– Ясно, – понимающе усмехнулся Вадим Георгиевич, переводя взгляд на листы с текстом. Сейчас его интересовало лишь участие капитан-лейтенанта в боевых операциях. До чеченской кампании их насчитывалось три, и еще две проводились задолго до первой войны. «Арго» (1991 г.), «Солнечное отражение» (1994 г.), «Южный альбатрос» (1999 г.).
Все эти названия ни о чем не говорили Долгову. Единственное, на что обратил внимание полковник: за две предыдущие операции капитан-лейтенант Кутягин получил благодарность от командующего ВМФ, а за последнюю награжден орденом Мужества, хотя в то время боевых действий на территории России не велось. Остальные награды Кутягин получил уже на Кавказе.
В отличие от «довоенных» поощрений все эти были подробно описаны в бумагах досье.
«Удержал высоту против превосходящих сил противника». «Группа под командованием уничтожила отряд арабских наемников». И так далее и тому подобное.
– Серьезная биография, – задумчиво покачал головой полковник, захлопывая папку с досье. Обозначенные в начале секретные флотские операции, что называется, задели его за живое. Но Вадим Георгиевич Долгов хорошо знал, что подобные секреты без личной резолюции шефа – начальника ГРУ не раскрываются. А он, хоть и дал полковнику в будущей операции карт-бланш, прежде, чем поставить свою подпись под запросом, обязательно спросит: «А на фига тебе это надо?» Что в таком случае ответить? Профессиональное любопытство. Очень подозрительный ответ, как бы собственная контрразведка не начала проявлять свое профессиональное любопытство. «К шефу обращаться нельзя, а мореманы ни в жизнь свою секретку для меня не откроют».
Полковник искоса посмотрел на своего референта и спросил:
– Ну, как, Николай Николаевич, есть еще что-то, не вошедшее в досье?
– О Кутягине в штабе разведки ВМФ высокого мнения. Его рота с начала антитеррористической операции находится в авангарде. При том, что бойцы чаще других участвовали в боестолкновениях, потерь понесли рекордно мало, – отчеканил Овечкин, немного подумав, добавил: – В общем, моряки считают его чертовски везучим.
– Везение – субстанция неосязаемая, – наставительно произнес Долгов. – Но тем не менее запас карман не тянет. И лучше, чтобы удача присутствовала в нашем деле. Готовь, Николаич, командировочное предписание…
Глава 1
Лето двухтысячного года выдалось нестерпимо жарким. Во второй половине дня воздух настолько накалялся, что казался густым и насыщенным как кисель. На равнине вся растительность выгорела в считаные дни, и теперь бурая безжизненная трава вяло шевелила высохшими стеблями, напоминая о бренности жизни. Только в горах, где деревья и кустарники питались корнями от пропитанного влагой талых снегов грунта, листва оставалась буйной и зеленой. Узкая грунтовая дорога желтой лентой вилась вдоль нависших над ней могучих гор. Клубы густой рыжей пыли еще издалека выдали движение боевой техники. Чем ближе подъезжала колонна, тем отчетливее становились видны пять БМД, с гроздями рассевшихся на броне бойцов в полном боевом снаряжении. Перекрывая рев двигателей, разведчики горланили:
Батальонная разведка,
Дома мы скучаем редко…
Ветер подхватывал слова и, смешивая их с песчинками пыли, нес вперед, туда, где раскинулась большая военная база. Бойцы на КПП поспешно подняли полосатую трубу шлагбаума, восхищенно наблюдая за стремительным бегом бронетехники. Обдав караульных пылью и выхлопными газами, боевые машины десанта ворвались на территорию базы.
Неожиданно наперерез головной машине, придерживая болтающийся на ремне штык-нож, выскочил молодой матрос с повязкой «Дежурный по штабу» на правом рукаве камуфляжной куртки.
– Где капитан-лейтенант Кутягин? – дурным голосом заорал дежурный.
БМД круто развернулась, обдав солдата выхлопными газами. С брони легко спрыгнул крепко сбитый мужчина, облаченный в просторного покроя маскировочный комбинезон, поверх которого был надет бронежилет с нашитыми подсумками для запасных магазинов и ручных гранат. В руках он держал видавший виды «АКМС» с потертым деревянным цевьем и прижатым к нему откидным металлическим прикладом.
– Чего надо? – спросил разведчик, энергично разминая после долгой езды затекшие мышцы.
– Товарищ капитан-лейтенант, вас комбриг к себе требует, – вытянулся дежурный по штабу.
– Ну, раз такое дело – пошли, – офицер забросил на плечо брезентовый ремень автомата, потом, повернувшись к боевой машине, громко крикнул: – Крецул, давай в расположение роты, приводите себя в порядок. Я вернусь – устроим «разбор полетов».
– Есть! – скаля белые зубы, весело ответил молодой лейтенант, у которого даже сквозь толстый слой дорожной пыли проступал на щеках юношеский румянец.
База бригады морской пехоты мало походила на военные городки, которые еще с советских времен разбросали по бескрайним просторам России.
Территория расположения морпехов была окружена трехметровым валом правильной восьмигранной формы. Вершина вала изрыта окопами полного профиля, закрытыми ходами сообщения, колпаками долговременных огневых точек, оснащенных автоматическими гранатометами и крупнокалиберными пулеметами.
По углам вала были вырыты капониры для бронетехники, из которых БМД и БТРы могли держать под перекрестным огнем весь периметр базы.
С гор, которые находились на расстоянии двух километров, база походила на старинный бастион. Мрачный и безлюдный, неживой. Но за прочным защитным валом шла своим чередом отлаженная и вполне цивилизованная жизнь военного гарнизона.
Морпехи здесь расквартировались еще зимой, когда загнали в горы последние банды сепаратистов.
Теперь вместо продуваемых всеми ветрами палаток там были выстроены длинные, похожие на бараки, казармы, для безопасности от минометного огня врытые в землю едва ли не по самые крыши.
В остальном командование старалось придерживаться стандартов военных городков. Возле каждой казармы были выстроены беседки курилок. Все переходы связаны дорожками с побеленными известью бордюрами.
Чуть дальше, сразу за жилыми постройками, тянулись склады, также обнесенные защитными квадратными валами и напоминающие крепостные редуты. В центре базы находился спортгородок, возведенный из подручных материалов, и широкая площадка бригадного плаца, за которой разместился штаб. Вернее сказать, штабной бункер, врытый на два этажа в землю, укрепленный железобетонными плитами и способный выдержать обстрел тяжелой артиллерии. В бункере находились все командные функции управления бригадой: сам штаб, узел связи и комендантский взвод, который неустанно нес круглосуточную охрану.
Командир бригады полковник Серебряков был на Кавказе во второй раз. В первую чеченскую войну он командовал батальоном ТОФ, теперь же полученный с тихоокеанцами боевой опыт комбриг использовал в полной мере.
Кутягин и дежурный по штабу быстрым шагом пересекли плац и вышли к лестнице, ведущей в подземелье штабного бункера. Часовой из комендантского взвода, увидев издалека капитан-лейтенанта, привычно взял «на караул». Егор приветливо кивнул головой и, ухватившись за скобу, потянул на себя тяжелую бронированную дверь, по просьбе комбрига доставленную с Балтийского флота, от линкора «Октябрьская революция».
После яркого дневного сияния оказавшись в тесном помещении, освещенном лишь бледно-желтыми маломощными лампочками, разведчик несколько секунд потратил на адаптацию, прежде чем опустить ладонь на поручень лестницы, ведущей в подземелье. Металлические ступеньки неприятно завибрировали под берцами капитан-лейтенанта.
В бункере было темно и душно. Все пространство штабного кабинета занято столами, планшетными картами, вокруг которых склонились офицеры боевого планирования бригады. Егор Кутягин хорошо знал: когда в штабе такое оживление – либо в бою возникла нестандартная ситуация, либо пожаловала большая «шишка». Ситуация в сегодняшнем бою была самая заурядная, значит, выходил второй вариант.
Встав в дверном проеме, капитан-лейтенант негромко прокашлялся и произнес, обращаясь к командиру бригады:
– Разрешите войти не по форме одетым.
– Входи, Егор, – над группой офицеров, склонившихся над картой, поднялась могучая фигура комбрига Серебрякова. За почти двухметровый рост и богатырскую стать, вкупе с именем-отчеством – Иван Ивановича, полковника еще с курсантских лет прозвали Два Ивана. Судьба у Серебрякова действительно была легендарная, за двадцать с небольшим лет военной службы он защищал интересы страны в Сирии, Анголе, Эфиопии. Об этих командировках полковник не распространялся, но красочней всяких слов говорили орден Боевого Красного Знамени и два ордена Красной Звезды на его парадном кителе. Довелось Иван Ивановичу повоевать и в первой чеченской кампании, за что имел еще один иконостас из демократических орденов.
– Ну, здоров, капитан-лейтенант, – комбриг протянул разведчику могучую руку. – Как дела?
– Как обычно. На равнине колонна прошла, как ралли Париж – Дакар. А вот в горы только вошли, тут и началось. Головной БТР взорвали мощным фугасом, видимо, это была связка из нескольких гаубичных снарядов, броневик буквально порвало в клочья. Потом из гранатометов сожгли три бензовоза, повредили несколько других машин. В общем, раненые, убитые. Сколько, я не знаю, мотострелки подсчитывают. Еще бы минут двадцать – и колонну распатронили бы до последнего солдата. Мы вовремя подоспели. Вообще-то не глупые сейчас мозги сидят в Генштабе, раз придумали страховать колонны маневренными бронегруппами. Прикрывшись дымом горящих бензовозов, мы подошли к колонне и ударили по духам в упор. Шквалом огня накрыли басмачей, они бой принимать не стали, сразу отошли.
– Мусса Шеравин? – угрюмо спросил комбриг.
– Кому еще. Это же его ответственный участок работы, – хмыкнул Кутягин, поправив автомат на плече, добавил: – Хаджибей – волчара тертый, думаю, он специально начал отводить своих башибузуков, заманивал, падла. Это его коронка, но второй раз только дурак наступит на одни и те же грабли. По горам отработало звено «крокодилов».
– Волчара тертый, – задумчиво повторил за разведчиком полковник Серебряков. – Вот поэтому я тебя и вызвал, Егор. Появилась у нас новая тема. Подходи к карте, изучай ситуацию.
– А чего мне там изучать? Я тут каждый камень пузом выгладил.
– А давай посмотрим, может, чего нового и увидим, – полковник подтолкнул Кутягина в спину.
Офицеры расступились, пропуская их к столу с разложенной картой.
– Знакомься, полковник Долгов из Главного разведывательного управления, – комбриг представил Кутягину незнакомого офицера, одетого в выгоревшее хэбэ со звездами полковника на погонах. В руке он держал неказистый тощенький портфель с потертыми боками. Прикрепленная к ручке фанерная пластинка с круглой выемкой для сургучной пломбы подсказывала, что в этом портфеле веник для бани не носят. Полковник крепко пожал руку Кутягину, представился:
– Вадим Георгиевич. Я вашим Муссой занимаюсь еще с прошлой чеченской кампании. – Поставив на стол свой портфель, Долгов поспешно стал расстегивать замки и, как всякий торопящийся человек, заговорил скороговоркой: – Он прямо как киборг непримирим и, главное, неуязвим. Ни семьи, ни родственников, их тейп почти весь вымер со времен сталинского выселения. Его жена умерла при родах, думали, и дите тоже скончалось. А оказывается, нет… Выяснилось, сын у него есть. Пацану пять лет, Шеравин никому не верит, поэтому и не отправил его за рубеж, а держит рядом с собой. Вот здесь, – разведчик положил на карту пачку фотографий космической съемки. – Небольшая деревенька, Шеравин использует ее как тыловую базу, там у него три десятка бойцов, лазарет, где выхаживают недобитых в боях душманов, и, главное, пацан его, Тимур, там.
– Ну, и?.. – Кутягин задумчиво посмотрел на генштабовского разведчика.
– Пацан – это ахиллесова пята Муссы, его болевая точка, мальчик последний из рода Шеравина. Если возьмем мальчишку, его отец станет ручным, как волнистый попугайчик.
– Да уж, – капитан-лейтенант задумчиво посмотрел на карту, потом обвел пальцем часть ее и негромко произнес: – Деревня находится в зоне господствования боевиков.
– Да, – подтвердил Долгов, – но в тылу их огневых позиций. Если сработать аккуратно, они даже не поймут, что произошло, и тогда Мусса будет в наших руках.
– А кому он нужен живым? – на лице разведчика от бешенства заходили желваки. – Скольких этот гад уже наших положил…
– А сколько еще положит? – оборвал Кутягина Вадим Георгиевич, сейчас он говорил ровным голосом уверенного в своей правоте человека, к тому же имеющего необходимую информацию и соответствующую власть. – Мусса Шеравин наш враг, но на фоне многих других полевых командиров он благородный враг. Не захватывает заложников, не издевается над пленными и не добивает раненых. Здесь, в Чечне, по сути идет гражданская война, а в ней, как вы знаете, не бывает ни правых, ни виноватых. Все виноваты: и те, кто взял оружие, чтобы грабить мирное население, называя это народным самоопределением, и те, кто позволил это сделать, не защитил склады с оружием, не остановил зачинщиков. Как бы там ни было, вечно этот бардак не может продолжаться. Необходимо вернуть республику к мирной жизни, и легче всего это сделать тем, кто имеет авторитет среди своих соплеменников и не замазан кровью невинных жертв. Мусса Шеравин один из лучших кандидатов на эту роль. Но он настоящий воин и просто так не сдастся, но как человек умный пойдет на переговоры, вынужден будет пойти, если его сынишка будет у нас. Ну а дальше дело профессиональных переговорщиков.
– Операция «Последний из могикан», – усмехнулся Кутягин.
– Почти угадали, в нашей конторе операцию назвали «Ахиллесова пята», – улыбнувшись, произнес ГРУшник.
– Я ведь с Муссой тоже знаком с первой чеченской, – неожиданно вступил в разговор комбриг. – Тогда довелось мне командовать батальоном морской пехоты ТОФа. Да и батальоном это подразделение трудно было назвать, так, с бору по сосенке. Половина личного состава даже не морпехи, либо с тыловых частей, либо вовсе снятые с кораблей разгильдяи. Правда, в деле парни все орлы, я с ними и Грозный прошел, и горы штурмовал. Вот в горах и довелось схлестнуться с этим самым Хаджибеем. Приказ был занять один из аулов. Сели на броню, подъехали к указанной точке, деревня как деревня, домов с полсотни на небольшом плато, а вокруг – пики гор нависают. В общем, отдаю приказ занять аул и приготовиться к обороне. Кое-как вырыли по периметру окопы, начали налаживать блиндажи и огневые точки. А утром появляются парламентеры во главе с самим Муссой, я уже о нем тогда слышал, он воевал под Бамутом, командовал так называемым фронтом. Теперь объявился здесь – и сразу быка за рога, говорит, у вас всего двести человек, четыре «Копья» [2] и взвод батальонных минометов. А у меня, мол, больше тысячи моджахедов, имеется тяжелое вооружение, и занимаем господствующие высоты, даже без штурма вас всех перебьем. Поэтому сдавайтесь. Перспектива не приведи господь, сами знаете, как эти дети гор относятся к морпехам. Но, с другой стороны, прав ведь, собака, на все сто. В этом раскладе все козыри у него на руках. Обидно стало не за понюшку табака голову свою и хлопцев ложить под нож. И тут вдруг меня осенило. Теперь, говорю парламентерам, если начнете боевые действия против нас, то прежде чем погибнуть, мы уничтожим и аул, и его жителей. Смотрю, мое заявление не по вкусу пришлось большинству переговорщиков. Ясный пень, часть армии Хаджибея из этого аула. Кому понравится, что из-за чужих амбиций твоих родных и близких пустят в расход. Раз такое дело, думаю, нужно их дожать, говорю: «Если с вашей стороны будут работать снайперы, за каждого убитого с нашей стороны буду расстреливать заложников из местных». Ничего не сказали парламентеры, ушли, потом три месяца просидели в осаде, но ни одного выстрела душманы в нашу сторону так и не сделали.
Два Ивана замолчал, как будто погрузился в омут воспоминаний своего героического прошлого. Посчитав уместным, эстафету перехватил Кутягин.