1 ноября 1917 г. Привезли кипы большевистских газет. Направлены они против Керенского – «предателя-корниловца-контрреволюционера». В статьях пишут о несомненной победе большевиков и о победе пролетариата над буржуазией во всей Европе.
2 ноября 1917 г. Около одиннадцати утра прибыла часть пьяных солдат и сразу же направилась к винному складу. К ним присоединилась толпа горожан с ведрами, чайниками и кружками. Выломали ворота, охрана склада дала залп в воздух. Толпа закричала и разбежалась, но через некоторое время стала собираться опять. На заседании городской Думы заявлено, что если не уничтожить весь спирт и все запасы вина, то безопасность города не обеспечить.
3 ноября 1917 г. Войска Керенского разбиты большевиками, его штаб захвачен, сам он бежал в одежде матроса неизвестно куда.
6 ноября 1917 г. Несколько дней вывозили со склада спирт и сливали его в Осeчину. От реки – сильный водочный запах, который не заглушает вода. Любители пьют из нее и, по слухам, хмелеют. Акцизный надзиратель сказал мне как специалист, что нужно полведра выпить, чтобы несколько запьянеть. К спуску сточной трубы из винного склада собираются целые толпы людей, зачерпывают в ведра, бутылки и банки, ложатся и пьют ртом прямо с земли. На то, что труба, по которой сливают спирт, общая с выгребной, никто внимания не обращает. Много пьяных, на окраинных улицах слышны крики, выстрелы и гармонь. С наступлением темноты все сидят по домам. Улицы совершенно пусты, так что когда идет случайный прохожий, становится жутко.
8 ноября 1917 г. В газетах известия, что подвоз хлеба на фронт прекращен и через три дня в стране начнется всеобщий голод. По улицам ходят толпы солдат с красным плакатом: «Мир хижинам, война дворцам».
12 ноября 1917 г. Первый день выборов в Учредительное собрание. Ночью ограблена портниха Липкова, проживающая в Кашинском тупике. Грабителей было трое, хозяйка вынуждена была сама им светить, открывать комоды и сундуки. Взяли все деньги и платье, после чего спокойно ушли.
14 ноября 1917 г. Подсчет бюллетеней в Учредительное собрание. Вечером в 6 часов ограблен дом Черняка, что против женской гимназии. На крики жильцов явились пожарные и милиция, но в дом решились войти лишь два пленных австрийца. Грабители сразу же утекли.
21 ноября 1917 г. Интронизация патриарха Тихона. Поминал его на ектениях и великом входе. Ознакомил паству с его биографией и значением патриаршества на Руси.
24 ноября 1917 г. Приехавшими из Петрограда рабочими и солдатами организовано совещание депутатов-крестьян, выбранных от волостей. Длилось с 10 утра до 3 часов ночи. Вынесена резолюция – Учредительное собрание, идущее против народа, не допускать.
25 ноября 1917 г. В Петрограде солдаты Семеновского и Павловского полков разворотили гранатами стену винного погреба в Зимнем дворце. Шампанское, коньяки, водка текли рекой. От разбитых бутылок образовалась в погребе громадная лужа – солдаты, чтобы напиться, черпали из нее шапками и сапогами.
29 ноября 1917 г. Полная неизвестность, что делается в Петрограде. Распространяются упорные слухи, что Ленин (Ульянов) убит матросами, а Троцкий сбежал. Власть в городе взял в руки Временный комитет.
30 ноября 1917 г. Получены «Русские ведомости» за вчерашний день. На заседание Учредительного собрания в Петрограде явилось лишь 50 человек – открыли частное совещание под председательством социалиста Чернова. Идут аресты членов бывшего правительства Львова и Керенского. Издан Декрет о передаче частной собственности по городам рабочим и солдатским Советам.
4 декабря 1917 г. В 2 часа дня взломали дверь винного погреба на Постояловой улице. Собралась толпа в несколько сот человек. Слышны были выстрелы и нецензурная брань. На улицах масса пьяных солдат, рабочих, крестьян. Продолжают вычерпывать спирт в заводях у реки и потом продают в бутылках и аптекарских пузырях. Отец нашей прислуги, сторож в управе, вторую неделю греет с компанией самовар из этой воды, с утра до вечера пьян.
16 декабря 1917 г. Собрание рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановило взять в городе власть. Комиссаром назначен некто Скворцов. Один из солдат при этом сказал: «Все должно быть в наших руках, так как у нас – штыки». Пленные австрийцы свободно уезжают из города. Высланные сюда немцы бросили службу в пожарной команде, как, впрочем, и в остальных местах. Слухи о немецком засилии в Петрограде, где все теперь якобы немцам принадлежит, а также о скором прибытии туда двух германских дивизий и самого Вильгельма, который будет править страной.
23 декабря 1917 г. Комиссия из вооруженных солдат произвела опись в лавках железного ряда. Лавки заперты, торговля вплоть до особого распоряжения запрещена. Также закрыты лавки в мучном и мануфактурном рядах.
25 декабря 1917 г. Начальник городской милиции, не признавший власти большевиков, смещен и бежал из города. Также за непризнание большевиков арестован председатель уездной земской управы. Солдаты отобрали на площади у крестьянина мешки со ржаной мукой, привезенные на продажу. Мужик (из деревни Селки) плакал, ругался, кричал. Говорят, что Совет принял решение обыскивать дома обывателей, конфисковывать лишние самовары, платье, продукты, деньги, украшения и т. п. Все это должно быть распределено.
14 января 1918 г. В час дня Совет организовал вооруженную демонстрацию. Солдаты двинулись от Сергиевской богадельни с винтовками, флагами и двумя пулеметами. По пути шла стрельба в воздух «для поддержания революционного духа и устрашения темных сил».
20 января 1918 г. Открылось уездное Собрание земств. В 7 часов вечера явился туда новоназначенный комиссар Скворцов и потребовал, чтобы собрание разошлось. Ввалившийся вместе с ним отряд вооруженных солдат начал стрелять. Возникла паника. Комиссар Скворцов был убит. Люди в панике били окна и выбрасывались наружу. Тело Скворцова отвезли в городскую больницу. По городу пошли патрули, арестовывают прохожих и отводят в комиссариат.
21 января 1918 г. Совет особым постановлением объявил, что с сего числа в городе вводится осадное положение. Любые собрания, митинги и демонстрации запрещены. Хождение по улицам после 8 вечера тоже запрещено. Весь день шли обыски по домам, искали оружие. Арестовывают всякого, кто пытается хоть как-то протестовать. Между тем упорно держится мнение, что Скворцов был убит кем-то из своих же солдат.
22 января 1918 г. Вынос тела комиссара Скворцова. Сначала предполагалось похоронить его прямо на площади, чтобы могила героя была вечным укором врагам, однако явилась крестьянка мать и потребовала отдать тело ей для погребения в родном селе. Гроб был обит красной материей. Впереди несли крышку и два громадных венка. Рядами шли солдаты с винтовками. Горожан почти не было, также не было и крестьян. На Введенской площади произведен был холостой залп из ружей. Оркестр целый час играл похоронный марш. Солдаты пели: «Вы жертвою пали в борьбе роковой»…
23 января 1918 г. Арестован бывший ученик реального училища Воробьев, мальчик 16 лет, который по поводу похорон Скворцова сказал: «Собаке – собачья смерть». Маленькие дети земского секретаря Жукова умоляли Совет отпустить из тюрьмы их арестованного отца, чтобы проститься с дочерью, у которой тяжелый тиф. К вечеру Жукова выпустили, дочь его умерла. Два преподавателя реального училища просили освободить из тюрьмы ученика 6 класса Григорьева, у которого нашли револьвер. Председатель Совета, исполняющий должность комиссара Мешков, кричал на них, называл саботажниками и обвинял в намерении организовать контрреволюционный переворот. Сам Мешков – тюремный письмоводитель, до войны отбывал наказание за воровство.
25 января 1918 г. Совет создает отряды Красной гвардии. Начальником ее назначен бывший квартальный надзиратель Лазохин Афиноген. Настроение в уезде тревожное, к весне, когда в деревне начнется голод, можно ожидать кровопролитных столкновений и буйств. Крестьяне озлоблены требованием Совета продавать хлеб своим беднякам не дороже 12 рублей за пуд, хотя его цена в городе за тот же пуд – уже 50 рублей. Также опасаются, что будут отнимать «лишнее» зерно, птицу и скот. Молочница наша сказала: «Так, пожалуй, к осени-то запросишь и снова царя!»
27 января 1918 г. Городу грозит попасть в сферу военных действий. Армии, сформированные генералами Корниловым и Алексеевым на Дону, вроде бы движутся по направлению к Рыбинску, чтобы отрезать от большевиков Поволжье и Юг. Отношение к бывшему царю безучастное. По слухам, он со всем семейством уехал в Японию, где и будет теперь пребывать. Будто бы такое условие поставил при начале мирных переговоров кайзер Вильгельм.
29 января 1918 г. Издан декрет о введении с февраля нового стиля календаря. Числа сдвинуты будут на две недели вперед. Говорят о взятии генералом Алексеевым Воронежа и об успешном продвижении белых войск на Москву. К армии его будто бы присоединяются и крестьяне. Англичане, по слухам, захватили Архангельск, японцы – Иркутск, какой-то город – румыны, что-то – даже китайцы. Вероятно, осуществляется план союзников по спасению России от большевиков.
1 февраля 1918 г. Удивительна позиция местной интеллигенции, вдохновившей тот демократический блок, который всего полгода назад страстной агитацией смел старую Думу и водворился вместо нее – так много обещали своей программой и не сделали вообще ничего.
2 февраля 1918 г. Из случайно попавшей в город «Газеты для всех» стал известен манифест Льва Троцкого, возвестивший о том, что мирные переговоры с немцами в Бресте прерваны, договор не подписан как позорный для революционной России, но что последняя тем не менее воевать с Германией, Австрией, Турцией больше не будет и что русские войска по всей линии фронта будут распущены по домам. Местная публика в глубокой растерянности. Крестьяне по этому поводу говорят: «А все лучше, чем нашему брату в окопах сидеть. Пусть его немец сюда идет, по крайней мере, будет порядок».
3 февраля 1918 г. В соседнем Кашине заключили 15 купцов в городскую тюрьму впредь до внесения каждым из них по пяти тысяч рублей.
4 февраля 1918 г. В Новочеркасске застрелился генерал Каледин. Донские казаки, собравшиеся на съезд, категорически отказались его поддержать. Вечером – заседание нашего городского Совета. Председатель Мешков, нынешний комиссар, почему-то не появлялся почти два часа, наконец привезли его откуда-то пьяного вдрызг. Из длинной речи его никто ничего не понял, кроме угроз вызвать солдат с пулеметами и всех расстрелять. Видимо, в недрах Совета продолжается та же борьба, жертвой которой стал прежний комиссар-начальник Скворцов.
7 февраля 1918 г. Крестил младенца из семьи мещан Поляковых. Кумом был солдат Дурандин, как потом оказалось, член Совета и твердокаменный большевик. Тем не менее исправно крестился и исполнял всю обрядность, горячо молился, как вполне верующий христианин. Стало быть, сохранилась еще вера в душе.
8 февраля 1918 г. Газет нет никаких. Ходят слухи о взятии немцами Двинска, Ревеля и продвижении их мотоциклетных отрядов на Псков. Сопротивления им никто не оказывает. Солдаты берут винтовки и расходятся по домам. Местный Совет обложил город денежной контрибуцией, на некоторых купцов падает по 75 тысяч рублей.
11 февраля 1918 г. Немцы вроде бы взяли Псков, станцию Дно близ Старой Руссы и, не встречая сопротивления, движутся на Бологое. По рассказам приехавших из Мурома двух мещан, в поездах по всей линии железной дороги творится ужасающий кавардак. Власти на местах совершенно нет. Вагоны забиты солдатами, бегущими с фронта, которые по любому поводу готовы стрелять. Место в вагоне можно достать только с боем, повсюду – хаос, воровство, грабежи. В городе по-прежнему идут повальные обыски, вечером распространился слух, что Смольный, взятый большевиками под штаб, окружен солдатами восставшего Семеновского полка, Троцкий застрелился, Ленин бежал к немцам, а матросы, прибывшие из Кронштадта, защищать Петроград не хотят.
14 февраля 1918 г. Немцами взята Луга. В Кашин отправлен отряд Красной гвардии с двумя пулеметами, поскольку крестьяне разогнали тамошний большевистский Совет.
19 февраля 1918 г. Газет по-прежнему никаких. Недовольство большевиками в городе и среди крестьянства растет. Обещаны мир, хлеб, свобода, и нет ничего, кроме беспорядков и открытого советского грабежа. Сообщение с Петербургом и Москвой прервано, в Тверь теперь можно пробраться только через Ярославль, на Рыбинск идут поезда с солдатами и орудиями, вроде бы туда переводится из Петрограда Главный военный штаб. На днях прибудет «командующий» прапорщик Крыленко. Ну конечно, он всех немецких генералов побьет.
21 февраля 1918 г. Вывешено постановление Совета о национализации местной торговли. Все магазины и лавки закрыты, закрыт также базар. На дверях наклеены объявления о переходе всего в народное достояние. Полная неизвестность. Купить нигде ничего нельзя. Молочница наша рассказывает, что теперь так везде. Среди съехавшихся на базар крестьян брань и растерянность…
Откуда берется прошлое? Наверное, из неправдоподобного переулка, что начинается там, где колышется Румянцевский сад, затем пересекает Большой проспект, выходит на Средний, заканчивается булочной на углу.
В Румянцевском саду ему всегда было тревожно. Быть может, из-за лиственниц, из-за пихт, которые даже при полном безветрии покачивали почему-то траурными ветвями. Здесь они одно время встречались с Нинель: жила тоже неподалеку, домой к ней по каким-то причинам было нельзя, опаздывала каждый раз не меньше чем на двадцать минут, и вот когда он бродил в тенях землистых аллей, усыпанных хвоей, пустынных и сумеречных даже в солнечный день, его, точно гриппозный озноб, прохватывала тревога – казалось, вот-вот что-то произойдет. Совершенно иррациональное чувство. Позже он прочел в воспоминаниях Бенуа, что такая же мистическая тревога всегда ощущалась в Павловске. Еще при курносом, вспыльчивом императоре, мальтийском рыцаре, подозревавшем в самом себе наличие низких кровей, солдаты, несшие там караул, вдруг ни с того ни с сего хватались за ружья и порывались куда-то бежать. Куда, зачем – объяснить потом не могли. Вроде бы кто-то отдал приказ.
А переулок был действительно неправдоподобный: узенький, разномастный, почти смыкающийся вверху кромками крыш, казалось, раскинь руки пошире – коснешься противоположных сторон. При этом – яркий, веселый, солнечное искрение по утрам пронизывало его насквозь. Опять-таки позже он видел аналогичные капризы архитектуры – в Риге, в Париже, в Болонье, куда его заносило порывами конференциальных ветров, но это, конечно, было уже не то. Там хотя бы было понятно – средневековье, но здесь-то, в Петербурге, с чего? А показал ему этот переулочек дед Кефирыч. Тоже, надо заметить, сугубо фантастический персонаж. Сколько ему тогда было лет? Уже давно на пенсии, инженер, всю жизнь строил мосты. Однажды привел мальчика на пересечение двух каналов в Коломне, кивнул на пролет, который стерегли чугунные фонари: вот это построил я. Мальчик потом, пробегая поблизости, не раз вспоминал тот эпизод. Самое удивительное: мост был спроектирован и построен в 1950?х годах, а по фактуре выглядел так, словно – девятнадцатый век. Вот как естественно Кефирыч вписал его в местный пейзаж… Кем он им был? Какой-то вроде бы родственник. Впрочем, степень родства забылась, стертая ластиком лет, что-то архаическое, загадочное, как древнерусский армяк – кто ныне знает, что это такое? – помнится только, что и мать, и отец называли его на ты, однако при этом – обязательно по имени-отчеству. Валентин Никифорович, выговорить – поломаешь язык. И потому просто – Кефирыч, по крайней мере для них, для детей. На прозвище он, кстати, не обижался. Признак интеллигентного человека: умение не обижаться даже на неудачный речевой оборот. Ведь не со зла говорят? Не со зла. По-настоящему, так отложилось в памяти, вспыхнул лишь единственный раз. Мать как-то, устав с ним спорить, а спорить по всякому поводу Кефирыч очень любил, махнула безнадежно рукой: «Тебя не переубедишь. Ты – старый троцкист…» Вот тогда Кефирыч и вскинулся: «Думай, что говоришь!..» Мальчика тут же отослали из комнаты. А почему «троцкист»? Что это за ярлык такой? Лет через пять, припомнив, он посмотрел в Большой советской энциклопедии. Льва Троцкого там, разумеется, не было, был, правда, троцкизм: «идейно-политическое мелкобуржуазное течение, враждебное марксизму-ленинизму и международному коммунистическому движению», был также троцкистско-зиновьевский антипартийный блок: «антиленинская оппозиция внутри ВКП(б) в 1926–27 гг.», присутствовал некий Ной Абрамович Троцкий (советский архитектор, построил Кировский райсовет, а также, что выяснилось несколько позже, здание на Литейном проспекте: НКВД – КГБ). Более ничего. Вот, оказывается, какие были у них внутрисемейные тайны. А вспомнил он потому, что учительница литературы в их классе, Гедда Ильинична, превращавшая в захватывающее представление чуть ли не каждый урок, однажды, отставив книгу в вытянутой руке, продекламировала из Маяковского: «Вас вызывает товарищ Сталин. / Направо третья дверь, он там. / Товарищи, не останавливаться! Чего стали? / В броневики и на почтамт! / По приказу товарища Троцкого! / – Есть! – повернулся и скрылся скоро, / и только на ленте у флотского / под лампой блеснуло – «Аврора»… В тот же день мальчик заглянул в томик поэта, стоявший у них на полке. А этих строчек там нет. Помнилось изумление: кто их вычеркнул и зачем? Ведь сам Маяковский, классик, революционный поэт?.. А еще через десять лет точно ударило: как мог троцкист дожить до нашего времени? Почему сталинская кофемолка не перемолола его в бурую пыль? Троцкистов в тридцатых годах убирали в первую очередь, пропалывали насквозь, от них даже воспоминаний практически не осталось. Тысячи, десятки тысяч людей безмолвно сошли во тьму. Почему вдруг смилостивилась судьба? Кефирыча уже не было, матери – тоже, не у кого спросить.