Все участники смотрели одинаковые материалы, различались лишь два элемента: субтитры и задача, поставленная перед участниками. В одном случае все пять «тревожных» роликов сочетались с темами, внушающими тревогу, например с половой жизнью, а в другом все семь роликов сочетались с нейтральными темами, например путешествиями по всему миру (иными словами, пять роликов с тревожным поведением выглядели несообразно расслабляющему предмету разговора). Одной половине участников эксперимента объяснили, что им предстоит оценить женщину из видеоролика по некоторым личностным качествам, а другой половине предложили не только оценить ее качества, но и вспомнить семь тем разговора в порядке их появления.
Результаты не стали для ученых неожиданностью, но пошатнули распространенные представления о том, как мы воспринимаем окружающих. Если участники эксперимента, от которых требовалось сосредоточиться только на соответствии поведения женщины ситуации, нашли героиню роликов более встревоженной при нейтральных темах разговора и менее встревоженной, когда разговор заходил о предметах, действительно внушающих тревогу, то участники, от которых требовалось вспомнить темы разговора, были совершенно не в состоянии принять эти самые темы во внимание, высказывая суждения о беспокойстве женщины. В распоряжении участников эксперимента имелась вся информация, необходимая им, чтобы сделать выводы, но им и в голову не пришло воспользоваться ею. Поэтому, хотя они и знали, что данная ситуация теоретически встревожила бы любого, на практике они просто решили, что женщине в целом свойственна тревожность. Более того, по прогнозам этих участников эксперимента, женщина должна впредь проявлять беспокойство – независимо от того, насколько к этому располагает ситуация. Чем лучше они помнили темы разговоров, тем менее удачными оказывались их прогнозы. Другими словами, чем больше была загруженность их мозга, тем меньше они могли скорректировать первое впечатление после того, как оно сформировалось.
Это и хорошо, и плохо. Начнем с плохого. В большинстве ситуаций, при большинстве обстоятельств мы – активные наблюдатели, следовательно, вероятнее всего допустим ошибку, подсознательно и машинально классифицируя, характеризуя и не умея откорректировать первое впечатление. В итоге мы руководствуемся внешним впечатлением, забываем о нюансах, забываем, как легко человек в любой момент может оказаться под влиянием множества сил, как внутренних, так и внешних. Вдобавок этот принцип действует независимо от того, выводите вы, подобно большинству жителей Запада, характерные свойства из мимолетных состояний или, как большинство жителей Востока, делаете вывод о состояниях на основании уже известных характерных свойств: в любом случае, произвести корректировку вам не удастся.
Но есть и хорошие новости. Исследования одно за другим демонстрируют, что мотивированным людям коррекция дается более естественно – и корректно, если так можно выразиться, – чем тем, кому недостает мотивации. Другими словами, нам требуется не только осознать, что мы склонны делать суждения «на автопилоте» и не умеем корректировать их в дальнейшем, но и активно захотеть быть более точными в своих суждениях. В одном из исследований психолог Дуглас Крулл создал те же начальные условия, как и в гарвардском исследовании тревожности, но поставил перед участниками эксперимента дополнительную цель: попросил их оценить степень тревожности, вызванной вопросами на собеседовании. Те участники, которые оценивали эту ситуацию, гораздо реже решали, что женщине просто свойственна тревожность, хотя и были заняты когнитивной задачей по воспроизведению информации.
Или рассмотрим еще одну распространенную установку: политическая оценка, скорее навязанная субъекту, чем осознанно им выбранная. Возьмем смертную казнь (поскольку мы уже упоминали ее ранее, вдобавок она соотносится с криминальным миром Холмса; кроме того, она часто фигурирует в условиях экспериментов). Возможно, вы придерживаетесь одного из трех распространенных взглядов на смертную казнь: вы за казнь, вы против, или же вам все равно, вы на самом деле затрудняетесь с ответом или никогда не задумывались об этом. Если бы я предложила вам краткую статью с доводами в поддержку смертной казни, как бы вы отреагировали на нее?
Ответ таков: смотря по обстоятельствам. Если вы мало информированы о смертной казни и не имеете устойчивых взглядов на этот счет, если вы не заинтересованны и отвлечены, то скорее всего вы примете предложенную статью за чистую монету. Если у вас нет причин сомневаться в источнике статьи, если она выглядит достаточно логичной, то, по всей вероятности, вы позволите ей убедить вас. Классифицировать и категоризировать вам понадобится, а вот потребность в коррекции едва ли возникнет. Коррекция требует усилий, а у вас нет личных причин прилагать их. Сопоставьте эту реакцию с другой – в том случае, если вы убежденный противник или сторонник смертной казни. И в том и в другом случае ваше внимание будет привлечено уже самой темой статьи. Вы прочтете ее гораздо внимательнее и не пожалеете усилий, необходимых для коррекции. Сама коррекция будет различаться в зависимости от того, «за» вы или «против» (в сущности, вы можете даже переборщить с коррекцией, если вы против доводов статьи, слишком сильно противоречащих вашим убеждениям), но, так или иначе, ваша вовлеченность будет гораздо активнее, вы приложите умственные усилия, необходимые для того, чтобы поставить под сомнение свое первоначальное впечатление. Потому что для вас важно как следует во всем разобраться.
(Политический вопрос я выбрала намеренно, чтобы показать, дело не обязательно имеет отношение к оценке человека, – но только вдумайтесь, какой значительной будет разница в восприятии в случаях, когда вы впервые встречаетесь с кем-либо или когда вам предстоит проводить собеседование или давать оценку знакомому человеку. В каком случае вы с большей вероятностью будете осмотрительнее в своих впечатлениях, чтобы не ошибиться? В каком случае потратите больше усилий на корректировку и пересмотр?)
Когда мы ощущаем выраженную личную вовлеченность во что-либо, нам не жаль лишних усилий. Если вы вовлечены в сам процесс, если настроены на внимательность, наблюдательность и бдительность, то с гораздо большей вероятностью будете требовать от себя точности суждений. Разумеется, начало процесса необходимо осознать, но эта цель уже достигнута. А если вы поняли, что вовлеченность необходима, но не настроены на нее? Психолог Арье Круглански всю свою профессиональную жизнь изучает феномен, известный как потребность в завершенности – стремление разума прийти к неким определенным представлениям в каком-либо вопросе. Изучая проявления этой потребности у разных людей, Круглански продемонстрировал, что мы можем сами манипулировать ею, чтобы становиться более внимательными и вовлеченными, а заодно и обеспечивать завершение стадии корректировки своих выводов.
Этой цели можно достичь несколькими способами. Наиболее эффективным оказывается имеющееся у нас чувство ответственности за наши суждения: в этом случае мы гораздо дольше рассматриваем вопрос со всех сторон, оцениваем возможности, прежде чем принять решение, не жалеем сил и времени на корректировку первоначальных впечатлений, лишний раз убеждаемся, что они точны. Наш разум не «закрывает» поиски (или, как это называет Круглански, не «замораживает» их), пока мы не удостоверимся, что сделали все возможное. Далеко не всегда рядом оказывается автор эксперимента, способный призвать нас к ответу, но мы и сами можем справиться с его ролью, если будем относиться к каждому важному суждению или наблюдению как к испытанию. Насколько я точен? Насколько хорошо я выполнил задачу? Способен ли я повысить свою внимательность по сравнению с предыдущим разом? Такие испытания не только способствуют нашей вовлеченности в наблюдение и делают его более увлекательным, но и снижают вероятность поспешных выводов и необдуманных суждений.
Активный наблюдатель стеснен в действиях, потому что на него сваливается сразу слишком много задач. А если он участвует в социально-психологическом эксперименте и вынужден запоминать семь тем подряд, цепочку цифр, еще какую-нибудь последовательность из тех, какие психологи обычно применяют с целью создания когнитивной занятости, то этот наблюдатель в принципе обречен. Почему? Потому что эксперимент поставлен таким образом, чтобы принудительно препятствовать вовлеченности. Нельзя полностью вовлечься в ситуацию (если вы не наделены фотографической памятью или не владеете мнемоническим «методом мест»), когда судорожно пытаешься запомнить бессвязные сведения (и даже если эти сведения связные: суть в том, что ресурсы внимания получают другую направленность).
Но тут следует заметить: наша жизнь – не социально-психологический эксперимент. Нам и не требуется быть активными наблюдателями. Никто не просит нас вспомнить точный порядок предметов разговора или выступить с речью, к которой мы не готовы. Никто не принуждает нас ограничивать нашу вовлеченность: мы делаем это по собственному почину. Либо ввиду потери интереса, как у Холмса в деле мистера Пикрофта, либо по той причине, что мы слишком поглощены будущим судебным процессом и потому не в состоянии сосредоточиться на участнике сиюминутных событий, подобно Ватсону. Мы сами отвлекаемся от человека или ситуации в силу своего личного выбора. С таким же успехом мы можем этого не делать.
Когда же нам хочется увлечься, поверьте, мы на это способны. И тогда мы не только допускаем меньше ошибок в восприятии, но и демонстрируем свою принадлежность к сосредоточенным и наблюдательным людям, какими даже не мечтали стать. Даже дети с диагностированным синдромом дефицита внимания и гиперактивности обнаруживают, что способны сосредоточиться на том, что захватывает их, активизирует их разум и способствует вовлеченности. Например, во время видеоигр. Видеоигры неизменно выявляют ресурсы внимания у людей, которые и не подозревали, что обладают ими. Более того, устойчивое внимание определенного вида и вновь обретенная способность замечать детали, возникающие при такой вовлеченности, могут быть перенесены и на другие сферы, за пределы экрана. Специалисты по когнитивной нейробиологии Дафна Бавелье и С. Шон Грин, к примеру, неоднократно убеждались: так называемые видеоигры-боевики, характеризующиеся высокой скоростью, высокой нагрузкой на восприятие и двигательной нагрузкой, непредсказуемостью и потребностью в периферийной обработке, способствуют усилению зрительного внимания, улучшают зрение, повышают скорость обработки информации, способствуют большему контролю внимания, когнитивному и социальному контролю, а также развивают ряд других способностей в столь разнообразных сферах, как управление беспилотными летательными аппаратами и лапароскопическая хирургия. Мозг действительно может меняться и учится сохранять внимание в течение более продолжительных периодов времени, и все потому, что в моменты вовлеченности внимание действительно важно.
Мы начали главу с блуждания мыслей, им же и закончим ее. Это блуждание – бич для вовлеченности. Неважно, чем вызвано это блуждание – недостатком стимуляции (как у бенедиктинцев, о которых мы упоминали в начале главы), многозадачностью (в сущности, почти всей современной жизнью) или условиями эксперимента: оно не может сосуществовать с вовлеченностью. И, следовательно, не может сочетаться со вдумчивым вниманием, тем самым, которое необходимо нам для наблюдения.
Тем не менее мы постоянно предпочитаем отвлекаться. Мы не вынимаем из ушей наушники, когда ходим, бегаем, ездим в подземке. Проверяем телефоны, когда ужинаем с друзьями и родными. Думаем о следующем совещании, присутствуя на текущем. Короче, мы занимаем ум самостоятельно придуманными заданиями на запоминание и отвлекающими «цепочками чисел». Все дэнам гилбертам мира не под силу принудить нас к этому. Кстати, сам Дэн Гилберт наблюдал за группой из 2200 взрослых в обычные дни с помощью специальных приложений iPhone, которые просили пользователей сообщить, как они себя чувствуют, чем занимаются, думают ли о чем-либо, кроме деятельности, которой заняты в настоящий момент. И знаете, что он обнаружил? Люди не только думают о чем-то постороннем так же часто, как о своем непосредственном занятии (точнее, 46,9?% времени), но даже само это занятие, похоже, не имеет значения: мысли блуждают с равной частотой и во время увлекательной, интересной деятельности, и при скучной, монотонной работе.
Наблюдательный, внимательный ум – это ум, присутствующий в настоящем. В такой голове мысли не блуждают. Этот ум активно вовлечен в свое нынешнее занятие, каким бы оно ни было. Именно он помогает системе Холмса одержать верх, не позволить системе Ватсона развивать суматошную деятельность в попытке охватить всё и вся.
Одна моя знакомая преподавательница психологии ежедневно отключает на два часа электронную почту и интернет, чтобы сосредоточиться только на написании текстов. Думаю, такая самодисциплина и отстраненность могут многому научить. Безусловно, мне хотелось бы применять такой подход чаще, чем удается обычно. Задумаемся о результатах одного недавнего эксперимента: некий нейробиолог предпринял небольшую экспедицию, желая продемонстрировать, что может произойти, если люди на три дня пребывания в условиях дикой природы полностью откажутся от современных средств связи: в результате высвободилась творческая энергия, мысли приобрели ясность, произошла своего рода «перезагрузка» мозга. Далеко не все мы можем позволить себе провести три дня на природе, но, возможно, нам доступны хотя бы несколько часов, когда мы можем сделать осознанный выбор и сосредоточиться.
ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ О ШЕРЛОКЕ ХОЛМСЕ
«Я увидел, что пальцы его покрыты…», «Я вижу, вы жили в Афганистане…» – повесть «Этюд в багровых тонах», гл. 1 «Мистер Шерлок Холмс».
«Я сразу догадался, что вы приехали из Афганистана…», «Прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собою наибольшие трудности…» – «Этюд в багровых тонах», гл. 2 «Искусство делать выводы».
«Что понадобилось человеку науки, доктору Джеймсу Мортимеру, от сыщика Шерлока Холмса?» – повесть «Собака Баскервилей», гл. 1 «Мистер Шерлок Холмс».
«Мое тело оставалось здесь, в кресле…» – «Собака Баскервилей», гл. 3 «Задача».
«Восстановим картину побега…» – рассказ «Случай в интернате».
«Вы, вероятно, помните, что, разглядывая письмо, присланное сэру Генри…» – «Собака Баскервилей», гл. 15 «Взгляд назад».
«Есть еще какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?» – рассказ «Серебряный».
«За единственным столом с развернутой газетой в руках сидел человек, только что виденный нами на улице…» – рассказ «Приключения клерка».
«Ведь для суда важно, какое впечатление производит человек, правда?» – рассказ «Подрядчик из Норвуда».
Глава 4 ИЗУЧЕНИЕ «ЧЕРДАКА»: В ЧЕМ ЦЕННОСТЬ ТВОРЧЕСКИХ СПОСОБНОСТЕЙ И ВООБРАЖЕНИЯ
Молодой адвокат Джон Гектор Макфарлейн просыпается однажды утром и узнаёт, что вся его жизнь перевернулась: в одночасье он стал единственным и самым вероятным подозреваемым в убийстве местного подрядчика. Едва Макфарлейн успевает встретиться с Шерлоком Холмсом и рассказать свою историю, как оказывается в Скотленд-Ярде – настолько весомыми выглядят улики против него.
Как объясняет Макфарлейн Холмсу, с убитым, неким Джонасом Олдейкром, он познакомился лишь накануне днем. Этот человек явился в контору Макфарлейна и попросил оформить его завещание, по которому, к изумлению адвоката, вся собственность подрядчика доставалась ему, Макфарлейну. Олдейкр объяснил, что у него нет родных, но когда-то он дружил с родителями Макфарлейна. В память об этой дружбе он и выбрал в наследники адвоката, но убедил его ничего не говорить об этом родителям, «пока дело не кончено», – наследство должно стать сюрпризом.
Подрядчик пообещал тем же вечером угостить адвоката ужином, а затем вместе с ним просмотреть ряд важных документов, имеющих отношение к завещанию. Макфарлейн согласился. Вечер прошел по намеченному плану. А на следующее утро газеты сообщили о смерти Олдейкра и сожжении его трупа в штабеле досок за домом подрядчика. Наиболее вероятным подозреваемым был назван молодой Джон Гектор Макфарлейн, который не только готовился принять наследство от умершего, но и забыл на месте преступления свою окровавленную трость.
Сразу же после этого разговора Макфарлейна берет под стражу инспектор Лестрейд, а Холмс остается наедине со странной историей. И хотя арест выглядит вполне оправданным – наследство, трость, поздний визит указывают на виновность Макфарлейна, – Холмс никак не может отделаться от ощущения, что концы не сходятся с концами. «Я знаю, игра нечистая, – говорит Холмс Ватсону. – Я чувствую это нутром».