— Отрабатывать спасение будешь. Натурой. — Феодор посмотрел в ее сторону и, слегка пошатываясь, насмешливо добавил: — Не трусь. Писать тебя буду.
Сеня едва не сползла по стене от своеобразного облегчения, поскольку о спокойствии речь не шла. Чего еще ожидать от Феодора, она не знала.
— А это обязательно — снимать одежду?
— Я рисую исключительно обнаженку. Специализация такая. Хватит скромничать. Ничего нового я не увижу. — Он подождал, пока Сеня снимала с себя халат, подошел к ней и отобрал одежду. Оглядев ее тело, словно она — неживой предмет, скомандовал: — Эти желтые тоже долой и ложись на диван. Руки закинешь за голову.
Смирившись, девушка сделала, как он велел, и уставилась в стену. Сегодня она стыдилась гораздо сильнее, чем вчера на автостоянке. Феодор некоторое время раздавал команды — куда повернуться и в какую сторону смотреть, а затем приступил к работе.
Со временем Сене кое-как удалось расслабиться, и она с любопытством наблюдала за процессом. Феодор походил на сумасшедшего, бегая вокруг холста, раз за разом ероша то пряди сальных волос, то бороду и размахивая кистью. При этом он что-то бормотал, хмурил кустистые брови и периодически поправлял ее руки и ноги. Создавалось впечатление, что бородач изображал не женское тело, а девятибалльный шторм.
За окном сгустились сумерки, когда Феодор засунул кисть в банку с какой-то жидкостью и вытер руки тряпицей, измазанной красками.
— Устал я, — заявил мужчина, но стоило Сене шевельнуться и попытаться прикрыть руками уязвимые места, как он скомандовал: — Лежать!
— Я только хотела посмотреть, — оправдываясь, пробормотала девушка.
— Потом увидишь. — Феодор подошел к дивану и какое-то время изучал ее лицо. Сеня замерла, интуитивно чувствуя опасность. Художник растянул губы в пьяной улыбке. — А теперь — награда. Детка, у тебя шикарный рот.
Он навалился на нее, впиваясь в губы и одновременно неловко расстегивая брюки. Сеня не отвечала на поцелуи. Она вообще старалась не двигаться, еще надеясь, что мужчина оставит ее в покое. Когда же он силой раздвинул ей ноги, девушка зажмурилась и попыталась не думать о том, что с ней происходит. Вместо она девушка принялась вспоминать счастливые моменты своей жизни — маму, бабушку и Сергея, тех, кто о ней заботился, был к ней добр, но сейчас не мог помочь по разным причинам.
За следующий месяц Сеня сумела смириться с новой жизнью. Она готовила еду, стирала одежду — свою и Феодора. Ей пришлось пожертвовать еще одной рубахой, чтобы сшить себе наряд на смену халату в клетку. Сеня выдраила дом и познакомилась с соседкой по даче, назвавшись племянницей Феодора. Она не знала, поверила ли ей пожилая женщина, но зато девушке удалось заполучить кабачки и петрушку в обмен на посильную помощь.
Обычно Феодор появлялся с кое-какой едой, естественно на свой вкус, но той хватало ненадолго. Гораздо больше художника интересовала выпивка. Иногда он пропадал на несколько дней, не объясняя, куда отправляется и сколько времен его не будет. Это имело свои положительные и отрицательные стороны. Когда Сеня оставалась в домике в одиночестве, к ней никто не приставал со своими мужскими потребностями, а вот ночевать оказалось страшновато. Обычно в таких случаях она засыпала только под утро, опасаясь незваных гостей.
Гость таки явился в их крохотный дом. Это случилось в тот момент, когда на Феодора нашло очередное вдохновение. Сеня едва успела прикрыться халатом, когда в дверь протиснулся крупный пожилой мужчина в светлом костюме с белоснежной копной волос, очень напоминавшей львиную гриву. Он остановился у порога и оперся на трость, молча обозревая присутствующих.
— Давид! — Подвыпивший Феодор подплыл к гостю и радостно потрепал мужчину по плечу. — Сколько лет, сколько зим!
— Два месяца прошло, Слимак.
Именно это имя фигурировало на нелепых картинах, расположенных у стен ветхой дачи. Значит, на них — настоящая фамилия бородача, а не псевдоним. Сеня решила, что та ему подходит, но долго об этом не думала. Пожилой мужчина не спускал с нее хмурого взгляда. Поежившись, девушка принялась быстро натягивать на голое тело одежду. Руки дрожали. Ей было ужасно неудобно перед этим человеком.
Закончив с пуговицами, она сложила руки на коленях, не зная, куда их девать. Феодор же совершенно не обращал внимания на ее суетливые движения. Он тянул гостя к столу, словно позабыв о Сене.
— Я и говорю, давно. Садись. Кажется, у меня осталось полбутылки пива.
— Благодарю, но нет.
— Ах, да, ты же пьешь только вино. Красного нет. Извини. Ты продал мою картину?
Мужчина тяжело упал на табуретку.
— Переговоры — на завершающей стадии. Кто это? — кивнул он в сторону Сени.
Девушка выпрямила спину. В конце концов, это не ее вина, что она оказалась в таком положении.
Феодор бросил в ее сторону удивленный взгляд, будто впервые увидел. На несколько мгновений задумался, а затем выдал:
— Кристина. — Он почесал живот и поинтересовался уже у Сени: — Ты же Кристина?
Она поспешно кивнула.
Пожилой мужчина устроил трость между коленей и обратился к ней — спокойно, словно добрый дядюшка:
— Кристина, пожалуйста, погуляй немного. Нам с Феодором нужно поговорить.
Сеня тотчас взвилась с дивана, сунула в карман трусики и выскочила из дома. Уже на улице она закончила одеваться и уселась под окном — подслушивать. Совесть ее не мучила. Интуиция подсказывала девушке, что разговор пойдет о ней.
Обняв колени руками, Сеня прижалась ухом к облупленной краске и вдруг подумала, что если ей придется задержаться на даче до поздней осени, или даже зимы, она вряд ли выдержит здесь без одежды и обогревателя. Стены домика казались почти картонными, а одинарные стекла едва удерживали натиск ветра.
Нет, так дело не пойдет. Она должна верить, что вскоре все наладится, как-то решится. Иначе…
— Откуда эта девочка?
— Понравилась? Я пока не готов делиться.
— Она не похожа на шлюх, которых ты называешь натурщицами.
— Только не нужно читать мне нотации. Она — взрослая и сама решает, где ей быть. И с кем.
— Так откуда?
— Давид, лучше выпей. Зачем тебе лишняя головная боль?
— У нее вид ребенка из приличной семьи. Я хочу знать, как она здесь оказалась.
— Прибилась.
— Она — не овца и не корова, чтобы прибиваться. Феодор, ты же знаешь, я не веду дела с сомнительными личностями. Если ты не скажешь мне, откуда взялась эта Кристина, я расторгну контракт, и ты начнешь продавать свою мазню сам.
Сеня мысленно согласилась, что пожилой мужчина прав. Художества Феодора ей тоже не нравились. Она, конечно, в этом — не эксперт, однако даже на ее неискушенный взгляд агент по продаже должен знать об искусстве много, если не все. Что ее действительно беспокоило, так это настойчивые расспросы Давида.
Чего он добивается и чем ей это грозит?
От раздумий девушку отвлек пьяный возглас Феодора.
— Минуточку! А убытки? Тебе придется за это заплатить. Оно тебе надо? Или слишком богат? Может ты у нас подпольный миллионер? Зачем тогда возишься с подобными мне неудачниками?
— Я привык выполнять обещания. Если ты помнишь, хозяин этой хибары, уезжая за границу, попросил меня помочь тебе. Вот я и пытаюсь по мере сил. Откуда девочка?
Упрямец не отступал, и Сеню пробрал озноб. Она не знала, что в этом случае лучше: молчание Феодора или его рассказ об их необычной встрече. Давид казался более приличным человеком, чем Слимак, но она могла ошибаться — как тогда, с Аллой.
Озноб усилился. Сеня прижалась спиной к домику, прикрывая спину.
— Она не хочет говорить. И мне это не интересно. Я ее пишу, она здесь живет.
— А это чья работа? — Насторожившись, Сеня пыталась вспомнить, что могло привлечь внимание Давида. — Решил поэкспериментировать со стеклом?
Они обнаружили ее банки из-под кабачковой икры!
Однажды, во время долгого отсутствия Феодора, заскучав, Сеня попробовала украсить нарисованными цветами импровизированную вазу. Это занятие ей понравилось. Девушка не раз поглядывала в сторону бутылок из-под пива, но не решилась взять. Слимак сдавал их в пункт приема стеклотары, чтобы купить очередную порцию выпивки или закуски. Сеня испугалась, что художнику может не понравиться ее самоуправство. Как она могла забыть и не спрятать их на нижней полке буфета?
— У нее — талант.
— Мазня. Это у меня — талант. А она здесь убирается.
— И ты с ней спишь. Девочка — совершеннолетняя?
— Конечно, — ответил Феодор, но даже Сеня уловила в его голосе неуверенность. — Это наше личное дело.
— Она знает, что ты женат?
Прижав ладонь ко рту, Сеня едва не расплакалась.
Она делит постель с женатым мужчиной. И не важно, что он ей об этом не сообщил. Теперь ее совесть не может быть спокойной. Сколько еще ударов судьбы ей придется пережить? И удастся ли это сделать?
— Зачем? — Кажется, Феодор вовсе не смущен темой разговора. — Мы с Эльвирой исповедуем свободную любовь. Какая любовь без свободы?
— И поэтому она одна живет в трехкомнатной квартире, а ты ночуешь на даче?
— Давид, моя личная жизнь — не твоя забота, в отличие от моих полотен.
— Ты прав. Но мои принципы не позволяют мне работать с подобными тебе типами. Или ты отправляешь девочку домой, или это сделаю я. Даю тебе неделю на раздумья.
— Ты бы лучше продал мою картину!
Дверь скрипнула, и Сеня вскочила на ноги. В другой ситуации девушку бы смутило, что ее застали за подслушиванием, но это был не тот случай. Она бросилась вслед за прихрамывающим Давидом.
— Постойте! — Мужчина обернулся и подождал, пока она подойдет. Карие глаза смотрели на нее с грустью, без тени осуждения. Это придало девушке смелости. — У меня к вам просьба. Только одна!
— Внимательно слушаю.
— Я хотела попросить вас…
Она не знала, как лучше облечь в слова то, что она хотела донести до пожилого человека. Сеня кусала губы, подыскивая нужные формулировки.
— Не бойся, девочка. Говори.
Она решилась.
— Оставьте меня здесь.
Он нахмурился.
— Ты уверена?
Сеня закивала головой, пытаясь и саму себя убедить в том, что поступает правильно.
— У меня нет родных. И мне здесь хорошо. Правда-правда!
Давид оглядел ее с ног до головы и покачал седой головой.
— Кристина, доверься мне. Расскажи все, и я попытаюсь тебе помочь.
Довериться? Как соблазнительно это прозвучало. И как ей хотелось поделиться своими проблемами. Вот только может ли она себе это позволить? Худо-бедно, но здесь ее не ищут. Во всяком случае, пока.
Сеня сглотнула и отрицательно покачала головой.
— Спасибо, но нет. Я останусь здесь.
Мужчина коснулся рукой ее склоненной головы, и она дернулась — едва, но Давид заметил.
— Я вернусь через неделю. Надеюсь, ты передумаешь.
— Нет.
— И все же. Оставляю тебя с тяжелым сердцем, девочка.
Он сдержал свое слово, но Сеня узнала об этом, когда очнулась в больничной палате. У нее случился выкидыш, когда Феодор отсутствовал на даче. Хотя, он вряд ли помог бы ей. Началось кровотечение, и Сеня потеряла сознание.
Именно Давид отвез ее в стационар и устроил со всеми удобствами. На его груди она рыдала, повествуя о своих злоключениях — начиная с поездки в поезде, и все-таки умолчала о своей прошлой жизни.
После ее выписки из больницы искусствовед Давид Датоян, она узнала его фамилию от медсестер, достал для нее паспорт с именем Кристина. Сеня не стала расспрашивать, как ему это удалось. Она была слишком благодарна этому человеку.
Глава 17
— Ты ему доверяешь?
Вопрос дяди озвучил его собственные мысли, но Тигран не подал виду, что беспокоится. До этого момента Сергей не сделал ничего, что могло бы вызвать подозрения. Если Малеев и вспоминал об охраннике, то лишь потому, что привык подозревать всех.
— Насколько это возможно.
— Резонно.
— Радует, что ты со мной согласен.
Развалившись в кресле, Филипп перекатывал в бокале бренди. Он долгое время сидел молча, и Тигран, задумавшийся о собственных проблемах, связанных с новой разработкой, почти забыл о присутствии дяди. Старик сам напомнил о себе.
— И все же нужно быть начеку.
— Гладунов ведет себя сдержанно и интересуется исключительно вопросами охраны. К тому же Рушан — на страже. Он молчит, соответственно с этой стороны опасность отсутствует.
— Ну, это смотря что подразумевать под опасностью. Она — соблазнительная штучка.
Тигран нахмурился и недоуменно поинтересовался:
— Навигационная система?
Дядя хохотал так долго, что Тиграну надоело ждать объяснений. Любому другому собеседнику он бы ответил достаточно резко, но Филиппа обидеть не мог. Тигран вышел на балкон, давая тому время успокоиться.
Солнце подходило к зениту. Самая жара.
«Как там Кристина?»
Будь его воля, он не выпускал бы ее из дому. Во всяком случае, без личного сопровождения. Тигран хотел ее только для себя. Мечтал получить в безраздельное владение ее прекрасное тело и нежную душу. Он любил женщин, баловал их, знал все их мысли и тайны, и снисходительно прощал промахи. Ведь они — всего лишь женщины. Те неизменно отвечали ему взаимностью. Лишь Кристина, единственная, оставалась для него загадкой и, соответственно вызовом. Он готов был потратить миллионы и годы, чтобы разгадывать этот ребус, смакуя каждую деталь, как истинный гурман.
Ночью Тигран не удержался и зашел в ее комнату, хотя вначале собирался лишь заглянуть и убедиться, что все в полном порядке. Он просто стоял и любовался прекрасным, безмятежным лицом, ослепительно прекрасном в изменчивом лунном свете. В какой-то миг ему вдруг нестерпимо захотелось сбросить одежду, нырнуть под покрывало, окутывавшее шикарное тело и забыться в страстных объятиях. Сдержав болезненный порыв, как делал это бесконечное множество раз, Тигран позволил себе лишь поцелуй — скромный, практически невинный. Однако после того как в ответ Кристина тихонько застонала во сне, Тигран срочно ретировался из комнаты. Малеев мечтал, чтобы она пришла к нему сама, сообщила о своем желании. Она могла даже молчать. Тигран все понял бы по ее лицу, как понимал сейчас — эта женщина еще не готова отдаться ему. Он же согласен подождать. Какое-то время.
Кристина прочно засела в его мозгах, присутствуя рядом незримо днем и ночью. Все его мысли обращались к ней, заставляя тело напрягаться в постоянном неутоленном желании тотального обладания. Почти все.
«Соблазнительная штучка!»
Малеев вернулся в кабинет. Развалился в кресле. Живот Филиппа все еще сотрясался от тихого смеха.
— Успокойся, дядя. Ты говорил о Кристине. Я уже понял. Странно, ты никогда не признавался, что считаешь ее соблазнительной.
— Моя убежденность в том, что она тебе не подходит, не делает меня слепым. К тому же я имел возможность рассмотреть ее внимательнее.
Филипп вытер глаза и лоб белоснежным платком и принялся им обмахиваться.
— Включить кондиционер?
— Не стоит. Не люблю резкие перепады температуры. Кстати, Гуляев весь вечер не спускал глаз с одной маленькой симпатичной попки. Лично мне нравятся поаппетитнее.
Тигран проигнорировал скабрезность, сконцентрировавшись на другом высказывании дяди.
— Жаль, что ты не намекнул мне вчера. Я не заметил, что Герман ею заинтересовался.
Филипп хохотнул.
— Еще бы. Ты смотрел в том же направлении.
— Как тебе это удается?
— Замечать очевидное?
Дядя оставил в покое платок и снова потянулся за бренди. Предложил выпить Тиграну, но тот отказался и не удержался от ответной колкости:
— Со стороны выглядело, что ты без ума от нашей потенциальной заказчицы.
Филипп многозначительно хмыкнул.
— Алла — горячая штучка. Но поверь тертому калачу, она не станет покупать у тебя яхту. Даже самой лучшей профессионалке негде взять денежку на подобную роскошь. Остается открытым вопрос, с какой целью Гуляев притащил ее сюда?
— Теперь, когда ты об этом спросил, мне кажется, что они с Аллой познакомились не на днях, хотя и утверждают обратное. Слишком демонстративно Герман пытался показать, что эта женщина для него — чужая. Если Алла — его новая любовница, а скорее всего так оно и есть, то дамочка просто придумала причину, чтобы сопровождать Германа повсюду. Не самую удачную, но Гуляев проглотит все, что ему наплетут женские губки. Возможен также вариант, что идею подкинул сам Герман, желая похвастаться положением и знакомствами.