— Я… я просто… Бог мой! — прошептала Зоя.
— Что касается меня, то я собираюсь спать, — объявила Клара, зевая во весь рот.
После того как Клара задула фонарь, Джульетта лежала в темноте и смотрела на Зою, все еще сидевшую на постели, подтянув колени к подбородку и вперив взгляд в угасающие в печке угли. Может быть, она была не права, толкая Зою в объятия Тома?
— Слушайтесь Джульетту, — прошептала Клара со своей кровати.
Господи помилуй! Джульетта приподнялась на постели и села, глядя на них. Они готовы были послушаться ее совета. Чудеса продолжаются!
Глава 15
Чтобы пройти по земле значительный отрезок пути, отделявший озеро Кратер от озера Длинного, индейцы-чилкуты, носильщики, нанятые Томом, сняли одеяла-паруса с саней и, обвязав себя ременными петлями поперек груди или, если так им было удобнее, поперек лба, потянули сани по снегу. Однажды, поддавшись внезапному импульсу, Зоя попыталась проделать то же самое и была удивлена, что сумела протащить сани некоторое расстояние. Правда, это было всего несколько футов, но тем не менее ей это удалось.
— Я могу их тянуть, — сказала Зоя, передавая ремни от саней Тому, — но всего несколько футов, и рада, что мне не надо делать это все время.
Чем дольше длилось их путешествие, тем меньше она гневалась на Джульетту и ее благотворительность и тем большую благодарность испытывала к ней, хотя не могла заставить себя выразить ее вслух.
На крутых склонах, окружавших озеро Длинное, снег был глубоким, а земля неровной. Вчера Клара, отправившись в лес на поиски топлива, в основном валежника, провалилась в снег по плечи. Медведь вытащил ее, но это происшествие вызвало переполох и напомнило всем, что не стоит отходить далеко от проторенной дорожки. Что, однако, сделали Зоя и Том, не сознавая того, насколько далеко они ушли от остальных и от тропы.
— Который час?
Ноябрьские дни коротки, и им приходилось дожидаться рассвета, чтобы возобновить свой путь и проделать положенный на день отрезок. Им приходилось останавливаться и разбивать лагерь около четырех часов дня. С одной стороны, было большим облегчением сократить долгие и утомительные переходы, но, с другой, продвигались они чрезвычайно медленно, и это было досадно. При такой скорости движения они должны были добраться до Доусона не раньше весны.
— Остался примерно час до ужина. А что? Тебе скучно?
Зоя улыбнулась. Том Прайс был самым занятным человеком из всех, кого она знала. Он рассказывал ей удивительные истории о медведях гризли и других диких животных, об эксцентричности искателей золота и о шумной жизни растущих как грибы молодых городов. Он знал названия горных пиков и озер и что и как надо делать в любых обстоятельствах. У него было свое мнение по любому вопросу, и он старался заставить и ее высказать свое.
— Не в этом дело. Я начинаю беспокоиться. Темно, и снег нападал в наши следы. Не пора ли нам возвращаться в лагерь?
— Я как раз собирался заговорить об этом. — Прислонясь к горой наваленному на сани грузу и скрестив руки на груди, он с улыбкой смотрел на нее — неяркий свет фонаря смягчал его черты. — Ты хорошенькая, прекрасно готовишь, и я прошу прощения.
— Что? — Достаточно было одного взгляда на него, как мысли принимали опасный оборот.
— Мой отец говаривал, что для того, чтобы ладить с женщинами, надо им каждый день говорить, что они хорошенькие, прекрасные кулинарки… и что вы о чем-нибудь жалеете, даже если и не знаете за собой никакой вины.
Зоя рассмеялась и прислонилась спиной к пахучему стволу заснеженной сосны. Последние несколько дней позволили ей увидеть Тома в новом свете, и она пришла к заключению, что Джульетта правильно оценивала его. Она наконец признала в нем все достоинства, которыми восхищалась в мужчинах, в отце и братьях. Он был сильным, честным, верным слову, упорным и по всем признакам лидер. В Томе было все, чего она могла бы пожелать в избраннике, кроме одного — он был из Ньюкасла. Впрочем, теперь это не имело значения. И вероятно, никогда не имело.
Удивительное наблюдение, высказанное Джульеттой, о том, что Зоя похожа на тех людей, что раскатывали в каретах в день праздника в честь владельцев шахт, смутило и потрясло ее. И она не могла не признать его бесспорной правоты. Зоя привыкла смотреть на мир глазами людей, разъезжавших в каретах, она стыдилась своей семьи, друзей и самой себя. И этот стыд вызвал в ней отчаянное стремление отряхнуть со своих ног прах родного городка и забыть о его жителях, будто все это приснилось ей в дурном сне. Хуже того, она боялась в свое время, что слуги Жан-Жака будут смеяться над ней и третировать ее семью как недостойный сброд.
То, что она стыдилась своей семьи, жгло ее как огонь. Внутри у нее что-то сжималось, будто от судороги. Как она могла быть такой мелкой и ничтожной? Даже босоногой девчонкой со спутанными волосами, в штопаной-перештопаной одежде она никогда не позволяла себе унижать или чернить никого, чьи жизненные обстоятельства были хуже ее собственных. Она не должна была стесняться того, что хорошие и добрые люди вели тяжкую жизнь. Но взрослой она повела себя именно так.
Да, она отряхнула со своих ног прах Ньюкасла! Зоя держала голову высоко и внушала себе, что она лучше, чем те люди, которых любила с детства. Она оставила родной город, как только ей представилась такая возможность. Зоя посещала вечерние классы, чтобы усовершенствовать свое образование, чтобы научиться хорошо и правильно говорить. И она могла поздравить себя с тем, что в конце концов поднялась над своей средой, которой она стыдилась и которая ее тяготила.
— …знаю причину и искренне сожалею.
Она тряхнула головой и принялась изучать лицо Тома в свете фонаря, тени от которого делали его лицо более угловатым и выразительным. Невольно она посмотрела на его рот.
— Прошу прощения. Размечталась.
— Я сказал, что мы, кажется, заблудились.
— Что? — Внезапно Зоя выпрямилась и отпрянула от сосны, о ствол которой опиралась.
— Ну, по правде говоря, это не совсем так. Я имею точное представление о том, где мы находимся, но было бы глупо и опасно искать нашу тропу в темноте, когда снег замел следы.
Снег шел все гуще и плотнее, пока Зоя пыталась собраться с мыслями, и теперь их следы были заметены полностью.
Снег засыпал поля шляпы Тома и поклажу на санях.
В груди у нее что-то сжалось, и она вдруг почувствовала, как холод обжигает ее щеки и что у нее мерзнут ноги. Но она старалась сохранить спокойствие и говорить ровным голосом, не желая выдать своего волнения, раз Том оставался таким невозмутимым.
— Что нам делать?
Старатели-одиночки любили рассказывать мрачные истории о людях, затерявшихся в снегах во время снежных бурь, трупы которых находили только весной, когда сходил снег. Не менее ужасны были рассказы об обмороженных и позже ампутированных конечностях. Она знала, что такое может случиться, потому что три дня назад видела человека, нос которого был обморожен и его пришлось ампутировать. Его вид ужаснул ее.
Том сделал шаг вперед и обнял ее за плечи. Выражение его лица успокоило ее.
— Не стану утверждать, что наше положение безопасно, но скажу тебе, что мы выживем и не пострадаем. Нам придется провести здесь всего одну ночь.
Одну ночь на морозе! На открытом воздухе. Зоя вцепилась в отвороты его куртки. Сердце ее билось так сильно, что она никак не могла обрести дар речи.
— Мы замерзнем. Они никогда нас не найдут.
Том погладил ее по спине, и его прикосновение было полно нежности и ласки.
— С нами все будет в порядке, дорогая, не волнуйся.
Его уверенность и успокаивала, и раздражала ее. Потом она сумела взять себя в руки и попыталась напомнить себе, что это не первый случай, когда Том путешествовал по этим безлюдным и диким местам. Он должен был знать, что делать. Когда она подняла голову, их губы почти встретились, и его дыхание защекотало ее, потом она сделала шаг назад и похлопала одной варежкой о другую, стряхивая снег.
— Ладно, — сказала она, сознавая, что он смотрит на нее, как если бы помнил их поцелуй, который обжег ее. Она надеялась, что ее голос звучит спокойнее, чем казалось ей самой. — Но что мы будем делать? И чем я могу тебе помочь?
Эта ночь обещала быть холодной и несчастливой, худшей в ее жизни, но ведь она проведет ее с Томом, а она доверяла ему и думала, что он найдет выход.
— Давай подумаем, что нам следует предпринять, — сказал он, развязывая веревки, которыми крепились к саням тюки и ящики. — Это одни из принадлежащих мне саней. Если нам повезет… О! Отлично! — В его руке оказался топор, потом он нашел тесак и передал его Зое. — Я сооружу опору, пока ты нарежешь сосновых веток. Не уходи далеко.
Сначала Том нашел относительно сухое и защищенное от ветра место между двумя большими соснами, потом начал рубить деревья поменьше. Работая при свете фонаря, он построил некое странное сооружение и прикрыл это подобие шалаша сосновыми ветками. К тому времени, когда Зоя собрала достаточно сосновых веток, чтобы устлать ими пол импровизированного шалаша, Том разгреб снег, вырыл в мерзлой земле яму и соорудил в ней костер.
— Погрейся, пока я поставлю печку.
— У нас есть печка? — Какое счастье, что у них оказались сани!
— И еда. Как только печка разогреется, я поджарю несколько бифштексов из мяса карибу.
Том передал Зое охапку одеял и попросил ее расстелить их поверх сосновых веток, пока устанавливал походную печку у самого входа в шалаш.
— Остальные будут о нас беспокоиться, — сказала Зоя, стараясь повесить одно из одеял так, чтобы закрыть им вход в шалаш. — Они будут нас искать?
— До утра — нет. — Том копался среди вещей в поисках сковородки и тарелок и, найдя их, улыбнулся и с торжеством замахал ими. — Ты все еще беспокоишься насчет нашей ночевки в лесу?
Она смущенно улыбнулась:
— Немного волнуюсь. Но похоже, у нас есть все, что требуется для домашнего очага.
Слово «очаг» напомнило ей о доме, вернув ее к прежним мыслям и угрызениям.
— Ты помнишь наш разговор, когда мы устроили пикник возле ледника? — спросила она тихо, усаживаясь на бревно, которое он подтащил поближе к огню.
— Я помню каждое слово и каждую минуту того дня.
Том посмотрел на нее своими зелеными загадочными глазами — они пропутешествовали по всему ее лицу, задержавшись на губах, потом спустились ниже, к шее, потом Том снова посмотрел на ее рот. На несколько бесконечно долгих мгновений их взгляды встретились. Зоя забыла, о чем хотела ему сказать.
— Я заблуждалась относительно многих вещей, — начала она.
Том ждал, пока раскалится сковорода, чтобы положить на нее куски оленьего мяса, а она рассказывала ему о том, как относилась к жителям Ньюкасла и своей семье, не щадя и себя самое.
— Мне очень жаль, что ты так остро все это воспринимаешь, — сказал он наконец, бросая куски оленины на сковородку.
— Но теперь все изменилось. Больше я так не отношусь к ним. — Зоя рассказала Тому, как Джульетта раскрыла ей глаза на недостойность ее чувств и поведения.
— Я просто раздавлена, что сама не понимала и не замечала этого. — Она заморгала, стараясь стряхнуть злые слезы. — Я говорила и делала много злых и жестоких вещей в течение многих лет. Я смотрела, какие огромные порции поедают мой отец и братья за ужином, и думала: «Утонченные люди так не едят». Отец поддразнивал меня насчет того, что я важничаю и задираю нос, но все они, должно быть, знали, что я стыжусь их. — Ей было трудно произнести эти слова. — Все мы жили в этом крошечном домишке и носили штопаные-перештопаные рубашки и нижние юбки. И невозможно было избавиться от чертовой угольной пыли. — Зоя смущенно склонила голову. — Я судила людей по тому, въелась ли угольная пыль в их руки и есть ли у них черная каемка под ногтями. И если это было так, то я не хотела иметь с ними ничего общего. Но если их ногти были чистыми, то это означало только одно: люди с чистыми руками — лжецы, воры и соблазнители, а я думала, что они принадлежат к благородному сословию, что они чище и лучше людей из Ньюкасла, — с горечью закончила Зоя свою речь.
— Не надо проявлять к себе такую непримиримую жестокость, дорогая, — ответил Том, все еще сидевший на корточках и смотревший на нее сквозь падающий снег. — Я предполагаю, что почти все в Ньюкасле думали так же, как ты. И возможно, им потребовалось столько же времени, сколько и тебе, чтобы оценить все должным образом, — добавил он с улыбкой. — Но все ненавидят этот праздник владельцев шахт. Надо просто не обращать внимания на этих надутых хлыщей и радоваться празднику — даровому пиву и музыке и леденцам, которые бросают детям. Богатые люди живут в иной вселенной, в ином мире. Мы их не понимаем, а они, я уверен, не понимают нас. Они не могут осознать, что нам не нужна их благотворительность.
— Я хотела стать одной из них, — сказала она тихо.
— Кому не хочется проехать в затейливо украшенной карете, пощеголять в красивой одежде? Кому не хочется, чтобы тебе прислуживали за столом и делали за тебя всю черную работу? — Том пожал плечами, и снег посыпался с них. — В мечтах о лучшей жизни нет ничего дурного, пока мы понимаем, что хорошо, а что плохо, пока не теряем представление о том хорошем, что у нас есть.
— Я так страстно стремилась быть среди них, что совершила одну ужасную глупость.
Теперь наступил подходящий момент рассказать ему о Жан-Жаке. Это признание уже висело у нее на кончике языка, но она так и не решилась. Гордость сковала ей уста и остановила ее, и она не посмела рассказать ему, что вышла замуж за человека потому, что у него не было черной каймы под ногтями, и потому, что он был не из Ньюкасла. Она опасалась, что Том не простит ее, если она расскажет ему, как слепа была. Она смотрела, как ловко он управлялся с едой, как умело переворачивал мясо. Мясо оленя карибу нежное, и лучше всего его готовить на сильном огне и есть, когда внутри оно еще красное и не прожаренное до конца. Том разложил бифштексы по тарелкам и полил мясо выделившимся из него соком.
— Мне кажется, я понимаю, что ты хотела сказать, — начал он, передав ей вилку и нож, — и почему ты рассказываешь мне об этом сейчас.
— Понимаешь?
— Ты хочешь дать мне понять, что изменила свое отношение к моему ухаживанию и принимаешь его.
Она уставилась на него широко распахнутыми глазами.
— А ты настойчивый человек!
— Но я ведь прав. Верно? Ньюкасл больше не разделяет нас?
Внезапная печаль изгнала смех из ее глаз. Об ухаживании не могло быть и речи. У нее был муж и не было будущего. И то и другое означало, что она не могла позволить себе строить планы. Но Джульетта и Клара были правы. Конечно, она могла позволить себе маленькую толику счастья в своей недолгой, как она полагала, жизни.
Отодвинув тарелку с ужином, Зоя смотрела на свои сжатые на коленях руки.
— Ухаживание обычно приводит к браку, но ты должен понять, что я не могу выйти за тебя замуж, Том.
Ее заявление не обескуражило его. Он продолжал безмятежно улыбаться.
— Давай не будем спешить. Не стоит ставить телегу впереди лошади. Я ведь пока не предлагаю тебе брака. Я только прошу разрешить мне ухаживать за тобой. Ухаживание означает, что обе стороны должны получше узнать друг друга и решить, хотят ли они продолжить свои отношения и обручиться.
— Но мы уже знаем друг друга.
Он встретил взгляд ее прищуренных глаз.
— Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенной, что ты не станешь начинать бессмысленного дела, не имеющего перспективы.
Его глаза сузились от смеха, а рот растянулся в неудержимой улыбке.
— А может быть, я не хочу тебя торопить, чтобы не испугать своим натиском?
— Но у меня есть причины… — Зоя прикусила губу. — Есть вещи, о которых я не могу рассказать тебе…
— Знаю. И надеюсь, что ты мне обо всем расскажешь, когда придет время.
После того как она найдет и застрелит Жан-Жака, Тому станет известна вся ее история. Но пока еще она не хотела, чтобы между ними стоял Жан-Жак. Пока еще не хотела. Только не сегодня.