- Пожалуйста, почините его! – с мольбой я протянула парню свой телефон.
- Так, посмотрим… - ремонтник забрал телефон и покрутил в руках.
Каждая секунда его промедления казалась мне вечностью. Ну, чего же ты копаешься? Вынеси свой вердикт, будет он жить или нет?!
- Приходите завтра, попробую что-нибудь сделать, - наконец, сказал парень.
- А сегодня никак нельзя? – с надеждой спросила я.
- Вы что, не проживете день без телефона? – нагло усмехнулся он.
- Если вы не почините его, то я не смогу позвонить одному человеку, который вот уже несколько месяцев ждет моего звонка. Его номер в этом телефоне. Там же и мои последние воспоминания, - мое сердце разрывалось от боли.
Наверное, я сказала это настолько искренне, что парень сжалился надо мной.
- Ладно… Приходите через час, - сказал он.
Я слонялась по улицам и молила Бога о том, чтобы телефон починили. Ведь там все, что осталось у меня от парижских воспоминаний, которые тускнеют с каждым днем. Остановить этот процесс было невозможно, как я ни пыталась. И почему я не скинула фотографии в компьютер? На что надеялась? Надо было хотя бы переписать номер Флорана в записную книжку… Но я ничего этого не сделала. И от бессилия мне хотелось упасть и заплакать.
Через час я вернулась к киоску. Сердце бешено билось от волнения, ему хотелось верить в чудо. Но стоило мне только заглянуть в глаза парню, как я сразу поняла, что все кончено.
- Простите, я пытался, как мог. Но он уже не подлежит ремонту. Мне жаль…
Я забрала из его рук телефон, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Почему? Ну, почему это произошло? Как мне теперь найти моего художника? Что мне делать?!
Весь тот вечер я проплакала, пытаясь вернуть телефон к жизни, но все было тщетно. На следующий день я отнесла его в другую фирму, но и там развели руками. Также было и в третьей, и в четвертой. Все было бесполезно. Родители подарили мне новый телефон, но он мне был не нужен. Они расхваливали его, говорили, что он намного лучше старого. Но как им объяснить, что в нем нет самого главного?
В тот вечер я вспомнила, как мы с Флораном сидели на подоконнике в его студии. Тогда он сказал: «Что стоит оторваться буквально на несколько минут от экрана компьютера, открыть окно и… Улететь? Хотя бы ненадолго, на минутку, почувствовать себя свободным?».
Как же мне хочется сейчас взять и улететь к тебе, милый мой Флоран! Ты же научил меня. Может, стоит попробовать?
Я решительно открыла окно. В комнату ворвался морозный воздух, но я не ощущала холода. Села на подоконник и опустила одну ногу на улицу. Страшно… Тогда мне тоже было не по себе, но рядом был мой художник, который взял за руку. Сейчас он не мог этого сделать. Получается, без него у меня ничего не получится? И я не смогу ощутить то божественное чувство свободы?
Вдруг посмотрела вниз. Под моим окном уже собралась толпа зевак, которые что-то активно обсуждали и тыкали пальцем в мое окно.
Нет, я не смогу! Сердце бешено забилось, и я в испуге спрыгнула с окна и наглухо закрыла его. Не могу, не могу, не могу! Я уже никогда не стану такой, какой была рядом с Флораном! Без него у меня ничего не получается…
Я упала на кровать и зарыдала. От безысходности. Все закончилось так глупо! Проклятые условности! Но я не могу взлететь над ними. Пробовала, но не смогла… Я больше не Ангел, да и никогда им не была! Это Флоран сделал меня такой, он хотел видеть меня необыкновенной, и я сама в это поверила. Черт, но ведь это не так!
Теперь не было ни фотографий, ни номера телефона моего художника. Даже если бы я собралась вернуться к нему, мне некуда было бы звонить. А вдруг он сменил студию? Или вовсе уехал из Парижа? Где бы я его искала? На что бы мы жили?
Мой разум стал работать все четче и вскоре заглушил слабые протесты сердца, которое все еще любило моего художника.
Глава 10
Остались позади испытания последнего курса в институте. Госы сданы на «отлично», также защищен диплом. Институт готовился к выпускному вечеру, где нам должны были вручить заветные «корочки». Девушки выбирали вечерние платья, а парни – деловые костюмы. Впереди новая жизнь, и всем хотелось войти в нее красиво!
У меня не было желания идти на выпускной, но мама все же уговорила меня. Вместе мы выбрали мне элегантное вечернее платье глубокого синего цвета с открытым декольте. Сначала мне в нем было немного не по себе, но со временем я привыкла к нему и почувствовала, что сделала правильный выбор.
В ресторане у нашей группы был отдельный столик. Катька села рядом со мной и предложила выпить вина.
- Давай, - согласилась я.
- Варь, ты все еще злишься на меня, да? – спросила Катя.
- Нет, - честно ответила я.
- Но я же вижу! Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
- Кать, я не злюсь и не обижаюсь на тебя. Просто уже не могу общаться, как раньше, извини, - это была истинная правда.
Катька посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами, и я увидела, что в них стоят слезы. Но мне было все равно. Как будто частичка в моей душе, отвечающая за нашу дружбу, умерла. И возродить ее невозможно.
К Кате подошел парень из параллельной группы и пригласил на медленный танец. Она кивнула и в последний раз взглянула на меня. Я улыбнулась ей в ответ. Грустно, что наша дружба закончилась вот так, но я не могла изменить себя.
- Можно пригласить вас на танец?
Я подняла взгляд и увидела парня в светло-сером костюме в полоску. У него были темные коротко стриженые волосы и голубые глаза, а возле верхней губы была маленькая родинка, словно мушка у фрейлины. Это сравнение заставило меня улыбнуться. Никогда не видела его раньше, он точно не с нашего факультета. Но что же, почему бы и не потанцевать?
- Можно, - я подала ему руку.
Мы вышли к танцующим. Он положил руки мне на талию, а я слегка касалась его плеч. Мне не хотелось говорить с ним и начинать какое-либо знакомство. Это просто танец, ничего больше.
- Ты такая грустная, что-то случилось? – вдруг спросил он.
- Нет, все в порядке, - был мой скромный ответ.
- Я видел тебя в институте, ты закончила экономический?
- Да.
- А я учился на механическом. Меня Слава зовут, - сказал темноволосый парень.
- Варя, - на секунду я подняла на него взгляд.
- Мне казалось, что сегодня не самый лучший день для грусти. Все-таки выпускной, нужно веселиться, - он попытался подзадорить меня.
- Я и так веселюсь, разве не заметно?
- Пока не очень. Может, я как-то смогу помочь тебе?
Я невольно улыбнулась и снова подняла на него взгляд. У него были голубые глаза. Совсем не такие, как у Флорана. А какие были у моего художника? Точно помню, что карие, но вот форму уже начала забывать. Да и его лицо постепенно стиралось из памяти, оставляя лишь щемящую тоску в сердце.
- Давай еще потанцуем, - предложила я.
Мы провели вместе весь вечер. Много разговаривали, вспоминал институтские коридоры, столовую, преподавателей. Слава располагал к себе, его было приятно слушать и рассказывать что-то самой. Рядом с ним я ощутила спокойствие, которое потеряла после встречи с Флораном. Душа была истерзана долгими сомнениями
После ресторана нас повезли на разводку мостов. Наверное, это одно из самых волшебных питерских зрелищ, а вкупе с белыми ночами оно становится еще интереснее. За всю мою жизнь я видела разводку много раз, но особенно запомнила два из них.
Первый, когда мне было десять лет. Помню, как мы с трудом дождались ночи, и, сев в старенькую «шестерку» темно-зеленого цвета, отправились в центр. Папа рассказывал, как они в институте любили сбежать с общежития и гуляли всю ночь напролет, чтобы не пропустить ни одного разведенного моста. Мы приехали на Ваську, откуда был хорошо виден Дворцовый мост и Зимний дворец. Я с нетерпением ждала, когда же начнут разводить мосты, и через каждую минуту спрашивала об этом маму. На что она улыбалась и просила немножко подождать. Для меня тогда это было чудом, как приход Дед Мороза в Новый Год. И когда, наконец, на мосту загорелись красные огоньки, папа сказал, что сейчас разведут мосты. Я впилась взглядом в темноту, чтобы не пропустить ни секунды волшебного действа, и испытала благоговейный восторг, когда увидела движение. Огромные каменные плиты расходились в разные стороны, словно по мановению волшебной палочки, освещенные тысячью огоньков! Мои губы сами собой расплылись в счастливой улыбке, а на глазах почему-то выступили слезы. Мама всегда говорила, что я очень чувствительная и впечатлительная девочка. И я никогда не забуду то чувство восторга, которое испытала в десять лет, стоя на набережной.
А второй раз случился именно на выпускном вечере. Но тогда мне запомнилась разводка Большеохтинского моста. Именно этот мост я люблю в Питере больше всего. Меня всегда поражала его монументальность, но в то же время изящество линий. А еще мне нравились башенки с часами, которые украшали собой разводную часть. Было в них что-то… Парижское? Нет, это все глупости. В Париже нет таких башен, и мосты там совсем другие.
Студенты веселой гурьбой столпились на набережной. Все с нетерпением ждали, когда же разведут мосты. Уже подготовили бутылки с шампанским и пластиковые стаканчики.
Я стояла немного в стороне от своих одногруппников. Не хотелось пропустить разводку мостов за шумными разговорами и смехом. Душа требовала тишины и спокойствия.
- До разводки осталась минута, - Слава встал рядом со мной.
- Да, совсем чуть-чуть, - я поежилась от холода.
Ночь выдалась холодной. С Невы дул сильный ветер, от которого кожа покрывалась мелкими мурашками. Хотелось закутаться во что-нибудь потеплее, но у меня с собой был только легкий шарфик. К вечернему платью не очень подходит ветровка, к сожалению.
Но не успела я подумать о том, как сделать так, чтобы закутаться в платок с головы до ног, как вдруг почувствовала на плечах что-то теплое и обволакивающе приятное. Слава снял с себя пиджак и заботливо набросил мне его на плечи, не спрашивая на то разрешения.
- Подержишь пиджак? А то мне что-то жарко стало, - Слава поправил на моих плечах ткань.
- Жарко? – удивилась я, оглядывая его тонкую рубашку белого цвета.
- Конечно. Лето же на дворе, - улыбнулся он.
- В Питере почти не бывает лета. Все дожди да сырость, - мне хотелось улыбнуться в ответ.
- Но на календаре же все равно лето. Смотри, начинается!
Слава указал вдаль, и я обернулась. Под радостные аплодисменты и крики студентов, части моста начали медленно расходиться. Я с восхищением наблюдала за открывшимся передо мной зрелищем. В тот момент вдруг захотелось заплакать, как тогда, в детстве. Но не от радости и беспричинного счастья, а от боли. Я сразу не могла объяснить самой себе, почему слезы катились по щекам, а где-то в районе солнечного сплетения как будто что-то сжалось. Это был порыв души. Но потом я поняла.
Когда я смотрела на то, как части моста расходятся в разные стороны, я поняла, что уже никогда не вернусь к Флорану. Это был эмоциональный переход из одной жизни в другую. Он остался по одну сторону моста, а я – по другую. Моя сказка закончилась раз и навсегда, к ней нет возврата.
Ну, почему ты отпустил меня, Флоран? Почему не заставил остаться рядом? Почему, в конце концов, запретил звонить и не позвонил сам? За что ты свалил всю тяжесть этого решения на мои хрупкие плечи?! Ведь ты должен был знать, что я не справлюсь без тебя…
Я мысленно разговаривала с моим художником и обвиняла его во всем. А от бессилия слезы катились по щекам. Почему-то вспомнилась старая песня из кинофильма «Гардемарины». Как там пелось?
Быть может, нам не размыкать счастливых рук,
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные?
Но стонет север, кличет юг, и лишь колес прощальный стук,
И вот судьба разбита вдруг о версты встречные…
Вот и наша судьба разбилась об эти километры, которые разделили нас. Но вдруг я почувствовала на своих плечах теплые мужские ладони. Чуть обернувшись, встретилась взглядом со Славой. Он улыбался мне, а его голубые глаза искрились, словно льдинки на свету. Но в то же время я не чувствовала от них холода, они будто светились изнутри.
- Ты чего вся дрожишь? – ласково спросил Слава.
Вместо ответа я прижалась к нему и уткнулась головой в грудь. Вот он, живой, настоящий обычный парень, который рядом. Да, с ним я никогда не испытаю того, что дал мне Флоран. Но у меня больше нет крыльев, и я вынуждена ходить по земле. Мой художник остался где-то там наверху, я уже не смогу дотянуться до него. Он парит в облаках, кружится, словно в вальсе. Флоран живет в другом мире. Когда-то я попыталась туда проникнуть, и даже жила в нем целых две недели, которые навсегда останутся самыми счастливыми в моей жизни. Но там я была всего лишь гостьей. Мой мир совсем другой, но мне из него не выбраться. Я в нем родилась, в нем же я и умру.
- Прости, но я не вернусь… - прошептала я, словно Флоран был рядом и мог меня услышать.
- Что ты сказала?
Голос Славы вернул меня в реальность. Я подняла на него взгляд и смахнула предательские слезы.
- Ничего. У меня начинается новая жизнь, - ответила я.
- У всех нас начинается новая жизнь. Но разве это плохо?
- Не знаю, - честно ответила я. – Но прошлое не вернешь, у каждого свой путь. И как бы мы ни хотели, нам не свернуть с него. Во всяком случае, мне это точно не дано.
- Ты говоришь загадками, Варя. И вообще, мне кажется, ты такая необыкновенная… - Слава смотрел так, как будто хотел заглянуть в душу.
- Нет, ты ошибаешься. Я обычная девчонка. Слишком обычная…
Мосты снова сошлись. Заждавшиеся автомобили помчались по своим делам, люди стали расходиться, и жизнь вошла в привычное русло. Сказка закончилась, и мы вернулись в будни.
Слава оказался очень добрым и милым парнем. Закончил механический факультет, его уже пригласили на работу по специальности. Мне было легко с ним общаться, мы понимали друг друга с полуслова.
Он предложил мне встретиться, потом еще и еще. Мы виделись практически каждый день. Он дарил мне цветы, конфеты и всякие приятные мелочи. Мне было с ним хорошо и комфортно. А свою французскую сказку я спрятала в самый дальний уголок своей памяти, который, словно старый шкаф, был забит ненужными воспоминаниями.
Глава 11
- Мама! Мама! – маленький сын дергал меня за рукав, требуя взять его на руки.
Мне пришлось отдать планшет брату, чтобы усадить сына на коленки.
- А вот мы в Венсенском парке… Красота там неописуемая! – тараторила жена моего брата. - Камелии просто необыкновенные!
На экране мелькали фотографии, которые привезли мой брат и его жена из поездки в Париж. И мое сердце билось все сильнее и сильнее…
Время притупило многие ощущения из моих парижских воспоминаний. У меня больше не было крыльев, и я была вынуждена вновь ходить по земле. Работа, домашние дела, семья – все это полностью занимало мое время, и все реже и реже вспоминала о Париже и моем художнике. Уже казалось, что это было не со мной. И было ли это вообще? Но когда на глаза попались эти фотографии, вдруг вспомнила все. И как пахли булочки в пекарне, и как солнце блестело в отражении Сены, и как Флоран рассказывал мне, что с наступлением весны скворцы сбрасывают свое серое оперение с маленькими белыми крапинками и надевают темный костюм с отливом.
- Наташ, да успокойся ты со своими камелиями! – шутливо сказал мой брат, Толя. - Лучше покажи фотки с набережной Тюль… Тюир… Тьфу ты!
- Тюильри, балбес, - Наташа ласково потрепала мужа за щеку. - Ты же была там, Варюш?
- Да… Была…
И впилась взглядом в планшет, рассматривая знакомую мне набережную. А там почти ничего не изменилось! Только скамейки новые поставили. Здесь я когда-то ждала моего художника…
- Ребята, пойдемте уже за стол! Обед остынет! – раздался из соседней комнаты голос мужа.
Я вышла замуж за Славу через год после нашего знакомства. А еще через год у нас родился сын, которого мы назвали Костей. Все говорят, что мне повезло с мужем. Умный, работящий, семейный. Чего еще желать женщине? За ним я была, как за каменной стеной. Конечно, любила его. Но любовь эта была спокойной, размеренной, как тихая гавань. Никогда не сравнивала эти чувства с теми, которые испытывала к Флорану. Там все было совсем по-другому.
Уже прошло больше пяти лет с того момента, как я вернулась из Парижа. И чем больше проходило времени, тем сильнее мне казалось, что все это был сказочный сон. Если бы я могла позвонить Флорану и хотя бы услышать его голос! Это придало бы сил круто изменить свою жизнь. Но жестокий случай лишил меня и этой возможности. А разум все настойчивее твердил, что возвращаться в Париж - сущее сумасшествие. «Эта жизнь не для тебя! Где ты будешь искать своего художника? Как вы будете жить? Это все чепуха! Нужно жить реальностью!» - говорил разум. И я подчинилась ему.