«Не спрашивай меня о нем! – цедил он сквозь зубы, мгновенно теряя самообладание. – Не хочу даже имени его произносить!»
Какие отношения у него были с этими двумя, что творилось в судьбе Юки? И как тот теперь переносит разлуку? Коннор, скрытно терзаясь от неопределенности, дал себе слово не спешить, не торопить ни себя ни его – ведь, в конце концов, они вместе, несмотря ни на что. Разве это не самое главное? И пусть в официальной жизни Коннора Ваалгора бушуют войны, кричат обреченные на смерть, плетутся интриги – все это никак не отразится на их с Юки отношениях. Уж об этом-то он позаботится!..
Юки покинул душ раньше Коннора - тот после секса в душевой кабинке, решил расслабиться в джакузи. Юки отклонил его приглашение поплавать вместе с ним, сказав, что хочет заняться образцами камней, которые он собрал в кратере Килауэа.
Мы приехали на Гавайи отдохнуть, а камни могут пролежать еще тысячу лет и ничто им не сделается, - ворчливо заметил Коннор.
Да, но ведь я-то не проживу тысячу лет? – с улыбкой ответил Юки и, завернувшись в белый махровый халат, покинул его.
Налив себе в баре вина в пузатый бокал, Юки включил спутниковое телевидение и устроился на диване, перед которым на журнальном столике положил грязную и пропахшую вулканическими испарениями холщевую сумку. Попивая вино небольшими глотками, он принялся осторожно вынимать камни и осколки вулканического стекла и раскладывать на столике по одной ему известной системе. Телевизор работал негромко, транслируя один из центральных японских телевизионных каналов. Это была слабость Юки – он не мог удержаться от того, чтобы хоть мельком увидеть Акутагаву в каком-нибудь репортаже. Иногда ему это удавалось, и он так напряженно вглядывался в лицо брошенного возлюбленного, что у него начинала кружиться голова…
Выпуск японских новостей начался с обещания сенсации. Юки сразу же весь пришел во внимание, предугадывая, что это как-то связано с Акутагавой. И он не ошибся. Но то, что он услышал и увидел на экране телевизора, в одну секунду оглушило и ослепило его.
Акутагава женится… Он женится на русской княжне Наталии Харитоновой.
Стенки бокала с вином, сжимаемые пальцами Юки, вдруг издали жалобный треск и лопнули от давления. Осколки упали на пол, вино выплеснусь на его руки, смешавшись с кровью, тут же засочившейся из порезов. Но он даже не заметил этого, не обратил внимания на боль. Даже если бы у него в этот миг остановилось сердце, то он и не заметил даже этого.
3
Джеймс, куда это ты засобирался? – садняще-сварливым голосом окликнула сына миссис Луиза Рибас, от которой не ускользнул маневр сына, пытающегося незаметно покинуть гостиную комнату, объединявшую два номера-люкс. Пожилая женщина, чья излишняя полнота вкупе с высоким ростом прибавляла ей величавой внушительности, восседала на низеньком диванчике с каким-то зеленым месивом на лице, именуемым косметологами питательной маской. Ноги миссис Рибас, похожие на две гигантских голени какого-нибудь доисторического тираннозавра, были погружены в пластиковый таз с ароматной водой, а рядом с ними суетилась удивительно миниатюрная китаянка-педикюрша.
«Она могла бы стать отличной парой Гаргантюа! Сожрет человека и не подавится», - порою думал со злой иронией ее сын, не решаясь, впрочем, высказать это вслух даже наедине с собой, настолько он боялся свою мать. Застыв у стеклянных дверей-купе, Джеймс обернулся на ее голос, натянув на лицо подобострастную улыбку:
Подышу свежим воздухом и куплю в холле «Вестник бизнеса».
Разве консьерж не принес с утра все газеты? – подозрительно прошумела миссис Рибас, с прищуром поглядев на отпрыска.
Да, но… - тот на миг растерялся, но тут же придумал новую ложь: - Но газета куда-то подевалась. Возможно, я нечаянно оставил ее у бассейна… Ну ничего, сейчас куплю новую.
Не задерживайся надолго! – смилостивилась та. – Уже вечер, а нам нельзя опоздать на прием дядюшки Стефана.
Хорошо, мама. Обязательно.
Джеймс поспешил покинуть гостиную, с облегчением переведя дыхание. Почти бегом он миновал мощеную дорожку, окружающую по периметру основное здание фешенебельной гостиницы «Оаху Плейс», и направился в сторону пляжа. Он семенил, то и дело оглядываясь назад, словно бы опасаясь, что бдительная мамочка последует на ним, дабы проверить, куда ее драгоценный сыночек на самом деле направляется. Удаляясь все дальше и дальше с территории гостиницы, Джеймс, вместе того, чтобы успокоиться, все больше и больше волновался.
«А если она не придет? Хоть и пообещала, но вдруг – не придет? – метались мысли в его голове, заставляя сердце с тоской сжиматься. – Здесь столько красивых и богатых мужчин, что такой как я просто теряюсь на их фоне…»
Нет, Джеймс Рибас был состоятельным мужчиной сорока трех лет от роду, и обладал не такой уж плохой внешностью: хоть был высок и худощав, отчего казался неловким, но многие женщины считали его вполне привлекательным. Внешность он пошел в покойного отца – Алекса Рибаса - женившегося на Луизе, даже в молодости пугавшей всех своими исполинскими размерами и деспотичным характером, из-за ее огромного приданного. Отца хватило лишь на то чтобы сделать одного-единственного ребенка, после чего тот с головой ушел в бизнес и перестал посещать спальню жены. Именно напряженный деловой график и свел в могилу Алекса – сердечный приступ настиг того прямо во время одного из важных совещаний. С тех пор Джеймс ведет все дела семьи Рибас и считается вполне перспективным женихом, несмотря на довольно-таки затянувшееся хождение в холостяках. Это давало повод его мамочке окружать его удушающим, тотальным контролем:
«Ты, Джеймс, богат и недурен внешностью, - говаривала миссис Рибас, - поэтому всякие вертихвостки и охотницы за мужьями тебе не дают проходу! Ты такой наивный! Кабы я не присматривала за тобой, то какая-нибудь хитрая девка давно уже б обвела тебя вокруг пальца!..»
Кабы его мамаша не присматривала за ним – то Джеймс давно бы нашел семейное счастье. Но только вот ни одна из тех женщин, которых он решался представить матери, не пришлись ей по вкусу. Одна – слишком развязная, другая – слишком скрытная, третья – слишком смазливая, четвертая – слишком уродливая, пятая – чрезмерно болтливая… Придиркам не было конца. И Джеймс подозревал, что его мать ни за что бы не согласилась благословить его брак, пусть даже он вознамерился жениться на деве Марии. И у той бы Луиза Рибас нашла кучу изъянов и сочла недостойной стать парой ее единственному отпрыску!..
И вот он, мужчина при деньгах и бурлящих гормонах в крови, должен повсюду ходить на поводке, тщательно скрывая от мамаши свои интрижки! Даже здесь, на Гавайях, куда они приехали в канун местных празднеств, он вынужден подыхать с тоски подле своей мамаши и родственников, владеющих гостиницей «Оаху Плейс». Вместо того, чтобы развлекаться на пляже днем, и кутить в модных барах Гонолулу ночью, он просиживает штаны среди стариков, играющих в бридж и вечно ворчащих на тихоокеанскую духоту и чрезмерную влажность. Этой ночью все Гавайи будут отмечать китайский новый год – с безудержным весельем, фейерверками, вольными игрищами и «танцами львов», - а чопорное общество, скучившееся в элитном клубе, будет пить неспешно коктейли и вести неторопливые скучные разговоры…
Но на сегодня у него другие планы! Совсем другие!
Вот и небольшое пляжное кафе с бамбуковой барной стойкой, где и назначено свидание. Бармен – красавчик-полинезиец с длинными дредами - лихо жонглируя сосудами для коктейлей, спешит выполнить заказы. Играет музыка в стиле лоунж – легкая, ни к чему не обязывающая. Погода сегодня просто райская, а вкупе с надвигающимися празднествами и гуляниями, народу на пляже было много: знойные красавицы в бикини томно попивали напитки, мускулистые серферы поигрывали перед ними бицепсами, семейные пары возлежали на шезлонгах, крикливые дети стаями носились по кромке воды, молодежные компании, хохоча, играли в пляжный бейсбол. Джеймс Рибас, переживая все сильнее, ускорил шаги, пытаясь среди посетителей кафе разглядеть ту, ради которой он сбежал из под материнского надзора.
Она поразила его в самое сердце. Джеймс увидел ее, когда та выходила из воды, встряхивая на ходу длинной гривой черных, как вороново крыло, волос. Перед ним как будто предстала сама Венера – но не та целомудренная девица с впалой чахоточной грудью, рожденная кистью Боттичелли – а истинная богиня страсти, сияющая древней и, в то же время, вечно молодой распутной красотою. Она могла затмить всех женщин одним своим взором языческих зеленых глаз – на нее с восхищением смотрели все мужчины, и он, Джеймс Рибас, не стал исключением. Но, если все прочие, беря ее на заметку, начинали втягивать живот, напрягать мускулы и скалить в обольстительной улыбке зубы, то он – встретившись случайно с ней взглядом растерялся и покраснел, как школяр-неудачник… Джеймс не знал, почему его смущение вдруг привлекло эту роскошную женщину. Она улыбнулась ему – не кому-нибудь, а именно ему!
Помнится, он едва-едва нашел в сере решимости улыбнуться ей в ответ, как его окликнула мать. Она совершала в компании сына променад по набережной и зашла в кондитерскую лавочку, а Джеймс дожидался ее снаружи. Луиза Рибас своим ястребиным зрением сразу заприметила эффектную брюнетку в бикини, которое практически не скрывало под собою ее прелестей, сразу же взяла его в оборот и поспешила увести прочь. Джеймс тогда страшно сконфузился, представляя, как красавица, ставшая свидетельницей материнского терроризма, смеется над ним… Но когда на следующий день, когда ноги сами принесли его на тот пляж, она сама подошла к нему и заговорила.
Ее звали Наста. Необычное имя, подумал Рибас, но не решился заострить на этом внимание. Она говорила с легким британским акцентом, который придавал ей странное очарование. Поболтав с полчаса она вдруг куда-то заторопилась, но назначила ему второе свидание – на том же пляже, в кафе.
«Завтра днем я свободна. Если хочешь, я устрою тебе экскурсию, - сказала она, игриво подмигнув. – Тут на острове есть множество красивых мест. И множество… очень интимных…» - сказав это, она покинула его. Кто она была, чем она занималась на Гавайях, и куда ей необходимо было спешить – он не знал. Хотя, в общем-то, это не особо волновало Джеймса. У него кружилась голова, он был околдован и возбужден многозначительным приглашением зеленоокой красавицы.
Оказавшись в кафе, Джеймс приостановился и завертел головой, выискивая искомое лицо. Наконец, он заметил копну черных распущенных волос, знакомые черты лица, частично скрытые большими солнцезащитными очками. Несомненно, это была она!.. Наста, одетая в свободного покроя тунику из полупрозрачной ткани, сидела за плетеным пляжным столиком в одиночестве, обмахивалась веером, перед неб стоял высокий стакан с ядовито-зеленым коктейлем. Вытирая вспотевшие ладони о брюки, Джеймс направился к ней и, остановившись подле столика, в знак приветствия стянул с головы панаму:
Прошу простить меня, миз Наста. Кажется, я опоздал… - он отодвинул стул и сел за столик.
О нет, вы вовремя, - раздался в ответ хрипловатый голос. Тот остолбенел, поняв, что ответил ему явно мужчина. Незнакомец, которого он принял за Насту, снял с лица очки и посмотрел на него пронзительным взглядом изумрудных глаз. Напротив Джеймса сидела точная копия Насты, но только в мужском варианте. - Так это ты ухлестываешь за моей сестрой?
Ч-что? – Джеймс даже начал заикаться. – Кто вы такой?
Ты ее уже трахал? – незнакомец наклонился вперед, и взгляд у него стал безумным, маниакальным. У единственного сына Луизы Рибас в тот же миг кровь застыла в жилах от ужаса; он рад был бы вскочить, но эти зеленые глаза гипнотизировали его, приковывали к месту. Где-то под плетеным столиком щелкнул складной нож, который близнец Насты без смущения продемонстрировал, заставив остро наточенное лезвие сверкнуть на солнце: - Если «да», то я отрежу тебе все части тела, которыми ты к ней прикасался.
Я… мы… - замямлил Джеймс, ощущая тошнотворную тяжесть в животе. Вокруг было людно и шумно, однако это не приносило облегчения, ему казалось, что он находиться наедине с этим сумасшедшим незнакомцем. Надо сказать ему «нет», вот слушались бы голосовые связки и губы!..
Ив?!... – над их головами зазвенел возмущенный женский голос. – Какого черта!
Наста рассерженно переводила взгляд с Рибаса на своего брата-близнеца и обратно. От нее не ускользнуло испуганное выражение лица Джеймса и нож в руке Ива, хотя тот попытался быстро его спрятать. Несколько секунд близнецы сверлили друг друга абсолютно одинаковыми горящими глазами, затем Наста подскочила к Иву и отвесила ему увесистый подзатыльник с восклицанием:
Ты никак не угомонишься, да? – не дожидаясь какого-либо ответа, она, как разъяренная фурия, развернулась и, пронесшись сквозь толпу посетителей, зашагала прочь от кафе.
Ив с печальным вздохом потер затылок, потом, уже забыв о присутствии Рибаса, вскочил и бросился следом за ней. Он, встряхивая длинными распущенными волосами, одетый в развевающуюся женскую тунику, привлекал к себе внимание праздногуляющих людей, но явно плевал на их мнение. Ив догнал сестру вскоре, но, когда схватил ее за руку, она раздраженно выдернула ее и не пожелала остановиться.
Я тебя предупреждала – прекрати за мной шпионить! – бросила Наста ему через плечо, говоря по-русски. - Но ты снова и снова… Черт возьми, ты невыносим!
Ладно тебе, пошутить уже нельзя…
Женщина резко остановилась и обернулась к нему, зло переспрашивая:
Ах, шутка? И нож был в этой шутке главной фигурой?
Нет, не был, - хмыкнул Ив, и начал задирать подол туники, явно собираясь продемонстрировать нечто неприличное: - Главная шутка заключалась в том, чтобы показать ему это, если бы он вдруг не понял, что я это не ты, и полез мне под юбку.
Прекрати поясничать, придурок! – рявкнула на него Наста, но уже без злости.
Оглядевшись, она заметила лоток торговца горячих сосисок и охлажденных напитков, подойдя к нему, Наста попросила сосиску в кукурузной лепешке. Брат тем временем пожал плечами легкомысленно и одним рывком снял с себя тунику, под которой оказались обрезанные до колена джинсы. Телосложением он походил на бога, так что все женщины в округе уставились на его обнаженный торс с жадным восхищением, а мужчины - с затаенной завистью.
Gung Hee Fat Choy*, - с улыбкой сказал продавец, подавая ей завернутую в промасленную бумагу лепешку и сосиску.
Наста, откусывая кусок от лепешки, вновь зашагала дальше по мостовой, одновременно обращаясь к брату:
Скажи мне, что бы ты делал, если бы все сложилось иначе и мы остались в таборе?
То есть? – он шагал, отставая от нее на один шаг. С тех пор, как пять месяцев назад они решили быть вместе, у него появилась эта манера: обидев или задев чем-то сестру, ходить за ней как тень, пока ей это не надоедало и она не прощала его.
Ну, мы бы спокойно повзрослели, не зная бед и несчастий. Как и любой приличной цыганской девушке мне нужно было бы выйти замуж за уважаемого цыгана… И что бы ты сделал, а?.. Угрожал ножом каждому, кто ко мне посватается?
Да.
Придурок, - повторила она. – С таким братом мне только в монастырь идти.
Я не отпустил бы тебя в монастырь, ведь тогда мы не смогли бы часто видеться.
Извини, - она вновь резко остановилась, - ты, наверное, не понял, к чему я клоню. А клоню я к тому, что я уже взрослая женщина, а не пятилетняя малютка! Я выросла, ты это понимаешь, Иврам? Мое целомудрие не надо так рьяно охранять, ясно? Я сама себя хозяйка! Я красивая женщина, я нравлюсь мужчинам и мужчины нравятся мне…
Слишком много «я» в твоем монологе, - заметил Ив. – А где «мы»?
Тебе нужно «мы»? Хорошо. «МЫ» не должны маниакально вмешиваться в личную жизнь друг друга.
Но моя личная жизнь – это ты, - просто и незамысловато возразил ей брат. – Все остальное – оно не мое, не личное.
Наста устало стукнула себя по лбу, чувствуя, что не в состоянии сказать что-либо против его слов. Обреченно покосившись на лепешку в своей руке, она откусила новый кусок и проговорила: