Он и его друг-скрипач были влюблены в одну и ту же девушку, игравшую в оркестре на арфе. Однажды Рабиозо сочинил для нее гениальную симфонию, писал ноты весь день и всю ночь, а когда на рассвете обессилевший уснул, ворвавшимся сквозняком унесло исписанные листочки с нотами в открытое окно. Проснувшись, пианист обнаружил только пару жалких листков от сочиненной мелодии, попытался по памяти сыграть сочиненное произведение, не получилось, бедняга забыл его… Не удивляйтесь, так иногда случается в жизни. От досады он рвал волосы на голове.
С приходом к власти генерала Трайдора наш музыкант неожиданно для всех сменил творческую профессию на полицейский мундир. Началось с того, что он донес в полицию на соседей, которые прятали во время мятежа в подвале своего дома раненых гвардейцев из дворца Мудрого Синсеро. Потом последовало еще несколько подлых доносов на своих знакомых, на своих коллег-музыкантов. Его старания заметили в ведомстве и предложили должность тайного агента. Платили исправно и хорошо, можно было о работе забыть и жить припеваючи, но деньги бывшего музыканта абсолютно не интересовали, его захватывал сам процесс выслеживания и подсматривания.
Благодаря фантастической изворотливости, аналитическому складу ума, через год он уже занимал пост директора Департамента тайной полиции и вскоре стал самым влиятельным человеком после Трайдора. Его «ищейки», тайные агенты, буквально наводнили страну. Рабиозо был в курсе всех событий, происходивших вокруг: от сплетен старых бабок на скамейке, что на соседней улице, до недовольного солдатского ропота в армейской казарме крепости Мейз, от исповеди горького пьяницы в самом захудалом кабачке Ноузгея до семейных разборок генерала Перфидо с молодой капризной женой… У него везде были свои глаза и уши. За короткое время ему удалось сколотить мощный полицейский аппарат из таких же ярых фанатиков сыска, как сам. В любимцах у него ходили заядлые опытные сыщики Восто и Флари, которым не было цены, эти неутомимые ребята готовы были рыть землю носом и могли доставить объект поиска, как говорится, даже из-под земли.
Диктатор Трайдор высоко ценил незаурядные способности и собачью преданность своего любимчика Рабиозо и постоянно щедро одаривал верного служаку высшими государственными наградами и ценными подарками.
На Рабиозо после удачно проведенного допроса, успешной операции или засады неожиданно снисходило вдохновение, он запирался в рабочем кабинете, усаживался за старенькое пианино, одиноко стоявшее в дальнем углу, и подолгу, часами, с упоением, до изнеможения играл. Его тонкие длинные пальцы так и летали по клавишам, извлекая волшебные звуки. Когда Рабиозо с головой окунался в стихию музыки, около здания охранного отделения останавливались многочисленные прохожие, привлеченные льющимися из окон, завораживающими мелодиями. Да что там прохожие! Кареты останавливались, пассажиры которых были очарованы музыкой, доносившейся из окон второго этажа. В результате на узкой улице образовывались страшные пробки, на ликвидацию которых полицейским приходилось тратить полдня. После таких сольных концертов в гордом одиночестве на пару дней Рабиозо становился добрейшим и самым сердечным человеком на белом свете, этими обстоятельствами широко пользовались самые пронырливые сотрудники его ведомства, чтобы решить свои семейные проблемы либо вопросы, касавшиеся их карьерного роста.
У коварного, хитрого, изобретательного Рабиозо были свои особые методы развязывания языков. Сначала задержанных допрашивали грубые жестокие следователи, которые не только кричали, но и позволяли рукоприкладство и пытки, а потом, спустя какое-то время, в комнату допросов, как бы невзначай, проходя мимо, входил Рабиозо. Он возмущенно отчитывал своих сотрудников за грубость и выгонял их из помещения. А потом ласковым вкрадчивым голосом извинялся перед допрашиваемым за своих «нерадивых» служащих, затем интересовался работой, делами, семьей, жизнью задержанного… И так постепенно настолько втирался в доверие, что подследственные начинали к нему относиться, как к близкому родственнику, и в результате рассказывали и раскрывали перед «полицейской ищейкой» свою душу. Часто попавшихся на крючок он запугивал и заставлял работать на тайную полицию, они вынуждены были писать доносы на знакомых и соседей.
Глава 26
Замок Ариозо
Чаффи, боец южного отряда повстанцев, был дозорным на горном перевале Мурмури, через который шла единственная тропа к лагерю повстанцев. Парень он был молодой, но достаточно опытный, как-никак в отряде уже около трех лет. Невысокий, с сильными руками, которыми умудрялся гнуть подковы. По борьбе и поднятию тяжестей в отряде не было ему равных. Добродушен и наивен, как ребенок, поэтому над ним частенько подшучивали его товарищи.
Часовой сидел в надежном укрытии за большим серым валуном, нахохлившись и поеживаясь от утреннего сырого тумана, окутавшего перевал и заснеженные вершины. Вдруг тихие осторожные шаги на горной тропе заставили его насторожиться и крепче сжать в руках карабин. Из-за ближнего выступа скалы, опираясь на сучковатую палку, появилась знакомая крепкая фигура связного Фалсо. Он, устало улыбаясь, подошел к Чаффи и тяжело опустился рядом на ствол поваленного дерева.
– Рад видеть мужественного товарища на боевом посту!
– Привет… – грустно протянул в ответ Чаффи, выглядывая из-под брезентового капюшона и шмыгая носом.
– Замерз?
– Зябко… Не знаю, куда от проклятой сырости деваться. Каждый раз после утреннего тумана сижу тут, как мокрая курица, – пожаловался на свою незавидную долю Чаффи.
– Ничего, скоро взойдет солнце, обсохнешь, отогреешься, и жизнь покажется не такой унылой, уж поверь мне.
– С ума сойдешь тут торчать, быстрее бы смена пришла.
– Что в замке нового? Все в порядке? Все живы, здоровы?
– Все нормально, Фалсо. Все по-прежнему, все при делах. Кто оружие чистит, кто учится метко стрелять. Крис с помощником какую-то сверхсекретную операцию разрабатывают против гарнизона крепости Мейз, Толстяк Панфорто новыми блюдами нас балует…
– Чтобы крепость Мейз атаковать, надо быть сумасшедшим.
– Полностью с тобой согласен.
– Тут нужна целая армия, не меньше.
– Это точно.
– Там одни стены чего стоят, толщиной метров шесть.
– Да, Торбеллино два дня назад из Бельканто свежие новости доставил. Представляешь, заявился бритым наголо, от былой шевелюры только воспоминания остались. Чудной парень. Такие волосы шикарные были, а он взял и одним махом сбрил их начисто.
– Бритым наголо, говоришь, – переспросил Фалсо с задумчивым видом.
– Да! Я его и не узнал, когда он на меня вышел. Чуть было с перепугу не стрельнул в него.
– Эх, жаль, я не знал, а то бы вместе отправились в поход, вдвоем все-таки по горам намного веселее путешествовать, чем в одиночку.
– Да, одному тоскливо в диких горах, можно запросто напороться на медведя или снежного барса, – согласился Чаффи. – У тебя как с табаком? Курить хочется, мочи нет, а курево, как назло, забыл прихватить с собой.
– Держи, – Фалсо извлек из кармана куртки кисет с табаком.
– Ну, спасибо, выручил, – обрадовался часовой, откладывая в сторону карабин. – А я места себе не нахожу, не могу без него, хоть тресни.
– Бросать надо вредные привычки, брат.
– Легко тебе говорить, сам-то чего никак не бросишь?
– Слабый я человек. Силы воли не хватает, чтобы решиться на такой героический поступок.
– У тебя силы воли? – засмеялся повстанец, ловко сворачивая из обрывка бумаги «козью ножку». – Фалсо, дорогой, не смеши меня!
– Я не шучу, я серьезно.
Фалсо щелкнул зажигалкой, ярко затрепетал язычок пламени. Чаффи низко склонился, чтобы прикурить, загораживая огонек ладонями от ветерка.
В этот момент на голову часового обрушился страшный удар…
Когда предатель Фалсо и отряд карательной экспедиции перевалили через горный перевал Мурмури, перед ними раскинулась живописная долина, укутанная словно пушистой шалью, легким утренним туманом. Среди давно заброшенного старого парка высилось обветшалое здание замка Ариозо. Не успели первые лучи солнца выглянуть из-за скалистых отрогов гор, как долина огласилась звоном птичьих голосов. Над замком из высокой трубы мирно вился сизый дымок.
Когда-то в этом замке жил юноша, талантливый музыкант, безумно влюбленный в прекрасную девушку-певицу. Они любили друг друга и были счастливы. Замок постоянно был полон гостей. Здесь всегда звучали музыка, песни, и никогда не умолкал смех.
Но случилось несчастье. Однажды, будучи в горах на прогулке, молодую пару застал грозовой шквал. Они под холодным дождем промокли до нитки и продрогли до костей. Когда влюбленные добрались до замка, у девушки поднялась высокая температура, певица слегла. Она умерла через два дня на рассвете, когда над долиной рассеивается туман и просыпаются птицы.
Замок после смерти девушки мгновенно опустел, здесь больше не звучал ее серебристый волшебный голос. Несколько дней бедный юноша провел, не выходя, в ее комнате, ничком лежа на ее кровати, обнимая ее платья, вдыхая запах навсегда ушедшей из жизни любимой.
Гости разъехались, слуги неслышно бродили по залам замка словно тени, не зная, как помочь убитому горем хозяину. Через несколько дней бедный юноша появился в Розовом Зале, где проходили музыкальные вечера. Он всю ночь играл на белом рояле, как одержимый, какую-то безумную музыку, то напоминающую неукротимую бурю, то внезапно переходившую в тихую, медленную, нежную мелодию. На следующий день утром слуги обнаружили его мертвым: он сидел за роялем с окаменевшим несчастным лицом и онемевшими пальцами, взявшими последний аккорд. После его смерти слуги покинули это печальное место. Здесь больше никто не жил. Заброшенный замок со временем пришел в ветхость. Прекрасный парк, полный когда-то редкой растительности и благоухающих цветов, пришел в упадок. Замок стал пристанищем повстанцев, бывшие гвардейцы нашли здесь надежное убежище от ищеек Трайдора.
Отряд Криса насчитывал порядка ста двадцати бойцов. В замке в тот день находилось приблизительно сорок повстанцев, остальные были на боевых постах: некоторые контролировали дороги, некоторые переправляли оружие в город подпольщикам. Замок мирно дремал. Утомленный Крис, уронив свою седую голову на стол, заваленный бумагами, спал крепким сном. Кабинет был завален ящиками с оружием и боеприпасами, доставленными со «Звездного».
Торбеллино поднялся, как обычно, рано, чуть свет, вместе с первыми птицами. В детстве бабушка называла его «мой милый жаворонок». Сегодня он и Формико, двенадцатилетний сын командира, договорились ранним утром половить золотых карасиков в озере. Но мальчик, как всегда, проспал. А будить его Торбеллино не стал: жалко было тревожить мальчишку, погруженного в крепкий, безмятежный сон. Юноша вышел на широкую террасу. Перед замком, над зеленой узкой долиной, обрамленной со всех сторон горами, повис густой утренний туман. Около получаса наш герой разминался, потом, бросившись в прохладную воду озерка, постоял под холодной водой водопада. И тут неожиданно для себя обнаружил за струями падающей воды в скале небольшой грот, о котором раньше и не догадывался, так как его совершенно не видно было со стороны суши. Пройдя сквозь толщу воды, он оказался в пещере, в которой, к своему удивлению, обнаружил скамейку, стоявшую в глубине. Наверное, раньше водопад был не таким мощным, и здесь уединялись влюбленные, прячась от посторонних любопытных глаз. Выбравшись на берег, он стал одеваться. Туман уже рассеялся, и роса на траве ослепительно заиграла на солнце бриллиантовыми брызгами.
Из замка появился, сладко зевая, Толстяк Панфорто, низенький и кругленький, как колобок, мужчина лет пятидесяти. Он исполнял роль повара в отряде, а когда-то в прекрасные добрые времена в Бельканто у него был знаменитый ресторан «Золотая арфа», в котором собирались художники, артисты, музыканты и многие известные в стране люди. Кухня «Золотой арфы» слыла одной из самых изысканных. Чего только не готовили там, каких только блюд там не подавали. Панфорто был искусным кулинаром и сам выдумывал свои кондитерские изделия. Одних только рецептов тортов он придумал около трехсот. Но времена меняются, вот теперь судьба занесла его сюда, в дикие неприступные горы, в это укромное местечко, где он нашел спасение от злодея Трайдора и его слуг.
– Торбеллино! Принеси дров! – крикнул он, поправляя на голове свой белоснежный высокий колпак, с которым не расставался даже здесь.
Торбеллино отправился в заброшенную, покосившуюся конюшню, где находилась поленница с дровами. Набрав поленьев, он направился к выходу из конюшни и замер…
– Стой на месте! И ни гу-гу! – прозвучал зловещий шепот за спиной, и что-то холодное уперлось ему под лопатку. Торбеллино, от неожиданности вздрогнув, резко обернулся…
За спиной стояли двое горных стрелков. Один из них, здоровенный детина с огромными рыжими бакенбардами, щерил в издевательской усмешке свои редкие прокуренные зубы. Другой был совсем молодой, но тоже дюжий малый.
Наш герой, не раздумывая, вывалил охапку поленьев на грудь капрала и, развернувшись, ударил молодого солдата ногой в подбородок, рванул карабин к себе и обрушил приклад на голову растерявшегося рыжего. Выскочив наружу, юноша выстрелил вверх, подняв тревогу. Выстрел в неподвижном утреннем воздухе был подобен раскату грома. Замок в одно мгновение ожил, загудел словно пчелиный улей. Торбеллино несся, как быстроногий олень, поднимаясь по ступеням длинной лестницы к замку. За спиной загрохотали выстрелы, долина огласилась сплошной адской канонадой.
Неизвестно откуда взявшиеся солдаты, перебегая в парке от дерева к дереву, от укрытия к укрытию, пытались приблизиться к старому зданию. Из окон замка ответили дружным и метким огнем. Нападавшие, потеряв двух человек убитыми, откатились назад. Торбеллино буквально влетел в гостиную, где у окон с ружьями уже расположились его товарищи. По ступеням мраморной лестницы спускался командир повстанческого отряда Крис, на ходу перезаряжая карабин.
– Формико! Быстро на башню! Возьми мою подзорную трубу! Выясни количество нападающих! Бегом! Остальным вооружиться и занять круговую оборону!
Шустрый Формико тотчас бросился наверх по лестнице исполнять указание отца.
– Торбеллино! Джис! Ревидо! Возьмите еще четверых и займите позицию на третьем этаже! Простреливайте все подступы к замку! Похоже, это большая продуманная операция! Вероятно, придется уходить в горы!
Торбеллино и его товарищи бегом поднялись на третий этаж и открыли ответный огонь из окон по наступавшим. Помещение вмиг окутало пороховым дымом и поднявшейся удушливой пылью от штукатурки, которая осыпалась под пулями, влетавшими в комнату.
– Фалсо! Фалсо! – маленький Формико настойчиво задергал за рукав Торбеллино, пытаясь перекричать грохот выстрелов.
– Что случилось, малыш? – спросил, обернувшись, юноша.
– Торбеллино! Там внизу Фалсо!
– Где внизу? Его схватили?
– Нет, он разгуливает среди солдат и вооружен!
– Не может быть! Тебе показалось!
– Нет, это точно был он! – настаивал на своем мальчик.
– Где ты его видел?!
– Вон там! За тем кипарисом, что у озера! Видишь?
– Дай-ка сюда трубу! – Торбеллино, вооружившись подзорной трубой, стал всматриваться в ту сторону, куда показывал пальцем мальчуган.
– Ах, подлый предатель!! – угрожающе вырвалось вдруг у Торбеллино. – Жаль, что далеко! А то получил бы от меня свинцовый гостинец, негодяй!
За спинами атакующих рядом с двумя офицерами мелькала знакомая фигура Фалсо. Торбеллино сразу узнал связного отряда. Тот, похоже, и не думал изображать из себя никакого пленника, а наоборот, даже руководил наступавшими солдатами, что-то показывал рукой и объяснял высокому усатому полковнику, который командовал горными стрелками.
Перестрелка длилась уже несколько часов. С обеих сторон были раненые. Огонь из замка был такой интенсивный и меткий, что горные стрелки вынуждены были откатиться назад, под надежную защиту мощных деревьев заброшенного парка. Полковник, руководивший операцией, был крайне взбешен и неистово ругался. Он не ожидал получить столь яростный отпор от каких-то жалких бунтовщиков. Он одного не учел, что большинство повстанцев были бывшими гвардейцами и прекрасно знали военную науку. Солидная доля ругани доставалась Фалсо и его шефу Рабиозо. Полковник был абсолютно уверен, что неудача по разгрому отряда полностью лежит на их совести.