Если А равно В, а В равно С, то значит, А равно С... Если он как президент сможет контролировать Йана Гамильтона и Арона Грина, заставит их подчиниться своим требованиям, значит, oil сможет контролировать Пентагон. А суть контроля сведется к тому, что он сумеет расчленить «Дженис», разбить этот монолит...
Он ничего не скрывал. Он заявил прямо, что такова его цель.
Но если верить Боннеру, – а почему бы и нет, не он же задумал весь этот сценарий? – это Лестер Купер и его коллеги бросили все силы Пентагона в поддержку его возможной кандидатуры.
И если их намерения сформированы в мозговом центре «Дженис индастриз», то этой мощной поддержкой кто-то руководит. Кто? Йан Гамильтон и Арон Грин.
А равно В...
Но почему, зачем? Для чего бригадному генералу Лестеру Куперу с его легионом наблюдать, как хоронят их собственную мощь? Или их вынудили? Опять-таки, зачем?
А равно С...
Одно дело для Гамильтона и Грина исчезнуть – у них просто нет иного выхода, – и совершенно другое – потребовать от Пентагона поддержать кандидата, который, скорее всего, их же и уничтожит.
Странно, что они выбрали второе.
Если только этот приказ о поддержке не был отдан до конфронтации с ними. Отдан и приведен в действие до того, как угрозы Тривейна положили конец изысканному танцу в «Уолдорф-Тауэрз».
В таком случае Эндрю вовсе не то, что сам о себе думает. Вовсе не та мощная альтернатива, которая могла бы привлечь на свою сторону разумных политиков, заглянувших в магический кристалл и решивших, что Тривейн им подходит.
Значит, он кандидат от «Дженис индастриз», выбранный лично Гамильтоном и Грином? И вся их болтовня о горьком разочаровании – просто блеф.
О Господи, какая ирония судьбы! Какая ловкость!
И вывод ясен – он не самая пугающая часть этой шарады.
Значение имеет совсем не то, какая букашка займет пост президента. Важно другое – кто бы его ни занял, он не должен поднять волну, сквозь которую не пройдет непотопляемый корабль «Дженис».
Это он обеспечит. Для этого его и выберут.
Четыре часа назад он представил чрезвычайный доклад. И то, что жизненно важные, обличающие свидетельства пока скрываются, делает его еще более значимым.
О Господи! Что он наделал!
Впереди замаячили очертания «Потомак-Тауэрз». Он пошел быстрее, затем еще быстрее. Оглянулся в поисках такси, но улица была пустынна. Сейчас Тривейну хотелось как можно скорее оказаться в своем кабинете. Ему хотелось узнать правду. Он должен был ее узнать!
И к этому был только один путь. Бригадный генерал Лестер Купер.
* * *
Сэм Викарсон беспокойно мерил шагами коридор перед кабинетом Тривейна, когда тот вышел из лифта.
– Ну наконец-то, Господи! Как я рад вас видеть! Я звонил в Арлингтон и оставил еще дюжину записок в разных местах.
– Что-то произошло?
– Лучше войдем, чтобы вы слушали меня сидя.
– О Боже! Филис?
– Нет, сэр, простите меня... Извините, если вы... Нет, это не миссис Тривейн.
– Тогда войдем.
Закрыв дверь, Викарсон подождал, пока Тривейн разденется, потом начал рассказывать. Говорил он медленно, как бы стараясь подобрать и вспомнить все слова и формулировки и точно повторить их.
– Сорок пять минут назад позвонили из Белого дома – глава президентской команды. Утром случилось нечто серьезное – в прессу сообщения пока не поступало, по крайней мере, полчаса назад его еще не было... Но президент решил, что вам следует знать. Он сообщил, что пока еще исполняет обязанности президента и к нему поступили все копии доклада подкомитета.
– Что-о?
– Он перехватил их во всех четырех пунктах назначения – в Комиссии по делам обороны, у генерального прокурора, в кабинетах председателей в сенате и палате представителей, а также в Комиссии по военным ассигнованиям. Со всеми переговорил лично, и они согласились с его аргументами.
– Так что же произошло?
– Роберт Уэбстер, помните, из Белого дома?
– Конечно, помню.
– Сегодня утром его убили. Застрелен в своем номере в гостинице «Акрон»... Горничная как раз шла убирать номер и видела двоих мужчин, выбежавших из комнаты прямо перед ее носом. В общем, там быстро пришли в себя и позвонили в Белый дом. Ведь Уэбстер был свой человек, он столько сделал для города! Белый дом сразу взялся за дело. Попросили газеты и агентства пока ничего не сообщать...
– Почему?
– Из-за описания преступников. Оно совпадает с внешностью тех двоих, за которыми ведется наблюдение. Спецслужба держала под наблюдением и Уэбстера и заметила, что те двое тоже следят за ним.
– Не понимаю вас, Сэм.
– Это были парни из банды де Спаданте... Как я уже сказал, служба безопасности взялась тотчас за работу. Вы знаете, что любой разговор по каждому из телефонов Белого дома, включая кухню, автоматически переписывается на магнитофон. Потом разговор проверяется и либо сбрасывается, либо поступает на хранение, и так каждые полгода.
– Меня это не удивляет.
– А Уэбстера бы удивило. В «1600» мне сказали, что далеко не все об этом знают, но нам они вынуждены были признаться.
– К чему вы ведете? Почему конфисковали доклад? – Бобби Уэбстер по уши замазан с этим де Спаданте. Он оказался платным информатором. Это он убрал тогда охрану в Дариене. В одном из разговоров с Уэбстером вы просили у него информацию о де Спаданте.
– Да, когда мы были в Сан-Франциско. Кстати, Уэбстер так ничего мне и не дал.
– И тем не менее президент считает, что его убили, заподозрив в сотрудничестве с вами. Решили, что сдрейфил и выдал вам факты, из-за которых убили де Спаданте... Предполагают, что парни загнали Уэбстера в угол, требуя, чтобы он рассказал им, какие факты изложены в вашем докладе, а когда он отказался – или просто не смог ничего сказать, – пристрелили его.
– И если в докладе действительно есть данные о де Спаданте, то теперь его сообщники примутся за меня?
– Да, сэр. Президент боится, что если какие-то факты из вашего доклада просочатся в прессу, то следующей жертвой можете стать вы. Мы не хотим вас тревожить, но за вами тоже установлено наблюдение спецслужбы. Или вот-вот будет установлено.
Тривейн вспомнил бежевый седан, висевший на хвосте у его такси и создавший пробку после того, как он отпустил машину и пошел пешком. Он с сомнением взглянул на Викарсона.
– И как долго будет продолжаться эта трогательная забота о моей безопасности?
– Очевидно, пока не поймают убийц Уэбстера. Сообщников де Спаданте.
Опустившись в кресло у стола, Тривейн потянулся за сигаретой. Ему казалось, что заносит, затягивает в глубокую подводную пещеру его катамаран, а он из последних сил пытается удержать руль...
Неужели это возможно? Неужели такое может случиться именно сейчас, когда солнце наконец-то осветило темные закоулки его мыслей, и он поверил, что прав?
– Дерьмо все это, как сказал бы Боннер, – задумчиво проговорил Тривейн. – Дерьмо...
– Но почему? Беспокойство о вашей безопасности вполне естественно...
– Надеюсь, вы правы, Сэм. Молюсь, чтобы вы были правы. Потому что, если это не так, если вы не правы, значит, один умирающий все еще пытается отстоять свое место в истории...
Викарсон понял. Судя по выражению его лица, он осознал всю глубину слов Тривейна.
– Вы думаете, что президент... связан с «Дженис индастриз»?
– Соедините-ка меня лучше с генералом Купером.
Глава 49
Бригадный генерал Лестер Купер сидел напротив Тривейна с усталым видом человека, исчерпавшего последние силы.
– Все, что я сделал, господин председатель, входит в сферу моих обязанностей.
– Нет никакой необходимости для столь формального обращения, генерал. Меня зовут Энди, или Эндрю. Можете называть меня и Тривейн, если настаиваете. Я очень вас уважаю и сочту за честь, если бы будете со мной менее формальным.
– Весьма любезно с вашей стороны, но я предпочитаю тон официальный. Вы во всеуслышание обвинили меня в служебном преступлении, соучастии в заговоре, пренебрежении присягой...
– Ничего подобного, генерал! Я не употреблял таких слов, я не мог их употребить. Вы действовали в невероятно сложных условиях. Вы имеете дело с недружественной вам средой избирателей, где жалеют о каждом долларе, перечисленном в ваш бюджет. Вы в ответе за целую армию. И вам приходится примирять, улаживать отношения между двумя этими полюсами. Я знаю, как это сложно! Поддержка... Да я просто спрашиваю вас, пошли бы вы на тот компромисс, на который решился я? Ни служебного преступления, ни заговора тут нет, а есть этот проклятый здравый смысл! Вот если бы вы отказались, тогда можно было бы говорить о пренебрежении присягой.
«По-моему, срабатывает», – подумал Тривейн, и тут же почувствовал слабый привкус дурного предчувствия. Хотя похоже было, что генерал загорается: во взгляде его появилось и доверие и уважение.
– Да. В самом деле некуда примкнуть, понимаете? Но из всех людей только вы...
– Почему я?
– Ну, если вы действительно таковы, как о вас говорят...
– А что говорят?
– Что вы понимаете... Это правда, иначе вы не достигли бы вашего положения. Я хочу сказать, что вы получите полное одобрение и поддержку с нашей стороны. Это нелегко, сами знаете...
– Поддержку чему?
– Пожалуйста, мистер Тривейн... Вы что, испытываете меня? Зачем вам это нужно?
– Видимо, нужно... А может, вы не так уж и добры?
– Не надо. Вы не должны так говорить. Я сделал все...
– Для кого? Для меня?
– Я сделал все, о чем меня просили. Тыл и снабжение пришли в негодность.
– Где?
– Везде! На каждой базе, в каждом порту. На каждой взлетной площадке. Мы покрыли все точки на земле... Только имя... Только имя может...
– Что же это за имя?
– Ваше... Ваше, Господи! Чего вы от меня хотите?
– Кто отдал приказ?
– Что вы имеете в виду?
– Кто приказал вам назвать мое имя? – Тривейн ударил ладонью по столу. Удар получился сильным и неожиданным.
– Я... Я...
– Я спрашиваю, кто?
– Это был человек... человек из...
– Кто?!
– Грин.
– Кто этот Грин?
– Но вы же знаете «Дженис»... Человек из «Дженис индастриз». – Генерал Купер, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла.
Но Тривейн еще не закончил расследования. Склонившись над столом, он впился глазами в Купера.
– Когда это было? Это было запланировано? Когда?
– Неделю, дней десять назад. Да кто вы такой...
– Ваш лучший друг! Человек, который сделает для вас все, что только пожелаете! Вы не хотите в это поверить?
– Не знаю, чему и верить. Все вы тянете из меня соки.
– Ничего подобного, генерал. Я только спросил, было ли это запланировано?
– О Господи!
– А что еще предусмотрено, генерал? Вы еще с кем-нибудь связаны?
– Прекратите, Тривейн! Прекратите!
– Сначала ответьте!
– Откуда мне знать? Спросите их...
– Кого?
– Не знаю.
– Грина?
– Да, спросите Грина.
– Или Гамильтона?
– Да, конечно.
– Что же они могут?
– Все, вы прекрасно знаете!
– Ну, что? Скажите! Вы, ублюдок!
– Вы не смеете говорить со мной в таком тоне! Не имеете права!
– Говорите!
– Что же, получайте! Профсоюзы. Система управления... Психологические службы по всей стране. Все они у нас в компьютерах. Мы будем действовать сообща.
– Боже мой... А президент знает?
– Не от нас, конечно.
– И никто ничего не отменял за последние пять дней?
– Конечно, нет.
Тривейн медленно опустился в кресло.
– Вы уверены?
– Уверен.
Закрыв лицо руками, Тривейн медленно выдохнул, стараясь прийти в себя. Ему казалось, что он только что вынырнул из какого-то дикого водоворота у подводной пещеры и теперь снова погружается в этот бурлящий водоворот. Почему, почему он вечно попадает в шторм?
– Благодарю вас, генерал, – мягко сказал он. – Думаю, на сегодня достаточно.
– Простите?..
– Хочу еще раз повторить, что глубоко уважаю вас. Если бы не Боннер, я бы этого не понял... Вы слышали о майоре Боннере, генерал? Помнится, мы о нем говорили... А теперь позвольте мне дать вам совет: уходите. Убирайтесь, Купер, и как можно быстрее...
Налитые кровью глаза бригадного генерала Лестера Купера впились в этого «шпака», сидевшего перед ним, закрыв лицо руками.
– Не понимаю...
– Мне стало известно, что в скором времени вы собираетесь подать в отставку. Могу я попросить вас написать рапорт об отставке завтра утром?
Купер хотел что-то сказать, но голос подвел его. Тривейн отнял от лица руки и посмотрел прямо в усталые глаза генерала. Вояка сделал последний, предписанный военными инструкциями вдох, чтобы прийти в себя, но это не помогло.
– Вы не... вы... Я свободен?
– Да. Видит Бог, вы это заслужили.
– Надеюсь. Благодарю вас, господин председатель.
* * *
Сэм Викарсон наблюдал, как генерал выходит из кабинета Тривейна. Было уже половина седьмого. Эндрю назначил встречу с Купером на пять часов. Кроме них троих в помещении, занимаемом подкомитетом, никого не было, и Сэм должен был выпроваживать поздних визитеров или сотрудников, если они вдруг возникнут.
Купер бросил на Викарсона невидящий взгляд и задержался на секунду, не спуская глаз с молодого юриста. Сэма поразили эти глаза, лишенные всякого выражения и в то же время недружелюбные. Затем произошло нечто странное – по крайней мере, для Сэма. Генерал вытянулся в струнку, поднял вверх правую руку и приложил ее к виску, как бы салютуя своему визави. Он продолжал стоять так до тех пор, пока Сэм медленно, словно принимая салют, не кивнул головой. Тогда Купер развернулся и стремительно вышел на улицу.
Сэм поспешил к Тривейну. Председатель подкомитета Комиссии по ассигнованиям на оборону выглядел не менее уставшим, чем украшенный знаками воинского отличия реликт, только что покинувший его кабинет. Он сидел с закрытыми глазами, положив подбородок на ладонь правой руки, лежащей на ручке кресла.
– Похоже, встреча была впечатляющей, – тихо сказал Викарсон. – Я уж подумал, не позвонить ли в «Скорую»? Видели бы вы Купера! Он выглядел так, словно только что выдержал танковую атаку.
Не открывая глаз, Тривейн произнес:
– Успокаиваться рано. И радоваться тоже нечему... Думаю, мы многим обязаны Куперу и ему подобным. Мы просили их сделать невозможное, не дав им времени на подготовку! Да что там подготовку, даже не предупредив их заранее. Не научив, как справляться с политическими мессиями, с которыми они вынуждены иметь дело. А когда они постарались справиться, их просто высмеяли. – Тривейн открыл наконец глаза и посмотрел на Сэма. – Вам это не кажется несправедливым?
– Боюсь, что нет, сэр, – стараясь почтительным обращением смягчить ответ, сказал Сэм. – Люди, подобные Куперу, люди его полета, легко находят возможность поплакаться и выразить свое неудовольствие по радио и на телевидении. По крайней мере, могут попробовать что-нибудь в этом роде, прежде чем бежать под крылышко «Дженис»...
– Сэм, Сэм... – устало протянул Тривейн. – Вы никогда не скажете мне «да», даже если от этого будет зависеть мое душевное здоровье. Наверное, это ценное качество.
– Как раз наоборот. Мне еще может пригодиться знакомство с вами.
– Сомневаюсь. – Тривейн встал с кресла, подошел к столу и присел на краешек. – Вы хорошо понимаете, что они сделали, Сэм? Они так представили мою кандидатуру, что если я выиграю, то, значит, выиграл их кандидат. И Купер доказал это.
– Ну и что? Вы-то их о том не просили.
– Но я вынужден буду смириться! Причем сознательно. Я стал неотъемлемой частью той самой коррупции, против которой выступал! Поразить демона – значит поразить меня...
– Что?
– Да так, вспомнил Армбрастера. Ну что, теперь понимаете? Жена Цезаря... и так далее. Если меня изберут или я пройду хотя бы половину предвыборной гонки, я уже не смогу обрушиться на «Дженис», поскольку так же замазан, как и они. Если же попробую сделать это до выборов, то мне гарантирован провал в избирательной кампании. А если решусь после, то разрушу веру людей в меня. Они знают, как помешать: мой доклад... Они сметут меня. Здорово задумано! Спасибо Боннеру и этому загнанному в угол генералу: благодаря им я хоть что-то понял.