А потом началась блокада.
Вряд ли она выжила, эта Аля. Артур мысленно ее похоронил. О, будь она хоть капельку похитрей, или распущенней, или эгоистичнее... Он бы помог ей, он накормил бы ее. Но в том, что она с негодованием отвергла бы эту помощь, можно было не сомневаться. «Откуда у тебя столько хлеба? – строго спросила бы она. – Откуда колбаса, сахар, масло? Откуда столько золота?!» И немедленно донесла бы на него. Даже если бы и полюбила к тому времени. Ангел, ангел, для которого какие-то высшие истины – важнее жизни...
Сосед Митька притащил к себе какую-то девчонку. Выхаживал ее. Артуру было все равно – он даже не слушал Митькины рассказы о девочке, оставшейся совсем одной в блокадном городе. Он, Артур, благотворительностью не занимался.
Но каково же было его удивление, когда он на кухне, лицом к лицу, столкнулся со своей мечтой – Алей. Это была она. Живая! По-прежнему красивая, хотя очень исхудавшая, лишившаяся своих чудесных кос. Прозрачная, словно светящаяся кожа, темно-зеленые глаза, ставшие как будто еще больше... Куда его изумрудам до этих глаз!
В одно мгновение Артур вновь превратился в ее раба. Встал на колени – убей меня, если хочешь (ко всему прочему, Аля подозревала в нем диверсанта, и совершенно справедливо подозревала!). Но это его смирение сыграло ему на руку. Она не убила Артура, она ему поверила. О, как легко обмануть ангела!
Они жили вместе, бок о бок. Артур никак не показывал своих чувств, он выжидал. Эта девочка достанется только ему... Скорее бы пришли немцы, скорее бы они победили! Может быть, хоть тогда что-то сдвинется в Алькиной голове и она поймет – старый мир рухнул, надо жить в новом. Вместе с ним, с Артуром.
Но, видно, правы были родители, когда-то предупреждавшие его – нельзя отдавать свою драгоценную жизнь, сынок, в руки женщины.
Любовь чуть не погубила Артура. Аля выследила его, когда он посылал сигналы немцам. Откуда-то появился Митька, загрохотал по улице патруль, ведомый Розой...
Только чудом Артуру удалось спастись.
Он бежал, бросив все.
Прекрасно понимал, что вернуться уже невозможно, что его ищут – убийцу и диверсанта. Причем убийцу не только соседа Митьки, но и тысяч других людей! Милая Аля наверняка вспомнит о том, как были уничтожены Бадаевские склады... Глупая, невинная, доверчивая Аля.
Он потерял ее навсегда.
Артуру удалось бежать из осажденного Ленинграда. Как ему это удалось – отдельная история, почти невероятная и страшная. Попал в плен, чуть не убили. С трудом удалось доказать немцам, что он – свой. Он нужный, он очень много сделал для них...
Поверили, проверили. Решили, что пригодится.
И, в один прекрасный день Артур оказался в концентрационном лагере Освенцим [2]. О, вы только не подумайте, не в качестве узника, нет! Его отправили туда заниматься наукой, трудиться на благо Третьего рейха.
Arbeit macht frei. «Труд освобождает» – висел над входом лозунг.
Артура встретил его непосредственный начальник – довольно молодой мужчина со спокойным и доброжелательным лицом. Звали мужчину – Йозеф Менгеле.
– Артур, вы дипломированный медик, как я понимаю?
– Да, герр Менгеле, – на хорошем немецком ответил Артур.
– Очень хорошо. Будете мне помогать. Готовы?
– Я согласен, герр Менгеле.
– О, погодите соглашаться, Артур... – усмехнулся Менгеле. – Сначала посмотрите, чем мы занимаемся тут, в нашей лаборатории. Не все оказываются к этому готовы. Идемте за мной.
И Йозеф Менгеле повел Артура за собой по подземному коридору в лабораторию.
Куда он привел Артура?
В обычную больницу. Там лежали люди – русские, евреи, цыгане... Взрослые и дети. В бинтах, на костылях, с повязками на глазах, с торчащими из тел дренажными трубками. Очень много близнецов почему-то, кстати. Все чинно и благородно.
– Чем больны эти люди? Их ранили?
– Это экспериментальный отсек, Артур. Эти люди ничем не были больны. Но фюрер дал нам, ученым, великие возможности. С помощью этого человеческого материала мы теперь можем предупреждать болезни у тех, кто этого достоин, у истинных арийцев. Мы можем помогать нашей армии. Например, как долго человек может выдерживать холод? Можно ли его спасти после обморожения, и через какое время его можно спасти, а через какое – даже бесполезно что-либо предпринимать? Может ли человек без наркоза выдержать операцию по удалению желчного пузыря?
– Неужели может? – поразился Артур.
– Очень редко, но и такое случается, – снова деликатно улыбнулся Менгеле. – Почему? Интересно же... Насколько безграничны ресурсы человеческого организма?
А вот еще проблема – как увеличить население Третьего рейха, как помочь арийским женщинам рожать больше детей, и в то же время, что надо сделать для того, чтобы неарийцы – не размножались?..Согласитесь, в этом мире слишком много рас, которые не имеют право на существование.
– Ну... в общем да, герр Менгеле.
– Очень хорошо. Мы достигли больших успехов в стерилизации женщин. Убивать их – негуманно, да и накладно. Пусть живут, работают. Но они уже никогда не смогут стать матерями.
Артур внимательно слушал своего спутника, проходя по больничным коридорам.
– Со всей Европы мне присылают близнецов. Очень интересно ставить эксперименты над существами, являющимися по сути идентичными. Я накопил уникальный материал, и, надеюсь, скоро систематизирую его.
Они вошли в очередной отсек лаборатории.
– А здесь Артур, мы проводим офтальмологические исследования. Изучаем цвет глаз – возможно ли его изменить, например.
– Зачем? – невольно вырвалось у Артура, глядевшего на двух мальчиков-близнецов, бредущих, взявшись за руки, вдоль стен. У обоих были забинтованы глаза.
– Как?! Это очень важно. Представьте себе арийца, истинного арийца, преданного душой и сердцем фюреру... И у этого арийца, по какому-то глупому недоразумению, темно-карие глаза! Разумеется, истинный ариец стремится соответствовать признакам расы. Он хочет, чтобы у него были светлые глаза – синие, серые, небесно-голубые... И мы над этим работаем. Конечно, очень много брака, очень много неудачных экспериментов... – Менгеле указал на женщину с пустыми глазницами. – Но определенные успехи есть. Представьте себе: вы закапываете себе в глаза совершенно безвредные капли, а через некоторое время просыпаетесь с совершенно другим цветом радужки. Тем самым цветом, о котором давным-давно мечтали... Правда, до создания капель еще далеко, мы пока практикуем просто уколы в глаз.
– Здорово!
– Здорово? Вы, как будто и правда, увлеклись, Артур. Что ж, тем лучше. Вижу, что вы согласны работать у нас. Какое направление в наших исследованиях больше всего заинтересовало вас? Я все-таки стремлюсь к тому, чтобы у меня работали искренне увлеченные люди...
Артур задумался на мгновение. Потом произнес твердо:
– Мне по душе офтальмологические исследования. Я и предположить не мог, что можно изменить цвет глаз...
* * *
...На работе известие о том, что Саша Силантьева скоро женится, было встречено небывалым ажиотажем.
– Господи, везет же людям! – воскликнула технолог Зина Делягина. – Сашенька, я тебя поздравляю... Такого мужика отхватила!
– Замуж? За этого? За хирурга своего? – прибежали с другого конца зала швеи Марина и Полина.
– Да, – с гордостью ответила Саша. – За Виктора Викторовича Бородина.
– Сашка, тебе вдвойне повезло! – вытаращив глаза, закричала Марина.
– Почему – вдвойне? – удивилась Саша.
– Потому что замуж и потому что за пластического хирурга! – возбужденно пояснила уже Полина. – Он же тебе потом операции будет делать омолаживающие – и совершенно бесплатно!
– Саша у нас из тех, кто вечно девочкой будет выглядеть! – возразила Лиза Акулова. – Ей не нужны никакие операции.
– Да ладно! Лет через тридцать точно понадобятся!
– А где свадьба будет?
– Пока не знаю, – честно призналась Саша. – Виктор над этим думает. Он все организует, от меня ничего не требуется. И еще сказал, чтобы я ни в чем себе не отказывала... Лиза, ты, кстати, не помнишь, где мы итальянский шифон видели?
– На Шаболовке... – сказала Лиза. – Ты сама шить будешь? И правильно! Лучше тебя это все равно никто не сделает. А туфли?
– Туфли еще надо купить. Туфли и сумочку... – потерла Саша лоб. Ей было немного не по себе от всей этой суматохи вокруг нее.
– Колечко, колечко покажи! – явилась на шум мадам Буракова, мгновенно все поняла.
Саша протянула ей руку.
Хозяйка «Притти вумен» достала из кармана лупу, принялась рассматривать подарок Бородина. Затем изрекла несколько удивленно:
– Четыре карата, ничего себе! Бриллиант чистой воды. И огранка очень хорошая... Солидный тебе достанется муж, Саша.
– Никакого сравнения с предыдущими... – усмехнулась Саша. – Четыре карата – это много?
– Очень, очень прилично, – заверила Буракова. – Так, девочки, а теперь за работу... Саша, Лизавета, а вы несите эскизы... Зина, ты где? Сейчас будем обсуждать новые модели.
Но работа на фабрике в этот день шла из рук вон плохо. К концу дня выяснилось – на двух пальто швеи умудрились пришить карманы не спереди, как полагается, а сзади. Причем вверх ногами.
«Никакого сравнения с предыдущими...» – сказала Саша о Бородине.
В самом деле, два ее первых мужа были очень далеки от идеала. Взять, например, Макса. Им было лет восемнадцать-девятнадцать, когда они встретились. Студентка Текстильного института и студент то ли автодорожного, то ли строительного... Ухаживать Макс не умел. Его интересовало только одно – что и должно интересовать юношу его возраста. Романтики – ноль.
И предложение Саше наверняка он сделал только потому, что хотел круглосуточно пользоваться своими супружескими правами. Денег у Макса, разумеется, не было. Но цветы и подарки он дарил, этого у него не отнять.
Особо запомнившиеся презенты – кукла-щелкунчик для дробления ореховой скорлупы (у Саши, кстати, была аллергия на орехи), духи «Нина Риччи» подпольного производства (остро пахли стеклоочистителем, что ли, и были немедленно выброшены в мусорное ведро), гигантская репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», деревянная ваза, расписанная под хохлому (в нее, кстати, даже цветы нельзя было поставить!), электрический будильник с китайского рынка с вмонтированным радио (сломался через неделю), венецианская маска с перьями (к чему бы это?) и огромная коряга из леса, уникальная тем, что напоминала лешего (пугались все!).
И основной недостаток, уже неоднократно упоминавшийся – Макс мог напиться. До совершенно бессознательного, свинского состояния. Редко, но так метко, что вспоминалось потом годы. Один раз, под утро Нового года, стал ломать межкомнатные перегородки («Я обещал сделать ремонт, я его и сделаю!»), другой раз заснул в ванной – затопил всю квартиру, чуть сам не захлебнулся, третий – сел пьяным за руль и разбился вдребезги...
«Хотя, нет, это было уже после меня!» – спохватилась Саша.
Если Макс и любил что-то, так это свои мосты. Как он мучил Сашу долгими и, главное, совершенно неинтересными ей рассказами про какой-нибудь известный мост – например, Бруклинский, или «Золотые ворота»...
Ругались они с Максом довольно часто и по любому пустяку. Но из-за чего именно они с Сашей разругались в последний раз, она никак не могла вспомнить. Впрочем, какая разница!
Второй муж, Тимоша Свинин, был тишайшим человеком – тут к нему никак не придерешься. Не пил вообще, ругаться не любил, а свои носки самоотверженно стирал сам. Рассказами о работе Сашу не мучил (Тимоша – бухгалтер). Бесполезных подарков не дарил, а только «со смыслом» – утюг, сковородка с антипригарным покрытием, набор кухонных ножей... Дарил ли цветы? Обязательно – строго на Восьмое марта и Сашин день рождения.
Она, Саша, не сразу раскусила второго мужа... Лишь когда окончательно поняла, что Тимоша Свинин – зануда и скупердяй, бросила и его.
Понятно, почему Виктор Викторович Бородин на их фоне казался самым настоящим принцем. Нет, не принцем, а королем (в силу возраста и солидности)!
Саша с энтузиазмом окунулась в предсвадебную суету. Целый месяц наслаждаться своим положением невесты...
Шифон, атлас, бархат, страусиные перья, стразы, кружева... Хоть Виктор Викторович деликатно намекнул Саше, что не в особом восторге от этих дамских штучек, но уж свадебное платье надо было сделать по всем правилам!
Начались долгие и страстные споры с Лизой Акуловой на предмет фасона. Шить или не шить нижнюю юбку? А корсет, его чем отделывать? Длина платья. Глубина декольте. Фата!!! Фата или шляпка с легким газом?!. А перчатки?..
Почти три недели, несмотря на дикую июльскую жару, Саша носилась по Москве в поисках нужных тканей, рисовала эскизы и чертила сложные выкройки, строчила на швейной машинке.
Встречи их с Бородиным были нечасты – он много работал, пытался закончить все дела до свадебного путешествия (на далекий и прекрасный остров, как и обещал). Но каждый раз Виктор Викторович дарил Саше подарки и бесчисленное количество комплиментов...
Она им верила, этим комплиментам.
Потому что жених во время встреч не сводил с нее глаз. Смотрел и не мог насмотреться. Иногда Саша просыпалась среди ночи и видела взгляд Бородина – пристальный, удивленный, восхищенный.
– Почему ты не спишь? – сквозь сон бормотала она.
– Я тобой любуюсь. Никак не могу поверить своему счастью! – искренне отвечал тот.
– Виктор, ну что ты... Скоро я тебе надоем. Буду старой, нудной женой, в бигудях и огуречной маске на лице...
– Ты никогда мне не надоешь. Даже в бигудях и маске... Потому что это ты.
Платье было почти сшито. Туфли и все прочее – тоже готовы. Оставалось только с перчатками разобраться... До свадьбы оставалась неделя.
И тут (был поздний вечер) Саша вспомнила – она еще не упаковала старые книги. Надо же было их упаковать особо красиво – свадебный подарок жениху, как-никак!
В Сашиной голове возникло два варианта. Первый – взять ту плетеную корзину, что бесполезным грузом много лет хранилась в шифоньере, украсить ее неприлично-гламурным образом – яркой бумагой, бантиками, кружевом – и положить в нее книги.
Второй вариант – поместить книги в большую старую шкатулку (семейная реликвия, чуть ли не дореволюционных времен, бог весть как пронесенная сквозь годы и десятилетия), которая сама по себе являлась антиквариатом. У этого варианта есть несомненный плюс – если книги не окажутся столь редкими, то хоть шкатулка немного окупит все.
Да, пожалуй, шкатулка лучше всего! Но влезут ли в нее книги?
Саша в первый раз со времен поездки на дачу достала книги. Из пыльного мешка, лежавшего рядом, внезапно полетели фотографии. «Ах, да, я же еще фотографии привезла!» Саша прекрасно помнила, как тяжело было ей смотреть на них...
И в этот раз ей надо было сгрести их в кучу и поскорее спрятать. Но не смогла. Любопытство опять пересилило – ведь не все фото она тогда успела рассмотреть.
Села на пол и принялась перебирать пожелтевшие, в основном – черно-белые листы. В еесемейном альбоме все было отредактировано, лишнее – навсегда изъято бабой Зоей. Сохранено только то, что причинить боль уже не сможет.
Эту же часть семейного прошлого Саша не знала. Мама и отец. Опять мама и отец. Отец и какие-то люди... Отец в школьные годы – смешно, если бы не было так грустно. Мама и ее подруги, из знакомых – только Света Попова. Бабушка и бабушка Зоя. Бабушка и какие-то люди. Дедушка рядом с бабушкой. Отец с маленькой Сашкой на руках, рядом – бабушка. Счастливые, спокойные лица. Даже какие-то благостные – словно лики икон. Мама и какие-то люди...
Сашина рука, державшая последнее фото, вдруг задрожала.
«Что это?!» – в ужасе подумала она.
Парк Горького. У входа. На фоне огромных колонн – группа людей – человек десять, не меньше. Девушки в мини, юноши с дикими прическами под битлов. Семидесятые, конечно же... Мама – в центре, в белой блузе и клетчатой юбчонке в складку, темные волосы волной рассыпались по плечам, на шее – черная бархатная лента. Милая, милая, хорошая мамочка... А рядом с ней – юноша. Стоит, засунув руки в карманы, смотрит чуть в сторону.