По площади снова прокатилась волна голосов. Толпа была в замешательстве. Слабый хор приветствий, но им не хватало силы и энтузиазма. Он слышал лязг оружия с другого конца площади, приглушенные приказы, скорее всего Вебстер говорил солдатам, приготовиться.
— Сэр, если вы приказываете мне, чтобы я вывел в тыл армию, я не могу повиноваться такому приказу.
Наступила выжидающая тишина. Эндрю медленно протянул руку к боку, берясь за рукоятку сабли. Один из сенаторов начал понимать пистолет. Касмир повернулся лицом к сенаторам, крича им оставаться неподвижными. Эндрю бережно вытащил саблю, официальный клинок был выдан ему Калином и Конгрессом, в знак признания их победы над тугарами. Он стал теперь официально признанной частью ритуала приветствия с холодным оружием. Рукоять поднята перед лицом, лезвие вертикально, но когда он сделал так, он посмотрел на флаг, слабо трепещущий на вершине Белого дома. Он сделал глубокий вздох, подготавливая себя перед тем, что сейчас произойдет. Он быстро, слегка неловко, поскольку нервничал, действуя единственной рукой, перевернул клинок, схватившись за лезвие. Рукояткой, в направлении Бугарина, он бросил саблю на лестницу, так что она прогремела до ног Касмира.
— Тем самым я слагаю с себя полномочия командующего Армией Республики, — закричал он, голос донесся до самых дальних уголков площади. — Я ухожу в отставку и покидаю этот город и Республику.
Толпа замолкла, стояла могильная тишина. Бугарин смотрел на него в оцепенении, не способный как-то отреагировать. Эндрю сделал глубокий вздох; к его удивлению, он почувствовал так, словно снял с себя ужасное бремя. Он развернул своего коня прочь от Бугарина. В его сознании это человек больше просто не существовал. Эндрю посмотрел на толпу, на лица поднятые кверху.
— Я отдал этой стране десять лет, — прокричал он, его голос пронесся эхом. — Когда мы пришли в этот мир, нас было более пяти сотен. Свыше четырех сотен уже мертвы, отдав свою жизнь, чтобы вы были свободны. За эти десять лет служения и жертв, я понял кое-что.
Он подождал минуту, толпа по-прежнему была тиха как могила.
— Ты не можешь дать свободу кому-то. Каждый мужчина, каждая женщина должны сами заработать ее, а затем охранять ее от тех, кто желает забрать ее. Охранять ее от орд, охранять ее от тех, кто снова бы поклонялся ордам.
Когда он сказал последние слова, он кивнул на Белый дом. Он посмотрел назад, прямо на Бугарина.
— Теперь я обычный гражданин, и как обычный гражданин, я говорю это вам. Я ожидаю, что здоровье нашего горячее любимого Президента Калинки будет охраняться любой ценой. Если он умрет, неважно по какой причине, вам лично придется ответить мне за это.
Бугарин побледнел из-за прямой угрозы, но промолчал. С нарочито показным презрением, Эндрю повернулся к нему спиной, не ожидая никакого ответа, и вновь оказался лицом перед толпой.
— Тем, кто были моими друзьями, тем, кто сражался за свободу, я говорю — спасибо вам. Что касается остальных.
Он колебался, помня известное прощальное высказывание Дэйви Крокета.
— Ну, вас мне жалко, поскольку если вы сдадитесь, то вы умрете. Прощайте.
С высоко поднятой головой, он начал двигаться обратно к своему дому, и чувствовал внутри легкость, которой он не знал много лет. Он выполнил свой долг, он поборолся с желанием взять все это в свои руки, то, что, как он знал, он мог бы сделать. Он не запятнал свою честь, и он не разрушил Республику. Если Республика обречена на смерть, то это будут чужие руки, которые уничтожат его мечту, а не его собственные. Не сделав более ничего в этот момент, он ощутил, что выполнил одно из самых важных дел за свою карьеру.
Когда он проезжал мимо, все вокруг него за короткий промежуток времени буквально взорвалось криками, одни кричали ему остаться, другие призывали сражаться, еще одни орали, что война закончена.
Гейтс скача рядом с ним, смотрел на него с широко открытым ртом.
— Что насчет войны? — наконец, спросил Гейтс.
Эндрю улыбнулся.
— У них там, в Тире, есть три дня, прежде чем известия смогут каким-то образом добраться до них. Теперь операция вне моего контроля.
— Боже защити Ганса и Винсента, — вздохнул Гейтс.
— Да, — ответил Эндрю, наклоняя голову. — Боже, защити нас всех.
— Куда вы собираетесь?
— На север; завтра я уеду из города.
Глава 9
Ганс говорил ему, что он будет наслаждаться этим, и был прав. Ему никогда так уж сильно не нравились лошади. Офицер должен был ехать верхом, и он так делал, но пытаться сохранить удобное положение на спине монстра, размером с Клайдесдала было невозможно, особенно после ранения в бедро.
Езда на броневике была другой. Она отбила ему все кишки, пока они грохотали то вверх, то вниз по обширной волнистой равнине, но на данный момент ему было все равно… он вернулся к боевым действиям, а это единственное, что берется в расчет.
Достигнув вершины низкого откоса, водитель остановил машину. Слева от Винсента, растянувшись на земле, валялось полдюжины бантагов, разорванных на части огнем «гатлинга», их животные также были мертвы. «Шмель», который выполнил работу, возвращался с востока, прочесывая территорию. Он помахал крыльями, когда пролетал над головой, скорее всего, растратив боеприпасы, отправляясь обратно на базу.
С трудом передвигаясь, Винсент повернулся, держась за стенку башни, свесил ноги за борт машины и неуклюже спрыгнул на землю. Было здорово оказаться вне машины. Открытый люк в потолке башни, как правило, выступал в качестве вытяжной трубы, вытягивая тепло с главной палубы ниже, где находился котел. Сухой шалфей трещал под ногами, резкий запах перебивал вонь горячего масла и керосина.
Он поднял полевой бинокль. Далеко впереди, на расстоянии в несколько миль, он видел их, шесть уменов, которые смогли идентифицировать к настоящему времени, шестьдесят тысяч верховых воинов Орды… и все они в ужасном замешательстве.
Прорыв начался на рассвете. Нападению предшествовал заградительный ракетный залп из пятисот снарядов, а затем пошли пятьдесят два броневика. Они потеряли шесть единиц в такой открытой атаке, но в течение нескольких минут их огневая мощь, совмещенная с поддержкой двадцати «Шмелей», прорвала зияющую дыру в милю шириной в линии обороны бантагов, враг бежал в панике дезорганизованной толпой.
Вслед за ними отправился весь 3-й корпус, двигаясь полками в громадном каре, ту же систему Ганс использовал год назад во время отступления от Зеленых гор. Но на этот раз с ними дополнительно была артиллерия и фургоны с припасами, в дополнении к «гатлингам» на борту броневиков и в воздухе.
«Это был другой вид войны в другую эпоху», осознал Винсент. Варинна постигла эту мысль, и она начала обретать черты в его собственном разуме. Это более походило на корабли, маневрирующие в море, чем на старый стиль баталий на земле. Держать бронемашины вместе за исключением дюжины, разбросанной по всему расположению 3-го корпуса, для обеспечения огневой поддержки, и выступления в качестве пункта сбора.
Броневик взобрался по склону рядом с ним и остановился, с шипением из предохранительного клапана вырвался пар, открылась верхняя дверца и оттуда высунулась голова.
— Ублюдки не знают что делать!
Тимокин усмехнулся, сидя в башне своей машины и вытирая лицо тряпкой перепачканной потом. Он выбрался наружу и спрыгнул на землю рядом с Винсентом. Другие машины взбирались на склон позади них, двигаясь в гигантском V-образном построении в полмили шириной. Это было грандиозное зрелище, дым вздымающийся волнами, колеса, врезающиеся в сухой дерн своими накладками, орудийные порты машин открыты, трехдюймовые орудия и «гатлинги» высунуты и готовы к использованию.
Позади них весь 3-й корпус шел в громадном каре. Непосредственно внутри гигантского квадрата не спеша передвигались шесть батарей, готовые развернуться и передислоцироваться по необходимости, в то время как в самом центре огромного квадрата находились фургоны, загруженные сверху донизу дополнительным топливом, боеприпасами и медикаментами. Единственный кавалерийский полк петлял то вперед, то назад снаружи каре вдоль флангов и тыла, солдаты иногда придерживали лошадей, чтобы обменяться парой выстрелов с бантагскими всадниками, которые рисковали подобраться слишком близко к боевому построению. Над головой лениво кружили четыре «Шмеля», готовые спикировать на бантагов, которые могли бы попытаться предпринять атаку.
Он чувствовал радостное настроение в рядах солдат. Третий корпус оставался в Тире на протяжении всей зимы, избегнув распотрошения армии в Риме и поражения у Капуа.
Во всяком случае, люди чувствовали себя брошенными, забытыми на вторичном фронте, и спустя девять месяцев в осаде, они упивались возможностью что-то доказать.
Григорий предложил Винсенту свою фляжку, и тот с радостью взял ее. Он осушил свою собственную флягу пару часов назад, и гордость удерживала его попросить еще воды у экипажа под ним, который страдает от гораздо более сильной жары. Слишком много месяцев проведено за столом, понял он. Вода была горячей, но ему было все равно, он сполоснул рот, чтобы избавиться от маслянистого привкуса, а затем сделал большой глоток.
— Это проклятое зрелище лучше, чем Капуа, — сказал Григорий, слегка морщась, когда Винсент бросил фляжку обратно. — Эти машины были сделаны для такого типа территории, а не для клубка траншей и ловушек на севере.
Винсент кивнул, соглашаясь с ним.
Он продолжал изучать врага. Струйки пыли вздымались на западе несколькими милями позади колонны.
«Скорее всего, они направили большую часть войск на некоторое расстояние от Тира, чтобы последовать за нами», подумал он. «Возможно, даже совсем отказались от осады, за исключением небольшого заслона, рассчитывая здесь припереть нас к стене в полном составе, и что они уничтожат нас».
Несмотря на энтузиазм Григория, и тот факт, что он сам планировал эту операцию, Винсент чувствовал холодок, ползущий по позвоночнику. Одно дело рассчитать все это на бумаге и на карте, и совсем другое дело оказаться здесь и сейчас. Ганс был прав, здесь было по-другому. На севере, в Риме, земля была населена. Там были дороги, виллы, городки, типично упорядоченные для Рима, все расчерчено на квадраты и надлежащего качества. Здесь же была ненаселенная территория, холмистая прерия, видимая настолько далеко, насколько позволяло зрение, такая, какой он себе ее представлял в Канзасе или Небраске. Местность для броневиков, но не для колонны пехоты, передвигающейся на своих двоих.
Это был странное соотношение сил. У бантагов на этом фронте не было ни одного броневика. Несколько ракетниц они уже израсходовали, а артиллерия не могла устоять против атаки броневиков в открытом поле. Однако верхом они могли скакать по кругу, вокруг машин и марширующей колонны 3-го корпуса. Он оглянулся на запад, где 3-й корпус, почти одиннадцать тысяч человек, двигались через сухую траву высотой по колено, глядя, как колеблющиеся синие волны пересекают зелено-коричневое море. Теперь ни одна из сторон не могла вступить в схватку с другой.
Тем не менее, бантаги имели одно серьезное преимущество — они могли выбрать место, где остановиться и сражаться. Он не мог. У них была подвижность, как тактически, так и стратегически, с его стороны была огневая мощь. Если бы они тоже смогли увеличить огневую мощь, то это могло бы стать смертельным. И это также было частью плана.
Он шел перед своей машиной, рассматривая землю, вспоминая карты, которые он изучил настолько внимательно, что они намертво были запечатлены в его памяти. Они находились примерно в двадцати милях от Тира, чертовски неплохой марш для первого дня. Мелкий ручей протекал непосредственно впереди, несколькими сотнями ярдов вниз по склону, вода была темной, загрязненной после прохождения всадников орды.
— Поставим лагерь здесь, — заявил Винсент.
— У нас все еще есть четыре часа светлого времени или даже больше, мы могли бы сделать еще восемь — десять миль.
Винсент покачал головой.
— Нет. Это место достаточно далеко. Кроме того, я хочу, чтобы парни окопались и огородились частоколом, с валом из дерна, и вон оттуда мы можем взять воду на ночь. Следующий поток будет через шесть миль, и если бантаги видят в этом какой-то смысл, то они будут сражаться с нами за него.
— Великолепно, и мы разжуем их по частям.
— Для этого есть время, очень много времени, — рассеянно сказал Винсент. — Позволим сначала еще немного накалиться обстановке. Кроме того, мы не главное представление, главное — это работа Ганса. Помни, мы — диверсия, приманка. Мы располагаемся на ночлег сегодня рано вечером, завтра совершим трудный марш, и должны будем почти достигнуть головной части железной дороги, которую они ведут на запад от Великого моря. Бесспорно, что к настоящему времени Джурак рассчитывает на то, что мы нападем здесь. Он, возможно, уже послал войска и броневики из Сианя и Форта Хэнкока, чтобы сойтись в одной точке и встретить нас для защиты этой железной дороги. Давай дадим ему время, чтобы добраться сюда и облегчим ситуацию для Ганса.
«Ганс». Он вытащил свои часы. «Примерно сейчас он должен совершить нападение», подумал он. «Боже помоги ему».
Сейчас не было времени на тошноту, но прошлые два часа были сущим адом. Слабо наклонившись, он тужился, чтобы вызвать рвоту, но уже ничего не осталось. Корабль взбрыкивал и колебался, поднимаясь вверх от теплового потока воздуха, затем погружаясь обратно вниз.
— Это Сиань? — прокричал Джек.
— Чего?
— Черт побери, Ганс, возьмите себя в руки.
Он вяло кивнул, смотря вперед. Они находились над землей уже в течение часа, разрезая надвое кривую излучину реки, идущей вплоть до Сианя. Облачный покров стелился с начала дня, вынуждая их снизиться, Джек выказывал все увеличивающееся беспокойство из-за перспективы грозы. Если бы шторм действительно настиг их, то он мог уничтожить всю миссию.
Ганс поднял полевой бинокль, опершись локтями о переднюю панель, пытаясь компенсировать непрерывную болтанку дирижабля, который качался словно пробка в открытом море.
Это должен быть он. Несмотря на растущую болтанку корабля, мельком он увидел огромную, окруженную стенами территорию вокруг стоянки кораблей, и на мгновение место, которое выглядело слишком знакомым, леденящим кровь, небольшая деревня в крепости, полудюжиной миль ниже Сианя, где он укрывался после побега из лагерей для рабов. Дирижабль на мгновение утихомирился, и мир под ним, казалось, резко обрел черты. Город распростерся вдоль восточного берега, древние кирпичные стены пылали красным цветом в свете послеполуденного солнца.
Дюжины кораблей выстроились в линию в доках под утесами, большинство из них галеры, несколько пароходов, остальные традиционные чинские джонки. Темная бурлящая масса кишела в доках, выглядя, словно взбаламученное гнездо муравьев… рабы-чины. С воздуха можно было подумать, что под ними раскинулся сказочный город — высоченная пагода в центре, строения с крутыми красными черепичными крышами, дюжины небольших храмов усеивающих горизонт. И все же, когда он смог обеспечить устойчивость полевому биноклю, он скорее почувствовал, чем увидел, что волшебная часть города заброшена — дома покинуты, улицы забиты сорняками, крыши обрушены. Несмотря на то, что они трудились на своих владельцев, жители Сианя умирали, выбранные для Праздника луны, или перевозились для работы на железных дорогах, на фабриках и на линиях снабжения, или просто трудились до смерти.
Проверяя снова деревню, где он отбивался от бантагов, пока не прибыла помощь, он измерил расстояние вверх по реке. Больше не было сомнений. Они достигли Сианя, основную базу снабжения бантагской орды, транзитную точку для поставок, приходящих из центра чинского государства.
В двух сотнях миль в восточном направлении лежало черное сердце бантагской империи, обширные тюремные лагеря и фабрики, где миллионы рабов чинов трудились, чтобы поддержать войну. То сердце было его конечной целью, но сначала он должен был захватить город. Все что бантаги производили, чтобы поддержать военный натиск, проходило через это место, здесь происходила разгрузка с поездов и погрузка на корабли, которые транспортировали поставки через Великое море, на пятьсот миль к северу, там их в очередной раз разгружали и отправляли в окончательный путь до Капуа. Здесь было слабое звено в этой длинной цепи.
Это был стержень, на котором держался весь план Варинны. Глубокий рейд в центр бантагов, чтобы захватить доки, сжечь поставки — перерезать жизненно важную артерию. Винсент был диверсией, сталкивая Джурака с двумя возможными действиями противника, одно из которых — перспектива захвата ими базы у Великого моря, и, если повезет, это отвлечет на себя некоторые силы бантагов, прежде чем его собственный набег достигнет цели. Если же Винсент добьется успеха, тем лучше.