега, как нож, двигался по линии горизонта, - как раз к тому месту, думала Сентябрь, где должно было оказаться дно мира. Её пока не смущали мысли о том, что она абсолютно не знает, где это место и сколько времени займет путь; лежа под оранжевым парусом ей было приятно просто плыть. Она неожиданно стала думать о еде, - «ну дурёха, помимо этого еще много неприятностей ждет», - и, совладав с внутренним голосом, вспомнила, как мама и дедушка брали ее с собой на пруд ловить ряпушек. Невзирая на темноту, девочка принялась аккуратно выплетать и выдергивать волоски из косичек, связывавших скипетры, и, набрав семь или восемь, сплела веревочку, которую привязала к гаечному ключу и опустила в море. Она не была уверена, выйдет что-нибудь из этой затеи или нет, - ведь на самом деле, мама всегда забрасывала ее удочку сама, а дедушка всегда насаживал червячков на крючок сам. Точно, ведь крючка у неё не было! И наживки тоже. Но и выбора не было в том числе.
Понимая, что целиком вверяет себя судьбе, Сентябрь вдруг поняла, насколько же захватывающе и ошеломительно это чувство, - плыть в одиночестве ночью под звездами в открытом море. Воспоминание о своем первом видении моря, - которое тогда копошилось в ней настолько неприятно, что его пришлось аккуратно сложить и запрятать глубоко-глубоко (что вообще свойственно детям, выросшим на уединенных фермах, не видевшим никогда Большой Воды), - теперь, по мере своего развертывания и перевоплощения, наполняло ее радостным смехом и восторгом. Этому чувству не страшны были голод, холод и предстоящие трудности.
Незадолго до рассветных сумерек, Сентябрь уснула. Хватка на гаечном ключе оставалась так же крепка, а веревочка скользила по поверхности волн, абсолютно непривлекательная для рыб.
ИНТЕРЛЮДИЯ, в которой мы возвращаемся к Драгоценному Ключу и его продвижению.
Сентябрь пережила уже столько неприятных и удивительных событий, что у Вас есть полное право поинтересоваться, а что же наш былой друг, Драгоценный Ключ? Что с ним происходило?
Я расскажу Вам. Лишь бы Вы не волновались.
Когда Ключ, наконец, добрался до Пандемониума, то сразу понял, что попал в город изобилия и достатка. Тут было всё: и красота и роскошь и утонченность вкуса, - вот только маленькой девочки по имени Сентябрь не было. Омрачившись этим открытием, он пикировал на улицы и долго бродил по аллеям, стиснутым домиками из органзы, высматривая ее след. Занятие это было не таким уж безнадежным. Ведь вовсе не запах его интересовал, а воспоминания девочки, - которые повсюду оставались в виде зеленых тоненьких завитушек, различить которые могут лишь одинокие одушевленные предметы, (не считая, конечно, некоторых пациентов офтальмологических клиник, о которых упоминать здесь вовсе нет необходимости). В одном из таких поисков он наткнулся на поломанную клетку для лобстеров, в которой держали Субботу, и та трескучим сдавленным голосом рассказала ему, что вся компания отправилась некоторое время назад в Провинции Осени. Большой рубин, инкрустированный в то место, где (если сравнивать с пропорциями человека) могли бы находиться легкие, вспыхнул с новой силой, вдохновленный этой новостью, и Ключ взмыл вверх, набирая скорость и не думая об экономии сил. Он пересек Ячметлицу и Колосящийся Луг, мелькая в небе крохотным оранжево-золотистым пятнышком, не большим, чем лепесток бархатцев.
Совсем скоро он увидел внизу крупное пыльное облако, которое определенно поднимали движущиеся лисапеды, и попытался настичь их, однако безуспешно. Печали, с которой он вопил и взывал к немилосердным небесам, не было конца; но что же поделаешь, если Ключам не суждено развивать скорость выше условленного предела, даже полюбив всем своим нежным брошковым сердцем. На обратном пути от границы с Провинциями Осени, к немалому своему изумлению, его приметила Кальпурния Далеча; а Пенни, пронзительно восторженно крича, захотела поймать его. Тем не менее, Фея-Наставница не позволила Пенни увлечься всерьез этим занятием и заметила, что домашние животные для кочующего народа это просто нонсенс. Тщательнее присматриваясь к метавшемуся, расплывчатому пятнышку сквозь авиаторские очки, она пришла к такому выводу: «А ведь это – Ключ. А там где есть Ключ, там еще есть надежда».