— Прямо по курсу, мадам! Прямо по курсу!
Наконец Сарк тоже заметила его. Такие деревья волки называли деревьями обеи. Волчица сразу же поняла, что именно здесь должен находиться шлем Гвиндора, отца Гвиннет и ее лучшего друга.
Странно, что танцы Скаарсгарда зародились здесь, на голой равнине под одиноким сухим деревом. Но Сарк в этом не сомневалась. Говорили, что из тысячи семян дерева обеи прорастает только одно, зато растет оно несколько сотен лет. Этим дерево и походило на обей, бесплодных волчиц, в обязанности которых входило забирать малькадов у матерей и уносить их подальше, на неминуемую смерть. Некоторые называли это дерево ведьминым из-за жутковатых черных ветвей, которыми оно, словно когтями, пыталось уцепиться за небо. Скрилины пели легенды о том, как в летние грозы под деревьями обеи, под вспышки небесного огня сейлидх-фир, танцуют темные колдуньи. Волчицы старались держаться от этих деревьев подальше, потому что считалось, что они насылают бесплодие. Такие среди них ходили суеверия.
— Да знаю я про деревья обеи, — запротестовала Гвиннет, когда Сарк начала ей об этом рассказывать. — Но посудите сами, мадам, разве станут волки оставлять вещи героя у дерева, которое считают проклятым?
— Пожалуй, нет. Хотя вряд ли твой отец умер именно здесь. Я не чую его запаха. Но шлем здесь точно лежал, среди корней.
— Тогда что это за место?
— Это место, где кто-то прятал шлем.
Сарк помолчала и продолжила:
— Для тайника — совсем неплохо. Вряд ли кто-то стал бы подходить к нему по своей воле — опасаясь ведьм или из страха стать бесплодной. Видишь эти толстые корни? Они называются комлями.
Она говорила задумчивым тоном, словно отвлекаясь на какие-то размышления.
— Что?
В голове у Гвиннет роем проносились самые разные вопросы. Она особо не присматривалась к корням дерева, хотя они и показались ей немного необычными.
— Комли. Похожи на стены пещеры. Они словно поддерживают дерево на весу, потому что почва здесь слишком твердая. И под ними удобно что-нибудь прятать — например, шлем твоего отца… Ну и ну, ты только посмотри!
— На что?
— Тайник! Еще один тайник с мясом. Детеныш ласки и горностай. И, Великий Небесный Волк, — яйца куропатки! Только не говори, что у такой благородной птицы яйца на вкус хуже, чем у вонючей крачки! Сейчас мы устроим себе маленький пир, моя дорогая.
Сарк посмотрела вверх, на сову, и добавила:
— Еда есть, остается набраться терпения.
— Терпения? Для чего, мадам?
Глаза волчицы сузились.
— Костным мозгом чую, что если мы задержимся здесь надолго, то рано или поздно встретим волка, который забрал шлем твоего отца. Это его тайник. Нужно лишь подождать.
Гвиннет долго не говорила ни слова, а затем подлетела поближе.
— Мадам, если мой отец умер не здесь, то как вы думаете, где он испустил свой последний вздох?
Конечно, будет отлично, если они найдут шлем, но сове важнее было узнать, где умер ее отец. Она надеялась, что это случилось в более приличном месте.
Сарк заговорила мягко, почти нежно:
— Мне кажется, он скончался на лужайке, покрытой мхом «кроличьи ушки».
— Но как… откуда вы знаете? Надеюсь, вы не пытаетесь просто успокоить меня?
Шерсть на загривке Сарк вздыбилась. Гвиннет поняла, что сморозила что-то не то.
— За какую волчицу ты меня принимаешь?
— Извините. Лучше бы я не спрашивала.
— Когда ты принесла мне полевок, я учуяла запах мха, и он пробудил во мне воспоминания.
— Ах вот как…
— Мох был испачкан кровью — кровью полевок. И тогда все сложилось воедино. На том шлеме сохранились запахи крови и мха. Твой отец умер от ранения в голову. Уверяю тебя, вытекшая из раны кровь запеклась на мху. Так он испустил свой последний вздох, и на лужайке со мхом какой-то волк решил отдать ему почести.
Сарк приподнялась и прижалась носом к толстому корню, делая глубокий вдох. Потом шагнула назад и обнюхала землю.
— Все так и было? В самом деле?
— Не сомневайся, Гвиннет, все так и было, — торжественно сказала волчица. Один ее глаз беспокойно вращался, но она умудрилась заглянуть прямо в темные глаза совы.
— Спасибо, мадам.
— Не благодари меня, благодари того скрума.
Гвиннет подумала, что Сарк, гордившейся своим логическим мышлением и отрицавшей все сверхъестественное, сказать такое было непросто.
Обе постарались поудобнее устроиться в ложбинке между толстыми корнями дерева. Гвиннет все думала, что было бы гораздо уютнее, если бы пол норы был выстлан мхом «кроличьи ушки». Совы часто выстилали этим самым мягким на свете мхом свои гнезда, особенно когда ждали появления птенцов. Тем временем Сарк размышляла о том, как ловко неизвестный волк придумал спрятать шлем под деревом обеи, к которому другие волки подходить не станут. Прекрасное место для маскировки и для подготовки к зловещему танцу — ритуалу покорности перед смертью. По всей видимости, возглавлял танцоров не воин и не коварный злодей, а такой же отчаявшийся и потерявший надежду волк, как и многие другие. В чем-то даже слабый и неумный. Ему точно недоставало галл грота. Вроде с совиного это переводится как «смелость», не так ли?
* * *
Ближе к полуночи дерево затряслось от разбушевавшегося ветра. Пошел дождь. Подлетая к земле, капли замерзали и превращались в острые ледяные иголки, поднимавшие неимоверный шум.
— Как будто снаружи беснуется стая животных с пенной пастью, — сказала Сарк.
Стало еще холоднее. Волчица и сова поплотнее прижались друг к другу и постарались согреться, вспоминая горячую кровь зайца, которым им удалось полакомиться накануне. Мясо его было жестковатым, но в воспоминаниях оно превращалось в настоящий деликатес.
— Какое самое вкусное мясо вы ели за всю жизнь? — спросила Гвиннет.
Сарк думала не долго.
— Карибу, которые паслись на весеннем лугу. Если загнать их в месяц Новых рогов, то ничего вкуснее на свете не сыщешь. Такого ты точно не пробовала.
— Наверное, и не попробую. Для меня они слегка… великоваты.
— Весна — единственное время года, когда я бегала вместе с бирргисом.
— Не знала, что вы принимали участие в бирргисе.
— Ну, не такая уж я угрюмая отшельница.
— А какое вы занимали место?
— Примерно в середине построения. Догоняющая, ближе к середине. Похвастаться особенно нечем, это тебе не фланговая загоняющая. Но когда мне хочется попробовать карибу, я присоединяюсь к стаям.
— А какая ваша любимая еда после карибу, которые паслись на весеннем лугу?
— Сурки.
— Сурки? Что, правда?
— Ну да. Некоторые волки считают, что от сурков исходит неприятный душок. Но это на любителя. А ты? Что нравится тебе?
— Рыжие белки. С привкусом орехов и зимней травы. Обычно их ловят в луну Карибу.
Гвиннет помолчала и добавила:
— Любопытно, правда? Стоит только подумать о любимой еде, и уже не так мучительно голодать.
— Действительно. Наверное, этому есть разумное объяснение.
— Я думаю, это просто воображение. Воображение может насыщать, поддерживать в тебе жизнь.
— Может, и так.
Сарк подумала о том, каким воображением обладал волк, надевший шлем Гвиндора. Иначе как воображением безумца, кэг-мэг, это не назовешь. Она вспомнила слабый запах смерти, доносившийся от покрытых льдом скал. За ними обитают чужаки — чужаки, которые готовы не моргнув глазом наброситься на умирающего волка и сожрать его.
Почему-то Сарк была уверена, что напяливший на себя шлем Гвиндора волк не был чужаком. Она не могла понять, почему пришла к такому выводу, но эта мысль казалась ей неоспоримой. Возможно, так называемый пророк сам до конца не понимает, что натворил. Разве может неведение быть причиной зла? Жалеть пророка или ненавидеть его? Вдруг он искренне считает, что спасает своих последователей от мучений голодной смерти?
Сарк встряхнула головой. И при чем здесь танцы? Обычно танцуют от радости, а не от безысходности и отчаяния. Иногда танцуют, выполняя торжественный ритуал. Но ведь хвлин раскола, когда волк навсегда покидает клан, чтобы расстаться со своей телесной оболочкой, — тоже своего рода торжественный ритуал, хотя при этом не танцуют, а лежат неподвижно, пока душа освобождается и устремляется к подножию звездной лестницы. Хвлинраскола — это глубоко личный ритуал, не для посторонних глаз; умирающие волки специально уходят подальше от остальных, чтобы никто не мешал им встретиться с небесным поводырем Скаарсгардом. «Это тебе не бирргис, задери его медведь!» — тихо выругалась про себя Сарк.
Разве этот волк не понимает, как он извратил порядок вещей? И вправду говорят, что у зла много обличий: иногда оно скрывается под маской обыденного, иногда спит бок о бок с тобою и бежит плечом к плечу в бирргисе.
Утром, когда утих ветер и волчица с совой вышли из норы, местность вновь оказалась преображенной. Ствол дерева обеи и все его ветви оказались закованными в хрустальную ледяную оболочку, искрившуюся и переливавшуюся под лучами солнца до такой степени, что смотреть на них не щурясь было невозможно. Когда солнце поднялось повыше, каждый ледяной хрусталик превратился в призму, и вокруг заплясали тысячи радуг. Под порывами ветерка маленькие ветки колыхались, испуская во все стороны хороводы розовых, красных, синих, пурпурных и зеленых отблесков. Это было изумительное, прекрасное, ни с чем не сравнимое зрелище — словно на ветвях развесили сотни маленьких драгоценных камней.
Глава двадцатая
Загадочные огни
Пошла на убыль последняя летняя луна, а если это лето, то что готовит осень? Только что закончилась особенно яростная снежная буря. Фаолан думал, сколько погибших или умирающих волков погребено сейчас под плотными сугробами. Ветер ненадолго прекратился, снежные вихри улеглись. Вся страна Далеко-Далеко превратилась в бескрайнее белое пространство, где не было заметно границ между небом и землей — повсюду одна и та же белизна. Пятеро волков с трудом находили дорогу к курганам. Конечно, они не ослепли и не сомневались в каждом шаге, как небесный Бизар, но были к тому близки.
«Вернутся ли когда-нибудь прежние дни?» — спрашивал себя Фаолан. Растает ли весь этот бесконечный снег, зазеленеют ли трава и деревья, расцветут ли цветы, побегут ли по ярко-голубому небу легкие летние облачка?
Ближе к логову Кровавого Дозора пятеро друзей заметили на вершинах курганов волков. Но гораздо больше их впечатлил вой скрилинов. Здесь, на границе страны Далеко-Далеко и Крайней Дали, скрилины выли часто — чаще, чем в кланах, потому что дозорным нужно было обмениваться сведениями, а вой был одним из немногих способов их передачи. Увидел ли кто стадо карибу или пересекающих границу чужаков — все это нужно было быстро сообщить остальным, чтобы они успели подготовиться. Скрилины здесь ценились особенно высоко — они помогали следить за действиями нарушителей.
Но сейчас вой сообщал не о переходе границы чужаками. Волки прислушались, и от переданных известий у них едва не застыл костный мозг. Скрилины говорили о том, что в небе появились десятки ярких шаров, лениво висящих над горизонтом и переливающихся всеми цветами радуги. Это необычное небесное явление последовало за очередной снежной бурей, и скрилины, искушенные в толковании небесного огня, терялись в догадках, что же предвещают загадочные шары. Они наперебой обращались к Великому Звездному Волку с просьбами даровать им знание и не держать в неведении.
* * *
Фаолан, Эдме, Свистун и сестры продолжали нести дежурство на курганах Кровавого Дозора. Тамсен была права — их попытка разорвать круг Скаарсгарда закончилась провалом. Она сказала, что бесполезно пытаться образумить танцоров и остановить танец смерти, пока не пойман пророк, поэтому они принесут больше пользы, если будут просто патрулировать границы. Особенно полезным стражем оказался Свистун в роли скрилина. Его необычный дар позволял ему передавать сообщения на далекие расстояния и быстро предупреждать остальных о приближении чужаков. Кроме того, Тамсен посоветовала дозорным найти других глодателей — Крекла и Бегуна.
Загадочные светящиеся шары у горизонта посеяли панику и среди танцоров, которые восприняли это как знак близящегося пришествия Скаарсгарда. Изможденные безумные волки принялись танцевать с удвоенной силой. К тому же приближалась луна Карибу, когда с неба исчезает звездная лестница, ведущая к Пещере Душ, а всем известно, что это худшее время для смерти. Пока звездная лестница скрыта за горизонтом, души умерших блуждают по земле, и им остается только надеяться на возвращение лестницы весной.
С вершины кургана, на котором дежурил Фаолан, открывался отличный вид на ночную долину и на безумные хороводы на ней. За огнями, пролетающими над пурпурной линией горизонта, показались первые ступени звездной лестницы, а безумные танцоры прыгали в отчаянных попытках на нее взобраться. Но они были слишком слабы и едва отрывались от земли. С каждым часом их возбуждение нарастало, они ничего не видели вокруг и беспорядочно толкались, поглощенные одной мыслью. Некоторые устало падали на землю и больше не поднимались. К ним, стараясь держаться в тени, подбирались чужаки. Дозорные уже выбежали на перехват, но слишком поздно — чужаки набросились на одного из упавших волков, и снег обагрился кровью. «Небеса смешались с преисподней, — подумал Фаолан. — Или же преисподняя просто поглотила весь мир».
На вершину кургана поднялись Дэрли с Мхайри, и Фаолан отвлекся от наблюдений и горестных мыслей.
— Ваша смена еще не настала, — сказал он.
— Мы просто хотели навестить тебя, — сказала Дэрли.
— Разведчики поймали двух куропаток. Мы оставили для тебя немного мяса. Поешь, когда сменишься, — продолжила Мхайри.
— Мы подумали, что тебе будет приятно думать о куропатке, — добавила Дэрли.
— Да, приятно. Спасибо.
Фаолан понимал, что птица — всего лишь повод его навестить.
Когда сестры не несли стражу, они старались держаться поближе к Фаолану. Он пока еще не совсем понимал, как они восприняли известие о том, что он их брат, хотя в своих чувствах нисколько не сомневался. Он часть семьи. У него есть сестры, его настоящие родственники! С тех пор как он себя помнил, его все время беспокоило тревожное ощущение пустоты, заполнить которую не могла даже Гром-Сердце, его любящая кормилица. Фаолан научился подавлять это ощущение, отвлекаться от него благодаря ежедневным заботам. Теперь же, когда у него появились сестры, внутри Фаолана разгорался яркий уголек, посылавший волны тепла по всему телу. Подумать только, он брат! Брат Мхайри и Дэрли. Теперь его жизнь ни за что не будет походить на прежнее жалкое существование.
* * *
Несмотря на худшие опасения Фаолана и Эдме, численность Кровавого Дозора сократилась не так уж сильно — в основном благодаря пополнению с северо-востока, из МакНамар, единственного клана в стране Далеко-Далеко, возглавляемого самками. Через четыре ночи после появления загадочных небесных огней прибыли еще две волчицы. Эдме узнала их, когда они поднимались по склону неровной гряды, и радостно воскликнула:
— Эйрмид! Катрия!
Остальные дозорные тоже обрадовались пополнению, потому что эти двое считались лучшими лейтенантами клана МакНамар. Они сразу же прошли в небольшой гаддерхил, где их поприветствовала капитан Тамсен.
— Добро пожаловать! Никакие слова не могут передать мою радость. Наши ряды поредели, и, если бы не ваша помощь, мы оказались бы в беде.
Она кивком указала на Бригин и Уну, еще двух сильных лейтенантов из клана МакНамар.
— Это наш долг, — сказала Катрия и повернулась к Бригин и Уне: — Вы можете возвращаться. За нами идет еще подкрепление, а вас ждут не дождутся ваши родные.
Уна шагнула вперед.
— Мы находимся здесь не так долго, как некоторые. Тамсен, когда ты в последний раз видела своего супруга в стае Голубой Скалы?
— В луну Новых рогов.
— Тогда возвращайся домой ты, — сказала Бригин. — А мы тебя сменим.
— Благодарю вас за вежливость, но здесь я нужнее, — ответила Тамсен.
— Нет-нет! Ты нужнее дома, ведь эта зараза — я говорю о безумных танцах Скаарсгарда — быстро распространяется по всей стране. Она опаснее любого голода, и только сильные духом предводители могут ей противостоять.
В последнее время Уна сильно исхудала, но не растеряла своей необычайной красоты. От внимания Фаолана и Эдме не скрылось, что она намеренно не сказала «вожди кланов». Стая Голубой Скалы входила в клан МакДунканов, и Тамсен была там только загоняющей с фланга — вряд ли ее можно было назвать предводителем. Неужели Лайам опять куда-то исчез и клан остался без вождя? И тут этот вопрос в голове Фаолана сменился еще более тревожным: «А что, если Лайам, который никогда не был прирожденным лидером, сам попал под влияние танцоров Скаарсгарда?»