Она была так близко… Одд не мог оторвать взгляд от ее губ, уже почти наяву ощущая их нежную теплоту и сладость; он будто чувствовал тепло ее гладкой кожи, и предвкушал пронзающее его блаженство, словно уже сжимал ее в объятиях. Томительное влечение наполняло огнем и не давало думать ни о чем другом, кроме того, что мужчина испокон веков хочет от женщины. Он знал, что должен быть почтительным с ней, но не мог не желать ее – с первого мгновения их встречи.
Она была слишком близко, и он, едва помня себя, одной рукой поймал ее опущенную руку, а другой обвил стан девушки и склонился к ее лицу. Но уже когда его борода коснулась ее щеки, она уперлась ладонью в его грудь и отстранилась. Ее взгляд стал строгим, и он вспомнил, о чем она его спрашивала. Хотя, по большому счету, его страстный порыв сам по себе и был ответом.
– Я ищу… дорогу на край света, – шепнул Одд. – На самом дальнем севере, где море упирается в ледяную стену, я уже был. Эта дорога лежит через твою землю. Но чтобы я мог идти дальше, мне нужно твое позволение, дух-хранитель Альдейгьи. Поэтому я и хочу, чтобы ты открыла мне эту дорогу.
– Тебе придется за это заплатить, – так же тихо ответила Яромила, чувствуя, что кто-то другой говорит ее устами.
Наверное, и впрямь сама земля – разве ей нужна какая-то плата?
– Я готов. Что ты попросишь?
– Сейчас еще не время об этом говорить. Судьба не созрела…
Вокруг стояла пронзительная тишина, и от этой тишины Яромила вдруг очнулась, опомнилась, проснулась, как просыпаются от громкого звука. О чем они ведут речь? От чьего имени она говорит – и с кем?
И тут же в этой тишине Яромиле вдруг почудилось чье-то присутствие. Она оторвала глаза от лица Одда и огляделась. И вздрогнула: вокруг затухшего костра в сумерках плотной толпой стояло бесчисленное множество людей. Они застыли неподвижно, не мигая, даже не дыша. Сотни суровых лиц, мужчин и женщин, молодых и старых – большинство в нарядной одежде, с красиво расчесанными волосами и бородами, но некоторые – в рваном тряпье, с кровавыми ранами, иные – опаленные призрачным пламенем, которое и сейчас играло на их телах и волосах, не причиняя, впрочем, никакого беспокойства. Сотни сумеречных глаз, сияющих голубовато-сизым огоньком, были устремлены на них с Оддом.
У Яромилы перехватило дыхание. Не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища, она прижалась плечом к Одду, и он обнял ее, словно хотел укрыть. Она дрожала и чувствовала, что он тоже дрожит, тяжело дыша от волнения. Она сразу поняла, кто это. Они вместе искали тропу на Тот Свет – и нашли. Это были все те ее знакомые и незнакомые предки и соплеменники, кто за прошедшие века успел прожить и умереть на этой земле. Одних обрядили и проводили в мир мертвых положенным порядком, тела других даже не были найдены под углями пожарищ. И все они ждали, к чему же приведет запущенный однажды поток времени. Ждали, какую судьбу готовят их потомкам, их памяти. И Яромила откуда-то знала, что все это зависит от нее.
– Они все время были с нами, – шепнул Одд ей в ухо, прижавшись сзади лицом к ее волосам. – Ты не заметила, как тяжело шли ваши лодки, хоть и по ветру? Они несли двойной груз, потому что ваши мертвые сопровождали вас с самого начала. Скажи им что-нибудь. Скажи, что я хочу дать им мир.
– Мы дадим… вам… мир, – еле слышно, прерывающимся голосом проговорила Яромила.
– Скажи, что я прошу у них позволения пройти через вашу землю. Если они поддержат меня, если мы объединим наши силы, то я проложу им дорогу в будущее, сделаю так, что от их имени будут трепетать самые сильные из соседей. Вслед за мной придут другие вожди, более сильные, которые сделают еще больше. Наши потомки будут богатым и сильным народом, сильнейшим среди всех окрестных племен. Но сейчас они должны помочь мне. Попроси их. Меня они не слышат, я чужой им. А тебя они послушают.
– Помогите… – повторила вслед за ним Яромила. – Благословите нас…
И снова ей казалось, что эти простые слова ее устами произносит кто-то другой – и говорит о том, о чем она, Яромила дочь Милорады, еще не знает. Мелькнуло смутное чувство, будто она, как невеста рука об руку с женихом, просит у предков благословения для будущих детей… Вот только детей этих будет не двое, не семеро, не десять даже – а сотни, тысячи, десятки тысяч… Она была словно богиня Лада, общая мать родов, племен и поколений. Глазами богини она вдруг увидела будущее, грядущее рождение целого народа – и рядом с ней сидел тот, кто мог стать отцом этих новых родов и племен. Земля растаяла под ногами, ушла вниз – и Яромила крепче вцепилась в руку мужчины, чтобы не упасть с этой божественной высоты…
Несколько призраков в передних рядах величаво кивнули, словно подтверждая и одобряя. Другие за их спинами тоже закивали. Руки опустились к поясам, и Яромила заметила там рукояти ножей, древки топоров… А потом призрачная рать стала таять…
Когда Яромила очнулась, солнце уже вставало. Она лежала у потухшего костра, прямо на земле, вернее, на своем подстеленном плаще, а рядом с ней лежал Одд, обняв ее и завернувшись вместе с ней в свой плащ, не тот, тонкий и нарядный, а обычный, из толстой шерсти, теплый и надежный. Вот почему ей не было холодно. Яромила хорошо помнила события ночи, но не могла бы поручиться, что встреча с призраками ей не приснилась. Все ощущения тех коротких и при этом бесконечных мгновений теперь виделись ей издалека, казались воспоминаниями о когда-то услышанном сказании. В ней не осталось ничего от той богини, которая заглянула ей в душу и на миг наполнила собой. Она вообще не могла бы сказать, что из этого долгого вечера было на самом деле, а что приснилось, когда явь перешла в сон.
Но сейчас было обычное ранее утро. Одд, лежа у нее за спиной, крепко прижимал ее к себе. Лицом он уткнулся ей в шею под волосами, так что борода его мягко и приятно щекотала кожу, и Яромила ощущала тепло каждого его выдоха. Одд спал, но она знала, что его мужская сила вовсе не спит, и от всего этого по телу разливалось горячее, волнующее и сладкое чувство. Яромила понимала, что надо тихонько встать и уйти, пока никто не увидел, что она провела остаток ночи в объятиях варяга, но хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше.
Наконец, собравшись с силами, Яромила осторожно высвободилась из обнимающих ее рук и выползла из-под плаща. Наполовину проснувшись от ее движения, Одд перевернулся на спину. Затем, приоткрыв глаза, он вполне осмысленно глянул на Яромилу и, кажется, даже подмигнул ей. И тут же отвернулся, чтобы снова заснуть.
Крепко поджав губы, чтобы подавить улыбку, она скользнула в шатер, где сладко спала Дивляна и где ее саму напрасно всю ночь дожидалась постель из мохнатых овчин и толстого одеяла, завернулась и улеглась. Может быть, обойдется и, кроме предков, никто ничего не увидел?
Утром, когда все войско поднялось и она снова увидела Одда, он приветствовал ее невозмутимо и почтительно, будто ничего и не произошло.
Место ночлега войско покинуло не сразу, потому что ехать оставалось недалеко, а появиться перед людьми Игволода предполагалось ближе к сумеркам. С утра приготовили обильную еду, чтобы все наелись как следует: обеда-то не будет, потому что идти в битву отяжелевшими от еды никак нельзя. И кто-то к вечеру уже сядет за столы с предками…
Дозорные с вечера держали под наблюдением все направления, а три корабля Одда стояли на воде: он опасался, что Иггвальд, обнаружив его приближение, попытается уйти в озеро, а там – в море. Наконец пришло время выступать. Все снарядилсь, Одд надел кожаную рубаху поверх своей знаменитой шелковой сорочки, и золотое шитье красного подола, видное из-под кольчуги, придавало ему вид особенно величественный. В таком наряде идти в битву мог только истинный князь.
Правда, единственные женщины в войске не могли этого оценить, так как гораздо больше Яромила и Дивляна в это время думали о своей собственной внешности. Одд велел им взять с собой наилучшие одежды, какие только имелись, и они обе нарядились в самые богатые свои варяжские платья из тонкой крашеной шерсти с шелковой отделкой: Яромила – в красное, Дивляна – в зеленое. А поверх них Одд надел на девушек кольчуги, которые позаимствовал у самых малорослых хирдманов своей дружины. Но и в них сестры поначалу чуть не упали с непривычки. «Плечи к земле пригибает!» – жаловалась Дивляна. Обеих подпоясали нарядными поясами с серебряными бляшками, вручили им по небольшому топорику. Волосы Одд велел распустить. Словенским девушкам распускают волосы только в двух случаях: для своей свадьбы и своих же похорон. Но сейчас им предстояло и впрямь побывать за гранью обыденного, поэтому дочери Домагостя не возражали.
И еще Одд приготовил для них два шлема, занятых у тех же парней, которые одолжил кольчуги. Шлемы были варяжские, с полумасками, закрывающими верхнюю половину лица. Когда Яромила примерила свой, Дивляна от этого зрелища застонала и едва не осела на землю, но Вольга вовремя подхватил ее. Даже хирдманы Одда и ратники Домагостя, глядя на двух новоявленных богинь, изумленно таращились, по привычке делая оберегающие знаки. Никому из них никогда еще не приходилось видеть дев с распущенными волосами цвета червонного золота, в варяжским шлемах и кольчугах, из-под которых виднелись цветные подолы и рукава нарядных одежд, отделанных шелком. Но каждый готов был согласиться, что северные богини войны и в смерти должны выглядеть как-то так!
– Еще Торгерд и Ирпе носят множество золотых колец, по одному на каждом пальце, – сказал Одд. – Но негодяй Иггвальд ограбил их святилище и забрал кольца. Вы пришли за ними, и мы их вернем.
Яромила слегка кивнула. Тяжеленный шлем слишком давил на голову, и голова заболела, поэтому обе девушки сразу их сняли, решив надеть снова только непосредственно перед врагом.
– Как они такую тяжесть носят? – шепнула Яромиле Дивляна. – Все равно что ведро с водой на маковке держать.
И с неким новым уважением покосилась на мужчин вокруг.
Теперь девушек взяли на корабль Одда, но спрятали в кожаной палатке на корме. Подглядывая в дырочку, Дивляна восхищалась выпавшим им приключением, а Яромила думала о другом. Ладожане снова идут в битву. И для кого-то из родичей этот день может оказаться последним. Если они не одолеют Игволода и позволят ему закрепиться на Сяси, то время свейского владычества вернется. Опять у самого порога появятся враги, заново начнутся набеги и сбор дани, чтобы от них откупиться… Снова не будет на ладожской земле мира и покоя. А они, предки, ждут. Ждут того, кто даст мир этой земле, на которой им когда-нибудь суждено возродиться. И теперь у нее было чувство, что не от кого-нибудь, не от витязя из сказаний, а от нее самой предки ждут исполнения их воли.
Корабли и вслед за ними лодьи вошли в устье Сяси. В самых низовьях река была проходима даже для больших кораблей, но дальше начинались пороги – естественная защита Вал-города и других поселений, находившихся выше по реке. Там, где вода бурлила на высоко поднятых гранитных выступах дна, при воеводе Хранимире завели целое хозяйство: здесь стояли клети для товаров, сараи для морских кораблей, которые торговые гости могли оставить, получив взамен лодьи для прохода по рекам. Многие тут и ночевали, и сюда из Вал-города местные жители по прибытии купцов привозили на обмен свои товары. Через пороги ни большие, ни малые корабли не водили, перевозя товар по суше и сгружая снова на воду уже за порогами.
Но сейчас тут не было обычного для лета оживления. Перед порогами на берегу стояли все три знакомых корабля Игволода, а рядом суетились дозорные. Поднимался в небо дым от костра. Приближающееся воинство уже было замечено, и люди Игволода торопливо снаряжались, застегивали шлемы, хватали щиты и образовывали стену. Их было немного – десятков пять. Надеяться на успех в сражении с многократно превосходящим войском они не могли, но отступать не собирались.
У берега корабли Одда остановились, и хирдманы стали прыгать в воду и выстраиваться на прибрежной полосе. Из-за торжищ, которым требовалось место, лес здесь вырубили, и он довольно далеко отступал от воды – только гранитные взлобки по берегам смотрели своими серыми безглазыми лицами да березки трепетали на их макушках, так что казалось, будто у валунов волосы встали дыбом от ужаса при виде стольких вооруженных людей.
Одд, не покидавший корабля, сделал знак, и один из его людей, Вальгаут Синица, направился к противнику. Его ждала стена плотно сомкнутых разноцветных щитов, из-за которых виднелись приготовленные жала мечей и поблескивали шлемы.
– Вы – люди Иггвальда сына Хали, по прозвищу Кабан? – спросил Вальгаут, подойдя достаточно близко, чтобы его можно было услышать.
– Да, – ответили ему из-за щитов. – Здесь я, Торвинд Котел, с моей дружиной. Мы – люди Иггвальда конунга. А вы кто такие и что вам здесь нужно?
– Здесь Одд сын Свейна, по прозвищу Халейг, из Халогаланда. Он ищет Иггвальда, чтобы отомстить ему за разорение халогаландцев и смерть своего брата Хакона. Мы не станем сейчас нападать на вас, а ты пойди и передай Иггвальду конунгу, что Одд конунг ждет его. Если он не появится до вечера, мы подожжем его корабли, чтобы светлее было сражаться. А если он не появится вообще и попытается уйти по реке, то за остаток лета его людей отстреляют, как хромых зайцев.
– Иггвальд конунг никогда еще не заставлял врагов ждать себя.
– Однако нам пришлось немало походить по морям, прежде чем мы нашли его!
– Да беременный тюлень шевелится быстрее, так что же, нам было вас дожидаться?
– Ни один тролль не сможет так ловко спрятаться в норку, едва загремит в небе громовая поступь Тора, как вы прятались, прослышав, что поблизости появился Одд Халейг!
– Ну так мне послать за Иггвальдом конунгом или твоего вождя устроит перебранка? – со злобой выкрикнул Торвинд, понимая, что теряет драгоценное время.
– Ступай, ступай. Ловкость своих языков вы уже доказали, теперь посмотрим, так ли ловко вы управляетесь с оружием. Мужчинам это как-то больше пристало.
Торвинд Котел ушел вместе со своими людьми: теперь противник не имел права до начала битвы трогать оставленные корабли, а сам Торвинд и его дружина гораздо больше принесут пользы своему вождю в составе его войска. Свои корабли Одд отвел назад, подальше, чтобы огонь не достал до них, если суда Иггвальда действительно придется поджигать. Все его люди высадились и приготовились к битве.
Вдали раскатился гром. Войско волновалось, люди оглядывали небосклон, показывали друг другу быстро темнеющий край окоема. Там синева налилась чернотой – а по сторонам еще светило медленно садящееся солнце, и его золотые лучи четко обрисовывали темную полосу грозы. В той грозовой туче к людям шел сам Перун, могучий воин с огненными молниями в густой черной бороде. Близкая гроза наполняла всех воодушевлением и ужасом, люди держались за обереги и при этом знали, что призванное божество идет к ним на помощь.
Яромила, закрыв лицо руками, дрожала всем телом. Ветры небес продували ее насквозь, каждая жилка, которую она сейчас ощущала так ясно, как никогда в жизни, трепетала от близости божества. Так сама Лада не может не трепетать, устрашенная и восхищенная мощью Перуна. Он был уже близко… Уже близко…
Сквозь гул ветра прорвался громкий рев боевого рога. Вокруг раздались крики – хирдманы Одда быстро стали надевать и застегивать шлемы: их дозор обнаружил противника. По данному знаку словене тоже стали готовиться вступить в бой; Домагость соскочил с камня, надел шлем, поданный Велемом, взял щит и копье. Все быстро занимали места в строю, множество людей сдвинулось с места.
В палатку на корме, где сидели, прижавшись друг к другу, Яромила и Дивляна, заглянул оруженосец Одда, Колль.
– Как вы тут? Конунг велел вам приготовиться. Надевайте шлемы!
Обе девушки напялили шлемы, помогая одна другой, затянули ремешки подшлемников. От возбуждения и волнения они уже почти не замечали тяжести снаряжения. Сестры еще укрывались в палатке, подсматривая в щель полога. Кроме них на корабле оставались около двух десятков людей – чудины-охотники из Кевиной родни, одетые в черные и темно-бурые шкуры мехом наружу. Люди Игволода убили их родича Братоню, и они пришли мстить за свою кровь. У многих на головах были личины волков и медведей – об этом тоже просил их Одд, и чудины не удивились, поскольку по старинному обычаю именно так, в обличье зверей, покровителей и священных предков, им было привычно идти в бой.
Одд подошел к Домагостю. Тот, напряженно сжимая древко копья, не сводил глаз с опушки леса, откуда должен был показаться противник.
– Я попробую вызвать Иггвальда на поединок, – предупредил воеводу Одд. – Если он согласится, и ты, и я сбережем своих людей. Но если так случится… что боги не дадут мне победы, тогда сами решайте, вступать ли вам в бой, положась на свою удачу, или нет. Но я думаю, что победа достанется мне. Потому что, – он окинул взглядом пламенеющий, полный громов небосклон, – сдается мне, что и мои, и ваши боги сейчас на моей стороне!