— Зета, о чем они спорили?
— Хозяин сказал, что никого не хочет видеть, — оглянувшись на дверь, ответила Зета. — Он не собирается даже позвать доктора! У мистрис стала распухать рана, и Мило хотел позвать врача… он все повторял, что мистрис срочно нужна помощь, — воскликнула Зета и, расплакавшись, выбежала из комнаты.
Силия и Лекси переглянулись и без слов поняли друг друга: их отец пытался убить мать.
Джордан вышел к главным воротам. Рядом с ним, держа лошадь под уздцы, шел Райан О'Коннор.
— Гони как можно быстрее, — сказал Джордан. — Только будь поосторожнее, Райан.
О'Коннор кивнул и пустил лошадь в галоп. Джордан смотрел ему вслед. Впереди, ярдах в пятидесяти, остановился фургон, из которого неловко выбралась невысокая фигура. Фургон тут же тронулся. Джордан узнал Еву.
— Где вы были, Ева? — спросил Джордан, когда она подошла.
Ева заметила, что он говорит с ней, как ни в чем не бывало. «Сдерживает себя, — с раздражением подумала Ева, — и выскажет все, что думает, в подходящий момент». Она понимала, что заслужила упреки, но сдержанность Джордана отчего-то рассердила ее, и Ева тут же пообещала себе, что вернется в Эдем только для того, чтобы извиниться перед Гэби и все объяснить ей. А что касается Джордана, то…
— Я не собираюсь извиняться, что не сообщала вам о моей связи с Максом и Летицией. Они не мои родители и…
— Ева!
— Я не оправдываюсь. Макс Кортленд мерзкий человек, и… у меня нет ничего общего ни с ним, ни с матерью, ни с сестрами. Сестры всем говорят, что я их дальняя родственница, и меня это вполне устраивает. А они, по-моему, пустые и надутые куклы. Мои родители — это мои дядя и тетя. Они воспитали меня. Они любили меня…
— Ева…
— Хотите что-то сказать? Говорите же скорее, и покончим с этим.
— Ева, сейчас не время говорить об этом. С Летицией… произошла беда.
Ева непонимающе посмотрела на него.
— Здесь Элиас. Его сильно избили. Опять.
— Что значит опять? И что с моей… матерью? — Ева с ужасом представила себе, что мать, возможно, пострадала, пытаясь защитить ее от отца.
— Дня два назад Летиция рассказала мне, что Макс избил Элиаса так, что были основания опасаться за его жизнь. Я сказал, что у меня есть для него место, и, слава богу, он пришел ко мне. Но Мило Джефферсон успел избить его до потери сознания. Элиас дополз сюда по полям. Он сказал мне, что ваша мать упала с веранды и сильно поранила голову. Макс даже не послал за врачом, так что я отправил Райана за доктором Беннеттом. Потом он заодно осмотрит и Элиаса.
— Макс не допустит, чтобы вы привели врача!
— По всей видимости, — хмуро ответил Джордан. Внезапно его осенила прекрасная идея. — Но… вы-то, как дочь, имеете полное право привести его!
— После моей статьи… я не думаю, что он вообще захочет меня видеть, с доктором или без него, — тяжело вздохнув, сказала Ева.
— Возможно, Лекси или Силия сумеют повлиять на него?
— Сомневаюсь. Я ничего не могу сделать, Джордан. Мне же нет дела до Летиции, разве не так? — Ева вздернула подбородок и отвернулась, едва сдерживая слезы.
Глава 21
— Ева! Где ты была? — воскликнула Гэби, входя через заднюю дверь. Ева через плечо быстро взглянула на Джордана:
— Я переночевала у Мэри Фоггарти. Это в городе, недалеко от мэрии… где проходил вечер.
Гэби слегка нахмурилась.
— Мы очень волновались. Тебе бы следовало предупредить нас. — Гэби посмотрела на Джордана и подумала, что ему, наверное, сейчас немного неловко. — Ну, как повеселилась? Собрала сплетен для своей заметки?
Ева почувствовала себя предательницей и поняла, что не в вилах взглянуть сейчас в доверчивые голубые глаза Гэби.
— Нет, Гэби. Никакого веселья не было… и я не знаю, о чем писать.
— Жалко.
«Я пообещала Жюлю заметку, я не могу подвести его! Нужно придумать что-то, объяснить ему!» — с отчаянием подумала Ева.
— Я, пожалуй, пойду проведаю Элиаса, — сказал, извинившись, Джордан, но Гэби, думая, что Еву что-то расстроило, его не расслышала.
— Что, твой молодой человек испортил тебе весь вечер? — спросила Гэби, когда Джордан ушел.
— Нет, Гэби… и я же говорила тебе, что Ирвин мой знакомый, и только! — воскликнула Ева. Внезапно она со стыдом поняла, что даже не попрощалась вчера с Ирвином: она спешила к Нибо, который должен был отвезти ее к Мэри. — Я ушла очень рано… и оставила Ирвина.
— Джордан тоже вернулся рано, — хмуро ответила Гэби, — и был не очень-то разговорчив. Что-то все вы вернулись оттуда не слишком радостные.
Еве совсем не хотелось думать о том, как сильно расстроился Джордан.
— Гэби… мне нужно сказать тебе кое-что важное…
В этот момент в дом с визгом вбежали Джош и Билли.
Ева замолчала. Гэби строго выговорила сыновьям за учиненный шум, но дети никак не хотели успокаиваться.
— Прости, Ева, я обещала сходить с ними в город за новыми башмаками. Сама видишь, как им не терпится, — сказала наконец Гэби. Из гордости она умолчала о том, что для мальчиков это должны быть первые башмаки, купленные в магазине — все прежние достались им от родных и друзей семьи. — Мы скоро вернемся. Мы поговорим с тобой после, хорошо?
— Конечно! Это вообще не… — Ева едва не сказала, что все это совсем не важно, но снова лгать Гэби, после данного себе обещания все рассказать, ей совсем не хотелось. — Это подождет, — тихо закончила она.
Райан О'Коннор вернулся на плантацию вместе с доктором Беннеттом только к середине дня. Доктор выглядел очень усталым — в последние десять лет он был единственным врачом в Джеральдтоне, Бабинде и Ингхэме.
Тщательно осмотрев Элиаса, доктор повернулся к стоявшему у дверей Джордану: — У него сломаны по крайней мере три ребра, — хмуро сказал доктор Беннетт. — Вокруг почек сильные синяки — боюсь, работать он не сможет несколько недель. — Доктор испытывающее посмотрел на Джордана, явно ожидая вспышки раздражения.
— Пусть отдыхает столько, сколько будет нужно, — с жалостью взглянув на Элиаса, ответил Джордан.
Доктор Беннетт пристально посмотрел на Джордана. За свою практику он уже не раз видел, как плантаторы жестоко избивали чернокожих рабочих.
— Скверные травмы. Видно, бедняге досталось, — сказал доктор. В его голосе звучало откровенное осуждение. — Если вы хотите, чтобы ваши люди работали как следует, нельзя наказывать их таким образом!
Джордан вздрогнул — он понял мысль Беннетта.
— Я не бью своих рабочих! — запротестовал он.
Доктор Беннетт сурово сжал губы — он явно не верил Джордану. При других обстоятельствах Джордан объяснил бы ему, что произошло, но сейчас он был поглощен мыслями о Летиции и не имел ни сил, ни желания что-либо доказывать доктору.
Джордж Беннетт, укладывая в сумку свои инструменты, думал о сотнях канаков, которых ему пришлось лечить после побоев, нанесенных плантаторами или их надсмотрщиками. Никто из фермеров никогда еще не признался в содеянном, а увечья неизменно списывались на несчастные случаи или драки среди самих рабочих. Доктор давно уже испытывал крайнее отвращение к этой привычной жестокости и не раз серьезно подумывал об отставке, о спокойной жизни где-нибудь в маленьком домике, у реки, как можно дальше от цивилизации.
Уже начинало смеркаться, когда Джордан, Ева и доктор Беннетт подъехали к плантации Уиллоуби. Ни Джордан, ни Ева не особенно удивились при виде запертых ворот и охраняющего их канака, но доктор Беннетт был откровенно озадачен.
— Мы желаем видеть мистрис Кортленд, — сказал Джордан сторожу. Тот, с широко раскрытыми от удивления глазами, переминался у ворот.
— Я… простите, сэр — запинаясь, заговорил канак, — но мне велено никого не пускать сюда.
— Это врач для мистрис Кортленд! — сказала Ева.
— Врач… а, доктор! — растерянно пробормотал канак, изможденный малый лет двадцати. Мельком оглянувшись на дом, он подошел чуть ближе к воротам. — Простите меня, мистер, но… хозяин обещал выпороть меня кнутом, если я впущу кого-нибудь… — опасливо сказал он, опустив глаза: ему сразу вспомнился бедняга Элиас. Ева и Джордан переглянулись — в глазах молодого канака явственно читался смертельный страх.
— Элиас в безопасности, и доктор уверен, что он поправится, — тихо сказал Джордан.
Молодой канак в замешательстве посмотрел на Джордана.
— Как тебя зовут? — спросил Джордан.
— Ге… Генри, сэр, — сильно волнуясь, ответил юноша. Смысл слов Джордана наконец дошел до него, и удивление на его лице внезапно сменилось облегчением.
— Вот что, Генри, я понимаю, что ты не имеешь права открыть ворота без разрешения, но ты же можешь сходить и спросить у мисс Силии или мисс Александры, хотят ли они, чтобы доктор осмотрел их матушку?
Генри напряженно слушал Джордана. Заметно было, что тот не особенно быстро соображает и явно боится взять на себя такую ответственность.
— Я… за это, верно, мне не попадет, — почесав курчавую голову, ответил он. Джордан подумал, что в этом никак нельзя быть уверенным. Генри повернулся и радостно помчался к дому.
На веранде, потягивая ром, сидел Макс. С дороги его не было видно, но сам он отлично видел все, что происходило у ворот. Макс узнал Джордана и Еву и почувствовал сильнейшее раздражение оттого, что они посмели явиться сюда. Макс тут же решил, что не допустит доктора к Летиции. Увидев, что Генри оставил свой пост, Макс вскочил на ноги и помчался навстречу затрясшемуся от страха канаку.
— Кто позволил тебе оставить ворота? — заревел он.
Почувствовав запах рома, исходивший от Макса, и увидев перед собой его безумные глаза, Генри задохнулся от ужаса.
— Я… только…
— Тебе же сказано было не покидать ворота! — рявкнул Макс. Кулак его просвистел в воздухе и с силой врезался в лицо канаку. Генри, закрыв лицо руками, рухнул прямо в цветочную клумбу. Макс размахнулся и попытался пнуть его ногой, но канак успел отодвинуться в сторону, и Макс, прошипев какое-то ругательство, ринулся к воротам.
— Чего надо? — зарычал он в лицо Джордану, едва взглянув на Еву и доктора.
— Мы привезли доктора… маме… — ответила Ева, раздосадованная тем, как тихо и испуганно прозвучал ее голос.
— Какого дьявола ей доктор? — загремел Макс.
— Мы узнали, что она упала, — начал Джордан.
— Кто это сказал?
Джордан видел, что Макс пьян. Это обеспокоило его еще больше, так как Макс в таком состоянии явно не мог отдавать себе отчет в серьезности травм Летиции.
— Какая разница?
— Такая! — закричал Макс. — Если бы моей жене был нужен врач, я сам бы послал за ним.
— Прошу, позволь доктору Беннетту осмотреть ее! — умоляюще произнесла Ева и с отвращением заметила, что по лицу Макса промелькнуло что-то похожее на наслаждение.
— Это же я, Макс, — сказал вдруг Джордж Беннетт. — В самом деле, ничего же не случится, если я осмотрю ее!
Макс и бровью не повел и продолжал злобно смотреть на Джордана.
— Верни мне Элиаса, а там посмотрим! — вдруг насмешливо фыркнул он. Он уже успел догадаться, что Элиас ушел в Эдем. Мило не смог отыскать его, и никто, кроме Джордана, не осмелился бы дать убежище Элиасу.
— О боже! Как ты можешь торговаться? Речь идет о жизни твоей жены!
— А ты признаешь, что Элиас у тебя? — напирал Макс.
— Элиас никогда не вернется, — ответил Джордан. — Мило Джефферсон избил его так, что доктору Беннетту пришлось осмотреть его.
Макс на мгновение смешался — Мило ничего не сказал о том, что бил Элиаса.
— Не твое дело! — прорычал он наконец. — Это мои канаки, и ты не имеешь права укрывать беглеца!
— Это ты не имеешь права так обращаться с ними! — Джордан почувствовал, что теряет терпение. — Но говорить с тобой бесполезно! Так ты впустишь доктора Беннетта или нет?
— Я, по-моему, уже ясно высказался!
— Хорошо, Макс. Мы скоро вернемся. Вместе с констеблем Хокинсом, — ответил Джордан.
Хотя Макс хорошо понимал, что Хокинс никогда не посмеет пойти против его воли, взгляд его при словах Джордана преисполнился холодной ненавистью.
— Делай что хочешь, но ни ты, ни кто-либо еще никогда не войдет сюда без моего разрешения!
«Как он может быть так бездушен, так жесток к ней?» — подумал Джордан.
— Так-то ты заботишься о своей жене? — спросил он и с изумлением увидел, что в глазах Макса мелькнуло что-то похожее на отчаяние — отчаяние затравленного зверя. Но через мгновение это выражение вновь уступило место непреклонной злобе.
Джордан и доктор Беннетт с удивлением поняли, что сейчас Макс, будто забыв об их присутствии, смотрит только на Еву. Он изучающее глядел на нее, стараясь найти в ее чертах какой-нибудь намек на свое отцовство. Никогда раньше он не задумывался о том, от кого она могла унаследовать блестящие черные волосы, светло-оливковую кожу и миндалевидный разрез глаз, почему она так непохожа на Силию, Александру и даже на Летицию. Конечно, все дочери были слишком разные, и внешность Евы никогда не бросалась ему в глаза. И никогда раньше Макс не задумывался, почему его собственный ребенок родился с серьезным физическим недостатком — до этого дня такой вопрос просто не приходил ему в голову.
Доказательство предательства жены было сейчас здесь, прямо перед ним, оно смотрело ему в лицо. Он внезапно почувствовал себя чудовищно одураченным — да, он оказался рогоносцем: жена, которой он безгранично доверял, обманула и предала его.
Макс ощутил приступ тошноты. Он с усилием проглотил слюну, боясь, что сейчас его вырвет. Одно дело выгнать Еву из дому, отказать ей в наследстве и совсем другое — услышать, что она не его дочь. Его мужская гордость была задета, но сейчас Макс в первый раз понял, что муки, терзающие его, — в действительности муки разбитого сердца, муки погибшей любви.
Перед его мысленным взором встала Ева, какой он помнил ее, — упрямый, своенравный ребенок. Ее характер, ее непослушные кудри делали ее иногда очень похожей на детеныша львицы. Как отчаянно стремилась она не отстать от старших сестер в любом опасном деле! Сейчас Макс наконец признался себе, что всегда в душе восхищался твердостью духа дочери, ее подчеркнутой независимостью. И лишь сейчас он понял, почему Летиция отправила ее к родным: все эти годы она боялась, что он узнает правду.
Макс с испугом почувствовал, что на глаза у него наворачиваются слезы, поспешно отвернулся и нетвердым шагом поплелся прочь.
— Уезжайте, — пробормотал он.
— Я буду в городе дня через два! — крикнул вдогонку ему доктор Беннетт. — Пошлите за мной, если будет нужно!
Макс не ответил.
В последующие два дня Летиция то приходила в сознание, то вновь впадала в беспамятство. Силия и Лекси были при ней день и ночь и молили Бога об улучшении ее состояния, но Летиция, казалось, слабела с каждым часом. Дочери были в замешательстве: в бреду мать постоянно звала Еву.
— Зачем она зовет Евангелину? — спросила в сотый раз Лекси.
— Не знаю, — огрызнулась Силия, — но она ни разу не позвала нас. Я… просто ничего не понимаю!
Девушки переглянулись. Звать Еву им не хотелось, но, если они хотели спасти жизнь матери, выбора у них не оставалось.
Макс сидел на охапке сена в конюшне, подавшись вперед, уперевшись локтями в колени. Между ногами у него стояла откупоренная бутылка. Лицо Макса посерело от давно небритой щетины, рубашку он не менял три дня, и от него несло потом. Мило подумал, что никогда еще не видел хозяина в таком жалком виде.
— Так дальше нельзя, хозяин, — сказал Мило, глядя, как Макс осушает бутылку.
— Молчи, Джефферсон! — промычал Макс. — И каково было бы тебе узнать, что твой ребенок — на самом деле не твой? — У Мило не было ни жены, ни детей, но сейчас это было не важно. Мило же мужчина, думал Макс, он должен понять, каково сейчас ему!
— Все это дела минувшие, хозяин. Ничего хорошего не выйдет, если так ворошить прошлое.
— А что, может быть еще хуже? — фыркнул Макс.
Мило кисло поморщился. «Хуже тебе было бы узнать, что отец Евы — канак», — подумал он.
— Может быть, хозяйка сама все расскажет, когда придет в себя, — сказал Мило, молясь про себя, чтобы Летиция солгала и не рассказала правду об отце Евангелины.