– Я дам тебе, что надеть, не переживай, – успокаивает он, а я снова сажусь за стол, – да и поесть тебе всё равно придется. И это не обсуждается, – ого, ничего себе тон. Даже и не думаю возражать, – кстати, вчера ты обращался ко мне на «ты», а сегодня снова перешел на «Вы». Может быть, определишься уже, – стебется Глеб, в открытую играя на моем чувстве вины. Проглатываю это, слабо улыбаюсь, говорю:
– Еще раз простите меня. Этого больше не повторится, – у меня уже язык болит это повторять, ну а что делать… Сам виноват…
– Надеюсь… – как–то задумчиво говорит он, что–то разогревая в микроволновой печи.
Через пять минут передо мною ставят тарелку с супом. От неё исходит аппетитный аромат куриного бульона. Беру ложку и ем. Глеб, сидящий напротив меня, делает тоже самое.
– Очень вкусно, – хвалю я, а вместе со мной благодарит и мой несчастный желудок. После пятой ложки становится значительно лучше и веселее.
– Спасибо, я передам это своей домработнице, – спокойно говорит Глеб, откусывая кусочек черного хлеба, заедая его супом. Нет, ну разве можно так сексуально есть? Или для меня уже всё, что связано с Глебом, выглядит исключительно сексуальным, желанным и эротичным?
Немного не доев, хозяин квартиры откидывается на спинку стула и говорит, серьезно так, без тени улыбки:
– Да, кстати, еще вчера хотел тебе сказать, но не успел, ты уснул. Мне очень жаль, что ты расстался со своим любовником.
От услышанного давлюсь, закашливаюсь и забрызгиваю отполированную столешницу стола слюнями и непережеванным супом. В ужасе подскакиваю с места и кидаюсь к раковине за тряпкой, в надежде хоть как–то пережить первые секунды этого жуткого конфуза. На Глеба даже не смотрю: страшно, стрёмно и пиздец, как стыдно.
Ну, вот и что еще я ему разболтал интересно мне знать? Сиди теперь и догадывайся, голову ломай…
И вообще, ему когда-нибудь надоест на до мною издеваться?
Видя взвинченность моего состояния, Глеб решает смилостивиться:
– Да ладно тебе, Алик. Сядь! – жестко просит мужчина. – Не суетись. Я не гомофоб, так что морду бить не собираюсь. Твоя личная жизнь меня не касается, как и то, с кем ты спишь! – в его голосе слышится явный вызов, что заставляет меня поднять голову и посмотреть на него.
Встречаюсь взглядом с темными, словно расплавленная ртуть, глазами. Отчетливо вижу в них огонек заинтересованности и желания... Желания? Нет... Не может быть... Или может? А-а-а, как же я устал от всего этого...
Обреченно возвращаюсь на место и снова сажусь за стол.
– Ну чего ты так перепугался? – по–мальчишески задорно улыбается мужчина, – ну сболтнул лишнего по пьяни, с кем не бывает.
– Меня беспокоит не это, – хрипло говорю я, откашливаюсь и продолжаю, – а то, что еще я мог выболтать кроме этого.
– А что, есть еще что–то? – лучезарно улыбается Глеб, закуривая тонкую сигарету с ароматом вишни.
– Можно? – спрашиваю я, показывая на портсигар.
– Да, конечно, – отзывается Глеб, прикуривая мне.
– У каждого человека найдется парочка припрятанных скелетов в шкафу, – не поддаваясь на провокацию, глубоко затягиваясь ароматным, чуть сладковатым дымом, говорю я, – но со своими я, пожалуй, Вас знакомить не буду, – выношу вердикт я, выпуская тонкую струйку дыма в потолок, ловя на себе прищуренный взгляд серых глаз.
Вижу, как Глеб порывается еще что-то мне сказать, но его перебивает громкий звонок моего мобильного.
Достаю его из кармана и смотрю на дисплей, с которого на меня смотрит улыбающийся и счастливый Артёмка. Хмурюсь, но все равно провожу пальцем по экрану, принимая звонок:
– Привет, – выдыхаю я в трубку, снова начиная ощущать давящее чувство в груди…
– Алик, ты где? С тобой всё в порядке? – тараторит мой бывший любовник, с нескрываемым беспокойством в голосе.
– Тём, всё нормально, – думаю, что сказать о своем местоположении, – я у друга.
– Оу… хм… прости, что помешал, – вежливо откликается Артёмка с дрожью в голосе. Ну вот зачем я это сказал?! Идиот... Знал же, что он поймет это по-своему. Черт!
– Тёмочка, не говори глупости, – вздыхаю я, потирая переносицу, – ты никому не помешал. А он всего лишь друг, – перевожу взгляд на Глеба и удивленно зависаю, увидев в его прищуренных глазах предупреждение и недовольство. С чего бы это?
– Алик, если ты не хочешь меня больше видеть, то я сегодня же перевезу свои вещи...
– Ну что ты такое говоришь, мой мале.. – обрываю себя на полуслове, так и не закончив предложение, – Тём, прошу тебя, перестань. Ты же прекрасно знаешь, что это не так. Ты всегда будешь желанный гостем в моем доме, да и потом, я тебя никуда не гоню...
– Не надо, Алик, – требовательно просит меня Артём сиплым от сдерживаемых слез голосом, – всё что угодно, но только не твоя жалость, ее я просто не вынесу... Прости...
Только спустя пару секунд понимаю, что он бросил трубку.
– Твою мать! – рычу я, вскакивая с места, – ну почему, так противно, так гадко, так... так... – не получается подобрать слово, падаю обратно на стул и закрываю лицо руками.
– Тяжело? – слышу приглушенный голос и вспоминаю, что на кухне я не один.
– Невыносимо, – признаюсь я, не поднимая головы.
– Так бывает с теми, кого любишь, – говорит Глеб, поднимаясь со стула, – сейчас принесу тебе одежду, – и не дожидаясь моего ответа, выходит из кухни.
Неправда, так бывает еще и с теми, кого глубоко и искренне уважаешь, ценишь!
Вымыв тарелки, чашки и бокалы, выхожу из кухни и сталкиваюсь с Глебом. В его руках стопка вещей.
– Вот, держи, – протягивает он, – это единственное, что тебе подойдет. Всё остальное будет сильно велико. Да и потом, доехать до дома вполне сойдет.
– Спасибо, – благодарю я, забираю вещи и ухожу, но на полпути останавливаюсь и, не оборачиваясь, говорю, – я его не любил, это просто привязанность, – не знаю почему, но недосказанность в этом вопросе не дает мне покоя, поэтому я и решаю внести ясность. Так бывает, что ты что-то делаешь, не задумываясь о причинах, идя на поводу у своего собственного сердца.
Не успеваю сделать и пары шагов, как меня резко разворачивают и впечатывают в стену спиной, а через секунду горячие губы Глеба накрываю мои...
POV Глеб
На протяжении всего нашего разговора с Аликом я только и делаю, что стебу и подначиваю его.
Мне чертовки нравится смотреть, как он смущается, краснеет, нервничает, покусывая свои красивые, пухлые губы.
Настроение не то чтобы хорошее. Скорее озорное, мальчишеское. Давно такого не испытывал. Откровенно наслаждаюсь этим.
Ощущение такое, будто вернулся в школьные годы. Когда окружающий мир еще не был настолько порочен и развращен. Когда целомудрие и чистота не были забытыми и покинутыми истинами. Когда любовь не была настолько продажной и уродливой. Когда ради нее совершались глупые, а порою даже и опасные безумства. М–да, сейчас всё это кажется непостижимо далеким, утерянным, позабытым. Грустно. Печально.
На протяжении всего времени, что мы беседуем, я с упоением наблюдаю за Аликом. С наслаждением впитывая в себя эти чистые, неподдельные эмоции, что в таком многообразии отражаются на его лице и глазах.
Когда он закуривает, задумчиво выпуская стойку дыма в потолок, еле удерживаю себя на месте, что бы не сорваться и не впиться в его рот голодным поцелуем. Интересно, он вообще догадывается, как порочно и в то же время целомудренно у него это получается?
Пока Алик разговаривает со своим бывшим по телефону, вижу грусть и тоску в полюбившихся мне, синих, словно сам океан, глазах. Ловлю себя на мысли, что меня это злит… Ревность? Да ну, что за бре–е–е–д…
За каким–то чертом говорю пафосные слова о любви. Хотя сам в нее не верю. Порывисто ухожу из кухни, чтобы найти для Алика, во что переодеться. Не могу понять, почему вообще на всё это так реагирую? Кто мы друг другу? Чужаки. Незнакомцы, между которыми пропасть минимум в десять лет, плюс социальное положение, ну и напоследок, мое неумение любить, доверять, быть привязанным к кому–то другому…
Но вот когда слышу его тихое: «Я его не любил» срываюсь с места и сминаю его губы требовательным поцелуем, руша свои же собственные бастионы из сомнений и колебаний. Хочу его, хочу сейчас, и пусть все катится к чертям...
Ворвавшись в горячие глубины, ласкаю его рот изнутри, то усиливая напор, то ослабляя, то прикусывая, то зализывая. Ни один уголок не укрывается от моего любознательного языка. Наградой мне служит стон, сорвавшийся с губ Алика, потонувший в безудержной страсти нашего поцелуя.
Всё хорошо, всё просто замечательно. В состоянии эротического безумия, сбивая углы и предметы декора, каким-то чудом добираемся с ним до моей кровати и падаем на нее, не разрывая объятий. Алик стонет и выгибается, трется об меня и изнывает от желания. Я же упиваюсь своей властью над его телом, которое жаждет меня ничуть не меньше моего, откликаясь на каждое моё прикосновение, укус или же поцелуй множеством мурашек и лихорадочной дрожью. Наше общее желание захлестывает нас всё сильнее и сильнее, грозясь смести любые препятствия на своем пути. Но только не те, которые воздвигла человеческая психика...
Всё меняется в одночасье, как только я начинаю вводить смоченный в смазке пальцы в желанную попку Алика. Его томное и прерывистое дыхание сменяется рваным, сиплым хрипением. Тело вмиг покрывается бисеринками пота, сотрясаясь судорогами озноба.
В панике переворачиваю его на спину и заглядываю в полные ужаса глаза. Что случилось? Когда? Из–за чего? Все эти вопросы вихрем проносятся у меня в голове, пока я решаю, что же делать дальше. По всем признакам у парня типичный приступ паники. Я уже с таким сталкивался когда учился в институте.
Алик же, не понимающий, что с ним происходит, мечется по постели, хватаясь руками за горло. Ему кажется, что он задыхается, хотя это не так:
– Аличек, мой хороший, посмотри на меня, – прошу я, вспоминая все приемы отвлечения и переключения внимания, – слушай мой голос, ладно? Всё хорошо, слышишь, хорошо...
– Что со мной, Глеб? – сдавленным шепотом спрашивает напрочь перепуганный парень, – я задыхаюсь… мне страшно…
– Алик, слушай меня. Ты не задыхаешься. Твое дыхание ровное и глубокое. Повторяй за мной, – завладев его вниманием и уже более осмысленным взглядом, начинаю считать, – один, два, три, ну же, маленький, помогай мне, – улыбаюсь, хотя внутри всё сжимается от страха.
– Четыре, пять, шесть... – уже в унисон со мною считает Алик хриплым, свистящим от напряжения голосом, – семь... восемь... девять...
В конечном итоге, счет в совокупности с моим монотонным, успокаивающим голосом начинают делать свое дело. Дыхание Алика выравнивается, дрожь в теле спадает.
– Малыш, обхвати меня руками за шею, – прошу я, заглядывая в такое по-детски доверчивое лицо парня. Он кажется мне сейчас таким юным, совсем ребенком, впервые столкнувшимся с несправедливостью и несовершенством мира, взирая на него широко раскрытыми глазами. В этот момент понимаю, что парнишка доверяет мне на сто процентов. И это меня пугает... Чертовски пугает…
Я не привык и не умею заботиться о ком–то, кроме себя. Я не знаю, как доверять людям, поэтому предпочитаю держать их от себя подальше. Так безопаснее.
Заношу Алика в ванную комнату и опускаю его на дно своей большой ванны–джакузи. Включаю теплую воду и прошу его смотреть на нее, не отрываясь, сосредоточившись на звуке ее течения, параллельно массируя и растирая ему плечи, шею и голову…
С каждой минутой, с каждым новым вздохом тело Алика расслабляется, а дыхание становится ровным и глубоким.
Когда паника полностью отступает, переношу обессиленного парня обратно на кровать, где он тут же забывается спокойным сном, а я лежу рядом и перебираю его густые шелковистые волосы, пытаюсь понять, чем, черт возьми, была вызвана паническая атака, которая оказалась нежданчиком не только для меня, но и для самого Алика.
Глава 5
POV Алик
Когда Глеб начинает меня яростно целовать, по началу я и поверить не могу в реальность происходящего. Но его натиск, сила и сводящая с ума энергетика отправляют все мои сомнения и неуверенность за пределы этой реальности.
Отдаюсь страсти и желанию полностью и без остатка.
Происходящее со мною сейчас заставляет вспомнить давно забытые ощущения. Такие упоительно сладкие, томительные, превращающие кровь в лаву, взрывая все органы чувств феерией, погружая тело в экстаз.
Глеб, не стесняясь, ласкает мое тело смело и дерзко, оставляя следы из засосов и укусов, прокладывая дорожки от шеи к ключицам, от горошин сосков к ушным раковинам. А я стону и выгибаюсь, зарываясь в густые, шелковистые волосы мужчины, неосознанно шепча всякий романтический бред.
Ласки становятся более эротичными. Руки блуждают везде и сразу. Движение длинных пальцев по спине, ягодицам, и вот они уже касаются самого сокровенного...
Чувство тревоги зарождается во мне слабой, еле тлеющей искоркой и с каждой новой лаской разгораясь всё сильнее и стремительнее. Усиленно гоню от себя это странное и непонятное ощущение страха и паники. А оно всё растет и растет во мне, затапливая собою всё мое сознание…
Как только Глеб начинает ласкать пальцами колечко ануса, мне катастрофически перестает хватать воздуха. Изо всех сил пытаюсь взять себя в руки и обуздать панику и страх, которыми разрывает мое сознание на части, но ничего не выходит...
Меня начинает сотрясать озноб, горло сдавливает спазмом, живот скручивает тупой болью, меня всего прошибает холодный пот.
Я не понимаю, что происходит. Такого раньше никогда не было. Никогда прежде я не испытывал такого панического ужаса перед самим фактом проникновения в меня. А сейчас я лежу и понимаю, что просто умру, сойду с ума, если это произойдет, но как назло, не могу ни пошевелиться, ни сказать, ни оттолкнуть. Просто лежу и захлебываюсь своим собственным ужасом и страхом.
Дальнейшие события развиваются, как в тумане. Вижу испуганное, непонимающее лицо Глеба, слышу его спокойный, тихий голос, который гипнотизирует и успокаивает. Затем теплая и расслабляющая вода. Его сильные руки на моем скованном в панцирь теле…
Упускаю момент, когда весь мир для меня гаснет...
Прихожу в себя, настороженно прислушиваясь к окружающей обстановке. Тишина.
Приподнимаюсь в постели, осматриваюсь. Жалюзи на окнах закрыты, создавая тем самым полумрак. Сама спальня большая, аскетично обставленная, что неизменно говорит о характере своего хозяина. Тяжелая массивная мебель, бежево-коричневые тона отделки, полное отсутствие цветов, но присутствие экзотических ваз и кованых элементов декора. Всё это создает ощущение холодной сдержанности и функционала. Под стать самому Глебу.
Встать на ноги получается не с первой попытки. Слабость во всем теле взывает вернуться в горизонтальное положение, а ноющие мышцы, наоборот, требуют разминки и движений.
Ванную комнату нахожу по соседству с просторной гардеробной. Всё та же сдержанность, всё тот же минимализм, с изрядной долей вкуса и дороговизны.
Смотрю в зеркало и присвистываю. Лицо бледное, под глазами темные круги, на голове беспорядок. Беру с полочки, что рядом с умывальником, расческу и пытаюсь привести волосы в порядок. Умываюсь холодной водой. Ну вот, уже лучше.
Не могу не заметить, что на мне надет спортивный костюм. Хм, даже не помню, как меня одевали…
Напоследок справляю нужду и выхожу из комнаты. Иду на звук приглушенных голосов.
Нахожу Глеба в компании взрослого, практически полностью седого, мужчины. Они сидят на диване и о чем–то тихо беседуют. Перед ними, на журнальном столике, два коньячных бокала с янтарной жидкостью на дне.
Первым меня замечает Глеб. Ловлю на себе тревожный взгляд его серебристых глаз, широко улыбаюсь. Приятно, блин…
– Алик, проходи, – приглашает он, приподнимаясь с дивана, – познакомься, это Владислав Илларионович, психиатр, занимающийся исследованиями, природой и лечением фобий и различных вегетативных расстройств.
От удивления и серьезности профессии этого седовласого мужчины, которого представляет Глеб, немного зависаю. Ничего себе. Крутой дядя...