Она подошла к креслу, такому же старомодному и архаичному, как и книга в её руках и Нимиц легко спрыгнул с её плеча на обтянутую материей спинку кресла. Кот, устраиваясь поудобнее, запустил когти в обивку, пока Хонор обосновывалась в кресле, которое стояло в детской Мэйхью — переобтягиваемое новой тканью и, даже, при необходимости, реставрируемое — в течение почти семисот земных лет.
Внимательные детские глаза наблюдали, как она регулирует кресло, устанавливая правильный угол наклона. И она, и кот наслаждались струящимися от них яркими, чистыми эмоциями. «Неудивительно, что древесные коты всегда любили детей», — подумала Хонор. В них было что-то такое… удивительно цельное. Их радушие было радушием от всего сердца и они любили, также как и доверяли, без ограничений или предела. Это всегда было даром, достойным того, чтобы его высоко ценить.
Особенно сейчас.
Она пронаблюдала за исчезновением всей орды телохранителей. Полковник Лафолле, в качестве старшего из присутствующих охранников, с едва заметной улыбкой также наблюдал за тем, как тяжело вооружённые, смертоносные телохранители более или менее на цыпочках выскальзывали из детской. Он проследил за тем, как няньки последовали за телохранителями, затем вежливо придержал дверь, пропуская Джину, и слегка прикрыл её перед тем, как, кинув последний взгляд вокруг, кивнул Хонор и сам выскользнул за порог. Хонор знала, что когда она выйдет, он будет ожидать её снаружи, как бы долго она ни оставалась в комнате. Это была его работа, даже здесь, во дворце Протектора, как бы ни казалось маловероятным, что здесь таятся некие отчаянные убийцы.
Дверь за ним закрылась и Хонор посмотрела на аудиторию, собравшуюся в большой, внезапно ставшей намного более спокойной и тихой комнате.
— Лоуренс, Арабелла, — обратилась она к младшим Мэйхью, — вы раньше никогда не слышали эту историю, но я думаю, что вы достаточно взрослые, чтобы получить от нее удовольствие. Это особая книга. Она написана очень, очень давно, еще до того, как кто-либо покинул Старую Землю.
Глаза Лоуренса слегка расширились. Он был не по годам развитым ребенком и любил рассказы об истории древней колыбели человечества.
— Она называется «Дэвид и Феникс» [9] , — продолжала Хонор, — и всегда была одной из моих самых любимых историй. И моя мама, когда была девочкой, также любила её. Вы должны слушать её внимательно. Она написана на стандартном английском, но некоторые из слов с тех пор изменились. Если вы услышите слово, которое не поймете, остановите меня и спросите, что оно означает. Хорошо?
Оба малыша торжественно кивнули и Хонор кивнула им в ответ. Затем она раскрыла книгу.
Запах старинных типографской краски и бумаги, столь неуместный в современном мире, поднимался от страниц подобно некому таинственному фимиаму. Она глубоко вдохнула, втягивая его ноздрями. Этот запах будил в ней бесценные воспоминания о дождливых днях и холодных вечерах на Сфинксе, об ощущениях полных защищенности и покоя, являвшихся привилегией детства.
— «Эдуард Ормондройд, Дэвид и Феникс, — прочла она. — Глава первая, В Которой Дэвид Совершает Восхождение На Гору И Слышит Сверху Таинственный Голос».
Она подняла взгляд и ее тёмно-шоколадные, миндалевидные глаза осветились улыбкой при виде детишек, устраивающихся поудобнее в своих кроватках, увлечённо внимая ей.
— «Всю дорогу Дэвид готовился к этому моменту, — начала она, — борясь с желанием подглядеть до времени. Когда, наконец, машина остановилась, все остальные выбрались наружу и пошли в дом. А Дэвид медленно побрёл на задний двор, упершись взглядом в землю. Целую минуту он так простоял, не решаясь взглянуть вверх. Затем сделал глубокий вдох, сжал кулаки и поднял голову.
Вот она! В точности как описывал папа, только бесконечно более величественная. Она вырастала над равниной, её форма была прекрасной, она возвышалась настолько, что таящаяся в дымке голубая вершина, несомненно, доставала до неба. Для Дэвида, никогда ранее не видевшего гор, впечатлений было даже с избытком. Он чувствовал, что у него внутри все сжимается и трепещет и не знал, чего ему хочется: рассмеяться, заплакать, или и то и другое сразу. А самое замечательное было то, что Гора смотрела на него. Он был уверен, что она улыбается ему, как старый друг, прождавший много лет, чтобы снова встретиться с ним. Закрыв глаза, он, казалось, услышал голос шепчущий: приди, поднимись».
Хонор вновь подняла взгляд, почувствовав, что дети теснее жмутся к ней под аккомпанемент старинной истории. Она ощущала, что Нимиц вместе с ней переживает воспоминания о том, как эту историю читала её мать и о горах, куда более величественных, чем та, что видел Дэвид, что он перебирает их и смакует новые воспоминания.
— «Отправится к ней было бы так просто! — продолжила она. — Задний двор окружала живая изгородь (и часть её росла непосредственно у подножия Горы), но…»
* * *
— Полагаю, надеяться на то, что они все заснули, не приходится?
— Вы правы, — сухо ответила Хонор, проходя сквозь массивные, инкрустированные двери из полированного дуба в роскошную залу, которую гиды по дворцу скромно именовали «библиотекой». — Но вы же и не ожидали подобного, так?
— Конечно нет, но мы, неоварварские планетарные деспоты, привыкли требовать невозможного. И не получив требуемого, рубить голову разочаровавшему нас бедняге.
Бенджамин Девятый, Протектор планеты Грейсон, улыбнулся ей, стоя спиной к потрескивавшим в камине поленьям, а она покачала головой.
— Я знала, что однажды вся эта абсолютная власть ударит вам в голову, — сказала Хонор, демонстрируя неуважение к суверену, которое повергло бы в ужас треть землевладельцев этой планеты и привело бы в ярость другую треть.
— О, Хонор, только между нами, мы с Элейн держим его под контролем, — заверила Кэтрин Мэйхью, старшая жена Бенджамина.
— Ну, ещё с помощью детей, — поправила Элейн Мэйхью, младшая жена Бенджамина. — Полагаю, — продолжила она с бодрой улыбкой, — что маленькие дети помогают родителям сохранять свою молодость.
— Что нас не убивает, делает нас моложе? — переиначил цитату Бенджамин.
— Что-то в этом роде, — откликнулась Элейн. В свои тридцать семь стандартных лет она была почти на двенадцать лет моложе мужа и на шесть — старшей жены. И, конечно, она была на четверть века моложе Хонор… которая все равно казалась моложе почти всех присутствующих. Только третий и самый младший из её личных охранников, Спенсер Хаук, и возвышавшийся надо всеми молодой лейтенант-коммандер в форме Грейсонского Флота выглядели моложе её. Работа пролонга.
Губы Хонор сжались, когда она вспомнила повод, заставивший их всех собраться здесь. Нимиц прижался щекой к её лицу с мягким, успокаивающим урчанием. Глаза Бенджамина сузились и она ощутила в нем всплеск понимания. Ну, он всегда был чрезвычайно проницательным человеком, а восемь лет рядом с дочерью, принятой древесным котом, не могли не обострить его чувства.
Она ещё раз улыбнулась ему, затем направилась к молодому человеку во флотском мундире. Для Грейсона тот был форменным гигантом — в самом деле, он был выше даже самой Хонор — и, хотя она была в гражданском, он вытянулся смирно и уважительно склонил голову. Она проигнорировала поклон и крепко обняла его. Он на мгновение замер — от удивления, не из-за неприятия — а затем, немного неуклюже, обнял её в ответ.
— Есть новости, Карсон? — тихо спросила она, отступив на полшага и позволив своим рукам соскользнуть на его предплечья.
— Нет, миледи, — грустно ответил он. — Ваша мать, миледи, сейчас в больнице. — Он бледно улыбнулся. — Я говорил ей, что в этом нет необходимости. Это не её специализация, да и все мы знаем, что сделать ничего нельзя, можно только ждать. Но она настаивала.
— Говард и её друг, — сказала Хонор и взглянула на Лафолле. — Эндрю, отец с ней?
— Да, миледи. Поскольку Вера и Джеймс в безопасности здесь, в детской, я отправил Иеремию присматривать за ними. — Хонор покачала головой, а он слегка пожал плечами. — Он сам этого захотел, миледи.
— Понимаю. — Она перевела взгляд обратно на Карсона Клинкскейлса, слегка сжала и отпустила его руки. — Она знает, что ничего не может поделать, Карсон, — сказала Хонор. — Но она бы никогда не простила себя, если бы не пришла поддержать ваших тетушек. По правде и мне следовало бы быть там.
— Хонор, — мягко сказал Бенджамин, — Говарду девяносто два года, и за это время он оставил след в жизни множества людей — включая и мою. Если бы каждый, кому «следовало бы быть там» туда пришел, то в больнице не осталось бы места для пациентов. Он в коме вот уже почти три дня. Но если бы ты была там, и он бы это знал, он бы отчитал тебя за пренебрежение всем остальным, чем тебе положено заниматься.
— Я знаю, — вздохнула она. — Я знаю. Просто…
Она остановилась и покачала головой, слегка скривившись, а он понимающе кивнул. Но до конца так её и не понял. Несмотря на изменения, происходящие с Грейсоном, его стиль мышления и стереотипы были выработаны в обществе не знавшем пролонга. Для него Говард Клинкскейлс был стариком; для Хонор Говард не достиг еще даже среднего возраста. Её мать, выглядевшая заметно моложе Кэтрин Мэйхью, да даже и Элейн, и выносившая Веру и Джеймса самостоятельно, была на двенадцать стандартных лет старше Говарда. И хотя он был первым из её грейсонских друзей, кого она столь нелепо потеряла из-за старости, он не будет последним. Здоровье Грегори Пакстона также стремительно ухудшалось. И даже у Бенджамина и его жен она со страхом замечала следы преждевременного старения.
Хонор мысленно вернулась в детскую к книге, которую она читала. К сказке про бессмертного, вечно обновляющегося Феникса. И воспоминание это отдавало горечью больше обычного от того, что она видела серебряные нити во всё еще густых и темных волосах Протектора.
— Ваши отпрыски, да и мои любимые брат с сестрой, как это ни удивительно, вели себя весьма хорошо, — сказала Хонор, меняя тему разговора. — Меня всегда удивляло, как они успокаиваются, чтобы послушать чтение. Особенно с учетом того, сколько им доступно активных развлечений.
— Это не то же самое, тётя Хонор, — сказала одна из девушек, сидящих за длинным и узким обеденным столом сбоку от глубокого камина. Хонор оглянулась на неё и темноволосая девушка, выглядевшая в точности как более высокая и мускулистая копия Кэтрин Мэйхью, погладила ушки развалившегося на спинке стула древесного кота.
— Что ты имеешь в виду, «не то же самое», Рэйчел? — спросила Хонор.
— Слушать ваше чтение, — ответила старшая из дочерей Бенджамина. — Я думаю, это из-за того, что читаете вы — мы не часто видим вас на Грейсоне — а вы, ну, в общем, для этих детей вы что-то вроде идеала. — Немногие заметили бы, что девушка слегка покраснела, однако Хонор скрыла улыбку, чувствуя всплеск подростковых восхищения и смущения самой Рэйчел. — Когда мы с Джанет, — Рэйчел кивнула в сторону чуть более юной девушки, сидевшей рядом с нею, — были младше, мы всегда с нетерпением ожидали встречи с вами. И, конечно же, с Нимицем.
Древесный кот на плече Хонор задрал нос и кокетливо повёл хвостом, довольный прозвучавшим из уст Рэйчел подтверждением его значимости в социальной иерархии. Кое-кто из людей хихикнул. Компаньон Рэйчел, Хиппер, лишь многотерпеливо вздохнул и устало прикрыл глаза.
— Может быть она и права, — произнесла Элейн. — Младшая Хонор, вне всякого сомнения, подозрительно быстро предложила «помочь присмотреть за малышами» этим вечером.
— Кроме того, тётя Хонор, — сказала Джанет более тихим голосом (она была намного застенчивее старшей сестры), — вы на самом деле читаете очень здорово. — Хонор приподняла бровь и Джанет покраснела намного заметнее Рэйчел. Тем не менее она продолжала с упрямой застенчивостью. — Я знаю, что я всегда действительно наслаждалась, слушая вас. Персонажи у вас даже говорят по-разному. Кроме того, книга дает больше простора для фантазии. Вы не видите изображений людей и мест и должны вообразить их себе сами, и получаете от этого удовольствие.
— Что ж, я рада, что ты так думаешь, — чуть помедлив сказала Хонор, а Кэтрин фыркнула.
— Не одна она так думает, — произнесла Кэтрин, когда Хонор посмотрела на неё. — Большинство нянек говорили мне, что вы стали бы замечательной матерью, если бы не были настолько поглощены уничтожением вражеских кораблей и сокрушением планет.