— Вот и ладно. Давай, переносите деньги в возки, да вместе с Сильвестром Петровичем в банк. Михаил.
— Я государь, — тут же отозвался, все это время стоявший в сторонке сержант Мальцов.
— Как только Туманов отъедет, всех из под ареста освободить. Как, Анисим Андреевич, угощать гостей желание еще не пропало?
— Да что вы такое говорите, ваше императорское величество.
— Вот и хорошо. Можешь пока пройти в сарай и отдать распоряжения. Да и еще. Разъясни всем и каждому, дабы лишнего не болтали. Никто из них под караулом не сидел. Ничего необычного, кроме посещения дорогого гостя, не видел. Сам же, соседям скажешь, что честь тебе великая была оказана, и ты по ПРОСЬБЕ императора, решил заняться морской торговлей. Хоть одно выйдет не так, не взыщи. Всяк из нас кузнец собственного счастья…
* * *
После отъезда государя, Сомов просидел за столом до самого вечера. Вот как проводил дорогих гостей, так и сел, угрюмее грозовой тучи. Все силился понять, за что ему такая напасть на голову свалилась. Не раз и не два ему приходилось наблюдать, как рушились именитые купеческие дома. Предки из века в век копили богатства, множили его, не покладая рук своих. А потом в роду заводилась одна паршивая овца и рушила все наработанное веками.
Неужели и он стал той самой паршивой овцой? Пусть не своей волей. То разница не велика. На его век пришлось падение старого купеческого рода. Оно вроде и не все отняли, но ведь на том дело не ограничилось. Мало государю забрать богатства Сомовых, ему еще потребно и в сомнительное дело его втравить. А уж тут-то до беды не далеко. Пообещал-то с три короба, да только и Петр Великий дяде обещал златые горы. А каков итог?
Конечно не все сумели найти опричники петровские. Да только и не добрались лишь до малой части. Был еще бочонок прикопанный с ефимками, на десять тысяч, это коли с вычетом казенным. Да злато китайское оставили купцу, так как посчитали его товаром. Ничего удивительного, до монетной чистоты тому злату далековато.
Сомов взглянул на бутыль, что повелел принести, намереваясь напиться с горя. Потянулся было к ней, да только крякнув, убрал руку. Сомовы конечно в первые люди не рвались, но уважение к себе всегда имели, и другими уважаемы были. Пусть настало лихое время, он не сломится.
— Брат.
— Чего тебе, Евдоким, — обернулся он в сторону вошедшего двоюродного брата, трудившегося нынче у него приказчиком.
— Там Столбов в гости пожаловал. Я ему обсказал, что ты приболел. А он, мол ведаю какая хворь Анисима Андреевича одолела, видеть тебя желает.
Столбов? Этот то же из купцов и то же раньше никак не выделялся. Нынче же, его словно подменили. Поставил новомодную лесопилку, сказывают нигде в мире такой не сыщется. Товару столько производит, что поговаривают, мол вскорости чуть не всю торговлю под себя подомнет. Ерунда конечно. Потребность в лесе такова, что устанешь им обеспечивать род людской. Да только, лесу и впрямь изрядно. Лесорубы поставлять не успевают и товар не залеживается, больно уж цена привлекательна.
Мысли текли вяло, а потом, вдруг словно вспышка молнии. С чего это Столбов, так переменился. А с того. Помнится прежде чем взяться за то дело, да деньги огромные выбросить на оборудование лесопилки, он похвалялся тем, что государь у него в гостях побывал. А теперь вот говорит, что про хворь сомовскую ведает. Это что же получается-то?
— Евдоким. А ну-ка зови Столбова. Да Дашку кликни, пусть на стол собирает.
Ну точно. Все знает. Достаточно просто увидеть его хитрый взгляд, как тут же становится ясно, именно так и никак иначе. Степенно поздоровался, присел к столу на лавку, оглаживает бороду, разговоры ведет. Без намеков, чинно и степенно, как и подобает уважаемому и знатному купцу.
Но с другой стороны, видит Сомов, что не просто так припожаловал к нему, Столбов. Однако уж час прошел, за беседой и трапезой, а к разговору так и не приступил. Хотел было сам, да вовремя одумался. Мало ли о чем он догадывается. Да и при домашних те разговоры вести никак нельзя. Пусть и перешептываются, но ведь доподлинно, что и как произошло не ведают. А если слухи поползут от него… О том думать не хотелось. В то что Петр покарает за ослушание купец верил свято.
Наконец сообразил отослать всех и оставить их наедине. Давно бы так. А то сидят хоронятся, да глазками стреляют. А тут всего-то, говорить о таких вещах можно лишь с глазу на глаз. Вот сообразил, и сразу все стало куда как понятнее.
— Меня тут Туманов навестил. Заскочил водицы испить. Хм. Аж на лесопилку заскочил, — ухмыльнулся такой оказии Столбов.
Сомов понимающе кивнул. Уж кого, кого, а этого аспида пронырливого, по гроб жизни не забудет. И ведь тот бочонок тоже сыскал бы. Да только прикопан он как раз в том сарае, где всех домашних и дворню держали.
— Два года тому, то же в зимнюю пору, если помнишь, осчастливил меня своим посещением государь наш. Пир горой, дым коромыслом, на зависть всем соседям и купечеству. По сию пору ходят, да косо смотрят. Мол, обласкан царем батюшкой, поддержку от него лично имеет, да еще и с просьбой к нему государь обращается. Ни к купцам первостатейным, а к купчишке, что ни в одном серьезном деле участником не был. Теперь-то многие бросились силинские махины скупать, завод всех заказов и исполнять-то не поспевает. А тогда только у виска крутили, мол такие денжищи на забаву пустую пустил.
— Так…
— Точно, — с лукавой улыбкой кивнул Столбов. — Тот пир, Анисим Андреевич, с обыска начался. Треск досок и скрип гвоздей такой был, что казалось зубы покрошатся, а сердце зайдется. Думал все. Пришла беда отворяй ворота. Сообразил, что купцов именитых, государю не с руки потрошить, вот и взялся за тех что значимости никакой не имеют. В пересчете, на нынешний рубль, на шестьдесят с лишком тысяч отыскали. Все до последней копеечки. Да только, ничего сверх положенного с меня государь не взял. Лишь ефимки с пересчетом изъяли, да книжицу вексельную выдали. Определили в купцы первой гильдии, да еще по глупости своей, я только десять тысяч заявил.
— Это как это, по глупости? — Хотя и ожидал чего-то подобного, искренне удивился Сомов.
Впрочем, было чему удивляться. Отчего называть глупостью решение записаться по малой ставке? Оно ведь, права считай те же, а в казну куда как меньше отдавать приходится. Шутка ли, ему придется ежегодно выкладывать целую тысячу, просто за одну лишь грамоту. Да будь воля Сомова, он бы то же в десять тысяч заявился.
— А вот так, — слегка разведя руками, ответил Столбов. — Государь мне, мол не глупи, не упрашивай, потом жалеть станешь. А я ему, чего жалеть-то. Во второй гильдии ходил, горя не знал, а теперь в первой стану значиться. Обозвал дурнем, да внял молитвам. Лучше бы, обкостерил по матери, да записал в именитые, хотя и не доставало у меня средств. Ну да, чего теперь-то.
— Что-то ты загадками говоришь, Степан Прокофьевич.
— Да нет никаких загадок, Анисим Андреевич. Дело новое, махина эта непонятная. Мало ее купить, так еще и оборудование к ней. Да потом все это доставить, установить, запустить. Опять же, сама собой работать она не станет, потребны люди специально обученные, да платить им жалование. И ведь попробуй обидеть, развернутся и поминай как звали, не крепостные, враз к кому иному перекинутся. Думал, пропал я. Заставили выкупить то, что никому и даром не нужно.
— Да ведь так все и было. Все думали, что ты умом тронулся.
— Сам, как пришибленный ходил. А сказать никому не моги. Но как оно все вышло, сам видишь. А жалею я от того, что по указу-то изменения в гильдейскую грамоту только раз в два года можно вносить. Я за это время почитай все что вложил в лесопилку отбил. Заработал бы и больше, кабы не дурость моя. Гильдейские ограничения на сделки держат, развернуться не дают. Я уж и к государю, на поклон. А мне ответ — закон, есть закон, и никто его попирать не станет. Но ничего. Нынче второй год на исходе. Сразу побегу в именитые граждане записываться. Пусть и нет у меня за душой ста тысяч. Заказал еще одну махину и оборудование под нее. Моя-то уж нагружена до предела, так что расшириться не получится.
— Выходит, государь тебя силком на доброе дело подрядил, — вздохнул Сомов.
— Выходит. Да только болтать о том, я бы не стал. Боязно больно. Закон он ведь, что дышло, как повернул, так и вышло. Мне за упрямство мое так ответили, потому как иные, кто глядя на меня сами за то дело взялись, куда пронырливее оказались и им никаких ограничений не было. Вот и вышло, что начал я первым, а сам в хвосте плетусь. Потому не сомневаюсь, начну болтать, не сносить мне головы. О том и тебя упреждаю, Анисим Андреевич.
— Спасибо, на добром слове.
— Хм. Ты уж прости, за любопытство, — смущенно произнес заводчик, но Сомов его прекрасно понял.
— Велено строить купеческий морской корабль, и заниматься заморской торговлей.
— Ох, — только и вздохнул Столбов. Что ни говори, а море это дело такое, не больно-то надежное.
— Ты мне вот что скажи, Степан Прокофьевич. Как мнишь, коли государь чего пообещал, не бросит ли, как это бывало у его деда? Не откажется от своих слов?
— Не откажется. В том уверен, как в себе. Крут он, но слову своему хозяин. Да только, море оно ведь…
— Так он не просто мне велел морской торговлей заниматься…
Сомов обстоятельно рассказал обо всех условиях, выдвинутых императором. Поведал и о страховке и о торговле на первых порах монопольными товарами. По просьбе Столбова показал ему все документы, что предоставил ему в присутствии государя, чиновник из банка. Купец все обстоятельно проверил, заверил, что у него все точно так же обстоит.
Объяснил, насколько удобно иметь дело с купеческим банком. Только посетовал, что мало еще торгового люда поверили в тот банк, а то дела можно было бы делать куда как проще. Разъяснил и по поводу займов. Весьма удобно и куда выгоднее, чем брать в рост у своего же брата купца. Всего-то, шесть процентов в год. Зато, деньги можно получить быстро. А вот с такой грамотой, на которой стоит подпись самого государя, и того проще.
Слушал его Сомов, мотая на ус. По всему выходило, что хотя у него предприятие и порискованнее, чем у Столбова, но положение более выгодное. Грамота именитого гражданина, открывала куда большие перспективы. С одной стороны, вроде выходит, что их род никогда в рисковые предприятия не ввязывался. С другой, никто из предков в такой ситуации не бывал, а сложившиеся расклады располагали именно к риску.
Ведь как ни крути, торгуют люди морем. Века торгуют. И далеко не все корабли гибнут. Будь так, то не строили бы столько судов. Рисково, не без того. Но ведь, от той напасти и обезопаситься можно. Его денег вполне достанет для того, чтобы заложить не один, а два корабля. Закупить груз и выкупить ту самую страховку можно и на взятый в банке заем.
Пусть его постигнет несчастье. Но это насколько же должно не повезти, чтобы потерять сразу два корабля. А потом, заем всегда можно будет перекрыть из тех денег, что вернет ему казна. Не обманет государь. Ведь понятно же, что на его, Сомова примере, хочет привлечь купцов к морской торговле, как это было со Столбовым. От того, этот аспид Туманов и направил к нему Степана Прокофьевича. Чтобы тот обсказал, как оно у него вышло.
И потом. Кто сказал, что он пустит семью по миру? Его прежнее предприятие никуда не денется. Там все уж давно налажено и его особого догляда не требует. Сын еще молод и неразумен. Но ведь есть Евдоким, который присмотрит за всем и сделает так как потребно. Да там и делать-то ничего особого не надо, только не испортить уже налаженное. Хм. А ведь, если все сладится, то можно будет свои товары самому за море возить. Евдоким здесь, станет товар крутить, он возить его за море, да еще и заморские товары по меньшей цене станет доставлять.
Дело новое. Боязное. Но ведь не все так плохо. Прав государь, сидят российские купцы на злате и серебре как наседка на яйцах. Так у нее хотя бы цыплята выводятся, а у них все мертвым грузом лежит.
Вот только обидно, что с ним так-то. Словно он провинился в чем перед кем. Нешто нельзя было по людски. Хм. А ведь пожалуй, что и нельзя. Ну вот обсказали бы ему все. Пусть даже сам государь. Поверил бы он в это? А вот шиш на постном масле. Нипочем не поверил бы. Да еще и кинулся бы свое богатство перепрятывать, так чтобы ни одна собака не сыскала, не то что КГБ.
А так. Когда силком, да из под палки. Получается, что и выбора-то у него нет. И веса за ним, большого не имеется. Прищучат мелкого купчишку, так и что с того? Но когда, этот мелкий купец расправит плечи, да начнет прибыток с предприятия большой иметь. Вот тогда все бросятся вкладываться в новое дело, которое Петр Великий пытался насадить, да не вышло у него почитай ничего.
Вон, махины огненные, эти самые силины, то никому и даром не нужны были. А теперь, как поглядели на Столбова, чуть не дерутся, чтобы завод непременно их заказ исполнил. А суда эти коноводные. Когда только появились, так то же пальцем у виска крутили. Поговаривают, один только Демидов рассмотрел в них прибыль, и как-то упросил государя, позволить ему строить такие, да по Каме пользовать. Нынче же, как только монополию государь снял сразу несколько именитых купцов бросились строить их. И дальше строить будут, потому как выгоду увидели.
Русский купец, он особой стати. Старину любит и не стремится что-либо менять, пока не уверится, что дело неизменной выгодой обернется. Ох государь. Ну и хитер. И за глотку берет так, что не вздохнешь. И обласкает, так чтобы обиду долго не помнил. Взять того же Столбова, тот день, когда готов был руки на себя наложить, за счастливейший теперь почитает.
Тяжкий выдался сегодня день. Мрачным вечер. А вот ночь принесла облегчение и сладкий сон. Как оно все там обернется, бог весть. Но отчего-то верилось Сомову, что несмотря на все треволнения, все к добру.
Последней мыслью, прежде чем он провалился в сон, была о том, что завтра же нужно посетить купеческий банк. Да не забыть прихватить с собой бочонок с ефимками, как и советовал государь. Не гоже, браться за начинание, имея грешок за душой. Раз простилось, вдругорядь может злом великим обернуться.
ГЛАВА 4
— Анна Александровна, голубушка, побойся бога. Да где же это видано, чтобы с мануфактуры сукно по четыре рубля за аршин продавалось?
Возмущению купца не было предела. Уж не первый год имеет дело с мануфактурой Тумановых. Ничего нельзя сказать, качество здесь всегда было отменным. А и то. Батюшка нынешнего владельца в числе первых был пожалован грамотой поставщика двора его императорского величества. Правда, после смерти старого князя, такой же грамоткой его сына никто не пожаловал. Но это ни о чем не говорит, потому как качество осталось неизменным, и сукно по прежнему стоило каждой копейки, отданной за него.
Два года, мануфактура укрывалась в тени. Но вот уже пять лет, как из года в год, князь Туманов неизменно является поставщиком двора. Вот только заправляет здесь всем не он, а сестрица его. Но девка знает свое дело.
Неподалеку от старой мануфактуры заработала новая. Насколько знал купец, дорого она обошлась. Одна только огненная махина, вылетела в такую копеечку, что у купца тут же взбунтовалась его бережливая натура. А ведь и не его денежки вовсе трачены были. Так мало того, Анна Александровна еще и не остановилась на том, закупила полсотни новых механических станов. Да еще и людишек обучала в ремесленном училище, кое за свой счет и содержала. Траты, просто неимоверные.
Знал, Трехин, что все это добром не кончится. Ну не могло быть все гладко. Такие траты, неизменно боком должны выйти. И вот оно наконец случилось. Четыре рубля за аршин сукна! Понятно, что вложенное нужно как-то возвращать. Но не увеличивая же столь безбожно цену за товар.
Да у него самое дорогое сукно уходит по четыре рубля, если в розницу, а оптом так и вовсе по три с полтиной. А перевезти его, а подать уплатить. Совсем девка совесть потеряла. Не хотелось с Тумановыми обрывать связь, потому как товар всегда добрый был. Но как видно все же придется.