– Ага, пиковые тузы из «Клуба самоубийц», как в фильме о принце Флоризеле! – саркастически усмехнулся Бугаев. – Неужто ты всерьез воспринял бред умирающего?! Не стыдно, Дима?! Ты же грамотный оперативник!
– Тогда считай бредом и его слова о Синдикате! – огрызнулся я. – Им ты почему-то поверил безоговорочно. Не стыдно, Коля?! Ты же заместитель шефа!
Заместитель обиженно насупился, но ответить должным образом не успел. В дверь деликатно постучали.
– Войдите! – разрешил Бугаев. На пороге появился старший лейтенант Максим Казанцев, а с ним девчонка лет восемнадцати: с зелеными глазами, с покрашенными в немыслимый цвет волосами и с прической «я у мамы вместо швабры». «Совсем сдурела городская молодежь, – вспомнив деревенскую красавицу Олю[13], с неудовольствием подумал я. – Уродуют себя – не приведи Господи! Впрочем, дуракам закон не писан. Хочешь ходить чучелом – ходи!»
– Лена Скворцова, из приемного покоя, – представил «чучело» Казанцев. – У нее есть некоторая информация, касающаяся Гаврилова.
– Присаживайтесь, девушка! Не волнуйтесь! – щелкнув кнопкой диктофона, джентльменски засуетился Николай. – Я вас прекрасно понимаю и искренне сочувствую. Такое юное невинное создание, и вдруг столкнуться со столь чудовищной трагедией! Кошмар, просто кошмар! Я бы с удовольствием угостил вас холодным лимонадом, но, к сожалению…
– К черту лимонад! – сипловато перебило «юное создание». – Мне бы водочки, нервы поправить, или пива, на худой конец! Ю андестенд ми?[14]
– А-ап! – подавился воздухом майор, потрясенно глядя на девушку. – В-водочки?! Мы… э-э-э…
«Хреновый ты психолог, Коля! – мысленно усмехнулся я. – Перед тобой „круто продвинутая герла“, а ты ей лимонад предложил. Можно сказать – в душу плюнул! И теперь она над тобой откровенно издевается».
– Максим, сгоняй на второй этаж, – вслух обратился я к старлею. – Попроси у нашего судмедэксперта отлить стакан спирта из той бадьи, куда он складывает внутренности мертвецов для дальнейшего изучения. А что касается закуски – я видел в руке одного жмурика недоеденный «сникерс». Он, правда, кровью забрызган, но на безрыбье…
– Ве-э-э-э!!! – страшно побледневшая «герла» бросилась к стоящей в углу урне. – Вр-э-х-эхр-р-р-р!!! Во-у-у-у!!!
– Лихо ты ее обломал! – шепнул мне на ухо опомнившийся Бугаев. – Жуткую «бадью» сходу придумал. Молодец! Но… с другой стороны… нам позарез нужны подробные показания девчонки. Как бы не обиделась, не замкнулась!
– Ни фига с ней не сделается, – также шепотом ответил я. – Сейчас выблюет всю дурь и начнет давать показания. Только по-нормальному, без понтов! Спорим на сто баксов?
– Ну тебя в баню, – отстранился Николай. – Без штанов оставишь!..
По прошествии пяти минут Скворцова успокоилась, вытерла лицо подолом халата, попила воды из любезно протянутого Казанцевым графина, присела на стол, глубоко вздохнула, извинилась нежным голоском пай-девочки и начала активно «колоться». Без всякого на то понуждения…
3
Студентка второго курса заочного юрфака Елена Скворцова работала в приемном покое больничного комплекса сутки через двое.
Вчера, около пяти вечера, в приемный покой позвонил приятный баритон, представился сослуживцем Гаврилова по Чечне и очень вежливо спросил о состоянии здоровья «боевого брата», привезенного в больницу 20 минут назад с тяжелейшими травмами.
– Врачи борются за его жизнь, но пока ничего сказать с уверенностью нельзя. Позвоните лучше утром! – наведя справки, сказала девушка. (Вежливый «сослуживец» ей заочно весьма понравился.)
– Огромное спасибо! – задушевно поблагодарил «баритон» и перезвонил на следующий день. Ровно в 9.00.
– Гаврилов будет жить! – радостно сообщила Лена. – Более того, к нему вернулось сознание. Скоро вы сможете обнять боевого брата!!!
– А вы случайно не ошиблись?! Не перепутали с однофамильцем?! – усомнился «сослуживец». – Пострадал-то мой друг капитально!
– Да нет же, нет! – весело рассмеялась Скворцова. – Смотрите сами: Гаврилов Сергей Афанасьевич, 1970 года рождения, коренной житель Н-ска, старший лейтенант ВДВ в отставке, потерял на войне правую ногу…
– Да, это он, – задумчиво протянул голос на противоположном конце линии и вдруг спросил: – А где именно находится реанимационное отделение?
– Главный корпус, второй этаж, – бесхитростно ответила девушка и, спохватившись, предупредила: – Но вы не сможете навестить пациента там! Посторонних в реанимацию не пускают. Даже близких родственников!
– Я просто хочу отблагодарить врачей и медсестер! – заверил ее собеседник.
– Тогда зайдите со служебного хода и, через дежурного милиционера, вызовите заведующего, – посоветовала Лена.
– С чего там вдруг милиционер?! – удивился «баритон».
– Специально ради вашего друга поставили. Кто-то вроде бы пытался его убить!
– Спасибо, я это учту, – странновато хмыкнул «сослуживец» и дал отбой…
– Я же, дура, не знала, КАК он «отблагодарит», и не придала значения последним словам!!! – в завершение добавила девушка и горько заплакала, размазывая по лицу косметику.
Мы с Николаем переглянулись. Оперативность действий Синдиката превосходила все мыслимые ожидания! По имеющимся у нас сведениям, Гаврилова доставили в больницу в критическом состоянии в 16.40 и сразу поместили в реанимацию. А двадцать минут спустя позвонил «боевой брат», точно знавший, куда и во сколько привезли бывшего десантника.
– Проводи барышню, Максим, – велел Бугаев Казанцеву и, когда они вышли, сумрачно поинтересовался: – Твое мнение, Дмитрий?!
– Похоже на радиомаяк, активный или пассивный[15], – пожал плечами я. – Хотя нет. «Пассивный» чересчур дорогое удовольствие! Особенно, если учесть масштабы деятельности Синдиката. Как ты помнишь, за год в Н-ске пропало более тысячи человек. Эдак в трубу вылететь недолго! Активный многократно дешевле, в принципе может использоваться, но… каким образом они «омаячили» столько народа?! Ума не приложу![16] Знаешь Николай, по-моему, «карта смерти» хоть и напоминает радиомаяк, но представляет собой нечто иное, более хитрое и… опасное! Только не пойму, что именно!
– Брось ты об этих мифических «картах», – поморщился заместитель шефа. – Прям зациклился! Зато «маяк» – толковая идея! Признаться, она мне самому приходила в голову. Теперь же, после твоих слов, я уверен на сто процентов! Вот увидишь – сейчас мы отыщем чертов «маячок»! А как его подсунули… Гм! Разберемся со временем. Главное, ниточку ухватить!
Бугаев включил рацию, вызвал Пятого и властно распорядился:
– Живо принеси личные вещи Гаврилова. Я в тридцатом кабинете, на третьем этаже… Да, протез тоже не забудь!..
* * *
Тщательнейший осмотр вещей бывшего десантника не дал никаких результатов. Мы ощупали каждый сантиметр одежды. Распилили пуговицы, вскрыли наручные часы, раскурочили протез, отодрали каблуки у обуви, но «маяк» так и не нашли: ни «активный», ни «пассивный». Майор Бугаев выглядел обозленно и растерянно.
– Ты точно ничего не забыл?! – недоверчиво щурясь, спросил он Пятого. (В миру – Лешу Шульгина, высокого двадцатидвухлетнего парня.)
– Никак нет! – обиженно взмахнул тот пушистыми ресницами. – Все здесь. До последней булавки!
– А документы? – встрял я.
– Они до сих пор в приемном покое. Принести?
– Не надо! – вздохнул Бугаев. – Я видел их. Подпорченный водой паспорт да карточка льготника. Самые что ни на есть обыкновенные… Н-да, «весело»!.. Слушай, а может, микрочип под кожей? – вспомнив страшную заваруху летом сего года[17], неуверенно предположил он.
– Вряд ли, – покачал головой я. – Человек с вживленным микрочипом превращается в зомби. Его не надо похищать. Подгоняемый электронными импульсами, он сам отправится туда, куда прикажет Управляющий компьютер. Даже в кремационную печь живьем полезет!..
– Так-то оно так, – снова вздохнул Николай, – и тем не менее нужно убедиться…
Мы вместе спустились в реанимационное отделение. Мертвых оттуда уже убрали. На полу остались лишь не замытая кровь да очерченные мелом контуры убитых. Возле двери стоял пластиковый пакет с одеждой и обувью убийц. Поверх него лежало оружие – два «стечкина» и десантный нож. Каждый предмет был отдельно упакован в прозрачный полиэтиленовый пакетик.
– У Порожняка изъяли. Из крепления на ноге, – указав глазами на нож, пояснил один из оперативников.
– Трупы в наш морг увезли? – спросил я.
– Преступников – да. А остальных в больничный…
– А почему оружие с вещами оставили?
– Так судмедэксперт еще здесь, – давя зевок, сказал оперативник. – Говорит, что сам заберет, когда осмотрит мужика с перерезанным горлом.
– Идем к нему, – дернул меня за рукав Бугаев. – Видать, Кирилл Альбертович тоже заподозрил чип в теле!..
Больничный морг располагался в дальнем левом углу территории комплекса и представлял собой приземистое серенькое здание с замазанными белой краской окнами. В связи с недавней бойней он был переполнен (В реанимации погибли четыре врача, семь медсестер и восемь пациентов. Всего, включая милиционера, двадцать человек.) Тела убитых лежали в ближайшем от входа помещении, на металлических каталках. Возле них угрюмо слонялся местный патологоанатом – грузный мужчина с красным лицом, – но не предпринимал никаких действий и регулярно прикладывался к плоской фляге с завинчивающейся крышкой.
– Спирт, – потянув носом воздух, уверенно определил Бугаев. – Не разбавленный! Тяжко мужику. Собственных друзей потрошить придется!
Ильина мы обнаружили в подвальном этаже, в примыкающем к «холодильнику» зале. Кирилл Альбертович был облачен в несвежий белый халат и прорезиненный фартук, обильно забрызганный кровью.
Он задумчиво курил сигарету, а позади него, на оцинкованном столе, виднелись вскрытые останки Гаврилова.
– Чип искали, Кирилл Альбертович? – вежливо осведомился Николай.
Судмедэксперт промолчал, пуская дым кольцами.
– Так что вы искали?! – не отставал заместитель.
– Хотел установить причину невероятной живучести покойного, – мрачно проворчал Ильин. – Думал, она как-то связана с попыткой его похищения.
– Ну и?! – заинтересовался я.
– Ну и ничего особенного, – раздраженно фыркнул старик. – В смысле, ничего из ряда вон выходящего! Обыкновенный человек – очень крепкий, здоровый, но… обыкновенный. Как он сумел выжить вчера, абсолютно не пойму! Да, кстати, чипов в нем нет. Я проверил ради профилактики.
– А кровь? – вкрадчиво спросил Бугаев.
– Кровь?…Гм. Нет, не проверял… А ведь интересная мысль!!! – вдруг оживился Ильин. – Растворенные в ней препараты, допустим. – Тут Кирилл Альбертович с минуту сыпал латинскими терминами. – Да! Такие вот штучки запросто могли… Кхе, кгм. Отличную вы подали идею, молодой человек!
Майор приятно порозовел.
– Придется задержаться на несколько часов. Всесторонний анализ, с учетом специфики означенных препаратов, займет немало времени, – подытожил Кирилл Альбертович, затушил сигарету о каблук, сунул окурок в карман халата и деловито направился к столу с трупом.
– Мы будем вас охранять, – решительно заявил Бугаев. – Если тайна кроется в крови Гаврилова, то посланцы Синдиката непременно постараются выкрасть или уничтожить тело. Как те зомби летом[18]. Не исключена открытая атака значительными силами. Терять-то им уже нечего! Но не беда. Займем круговую оборону, посадим снайперов на крышу… Короче, отобьемся! – связавшись по рации с членами группы, он отдал соответствующие распоряжения и обернулся ко мне: – А ты, Дмитрий, поезжай в лабораторию. Отвезешь вещи и оружие убийц, вещи потерпевшего. Нечего им тут валяться.
– Думаешь, сопрут? – усмехнулся я.
– Нет, но мало ли…
– Тогда и документы Гаврилова захвачу, – сказал я. – До кучи!
– Захватывай! – прищурился Николай. – Авось из них «карта смерти» вывалится, которую я, дурак, в упор не увидел… Да, между прочим! Сразу после лаборатории, зайди в нашу клинику, покажись врачу. По-моему, у тебя сотрясение мозга…
* * *
В оперативно-следственной суете день пролетел незаметно. На город спустились декабрьские сумерки. Слегка приморозило, и с неба падали редкие, колючие снежинки. Слякоть на дорогах постепенно превращалась в гололедицу. Поток машин на центральных улицах сделался еще гуще, и потому водитель направил «Волгу» объездным путем, через какие-то глухие улочки и переулки. «У Кольки тараканы в башке бегают, а Альбертыч, видать, неудачно похмелился после вчерашнего, – сидя на заднем сиденье, думал я. – „Атака на морг“, „круговая оборона“, „растворенные в крови препараты“… Бред сивой кобылы! Если Гаврилова и напичкали каким-то чертовым зельем, то это не объясняет главного: постоянной осведомленности Синдиката о его местопребывании! Хотя, с другой стороны, мы не нашли ничего похожего на радиомаяк. Или плохо искали?! А может…»
– За нами «хвост», – прервал мои мысли прапорщик. – Минут пять уже. Будем отрываться или как?
Я посмотрел в заднее окно. Мы находились на узкой, безлюдной улице, слабо освещенной редкими фонарями. С одной ее стороны тянулся длинный дощатый забор законсервированной стройплощадки. С другой – громоздились угрюмые, серые здания с зарешеченными окнами, наверное, какое-то госучреждение. А позади нас, метрах в тридцати, нахально катил черный джип с тонированными стеклами.
– Проходные дворы поблизости есть? – спросил я.
Водитель молча кивнул.
– Тогда попробуй оторваться. Тачка у них не особо поворотливая и…
«…П-ш-ш-ш, п-ш-ш-ш, – зашипели пробитые пулями передние шины „Волги“. Со звоном осыпалось лобовое стекло. По салону разлетелась омерзительная костно-кровяная каша. Фактически обезглавленный прапорщик навалился грудью на рулевую колонку. Судя по всему, стреляли не из джипа, а откуда-то спереди по ходу движения. Из бесшумного автоматического оружия. Между тем потерявшая управление „Волга“ вильнула влево, снесла большой фрагмент забора, заехала на территорию стройплощадки и остановилась, уткнувшись капотом в заколоченный досками жилой вагончик. В следующее мгновение я вышиб ногой ближайшую дверь, вывалился наружу, проворно отполз как можно дальше, укрылся за грудой битого кирпича, вытер забрызганное кровью лицо, достал „ППС“ и осторожно выглянул. „Волга“ странно подпрыгивала и звенела металлом. Кто-то увлеченно дырявил ее бесшумными очередями. Судя по некоторым признакам, огонь велся теперь с двух сторон. С прежней, непонятной пока точки, и из остановившегося джипа. Так продолжалось минуты три. Наконец стрельба прекратилась. От газона в конце улицы отделился человек в маскхалате, с „валом“ в руках, что-то сказал немного в сторону (очевидно, затаившемуся напарнику) и деловито зашагал к расстрелянной „Волге“. Из джипа вылезли трое со „стечкиными“, но никуда не пошли, а остались стоять на месте, настороженно озираясь по сторонам. Вероятно, намеревались мочить случайных свидетелей. Тип с „валом“ шел не таясь, но оружие держал на изготовку и не снимал пальца со спускового крючка. „Этот самый опасный. Пули „вала“ прошьют мой „броник“, как фанеру“, – тщательно прицеливаясь, подумал я и, когда он достиг края пролома, выстрелил ему в голову. Послышалось негромкое „П-ф-ф“, и тип, лишившись части черепа, повалился на землю. Агонизируя, он вдавил спуск, но, по иронии судьбы, в падении развернулся так, что шелестящая очередь „вала“ перебила ноги всем троим у джипа. Пустынная улица огласилась дикими, болезненными воплями. „А вот вам, Владимир Анатольевич, живые „языки“. Целых три штуки!“ – мысленно воскликнул я, радостно вскочил, взял раненных на мушку, готовясь дырявить им плечи, и вдруг краем глаза заметил совершенно забытого мной напарника на газоне. Вернее, напарников! Две фигуры в маскхалатах, широко расставив ноги, целились из гранатометов. Одна в джип, а другая, как показалось, прямо в меня. «Вспышка слева», – гаркнул в мозгу голос сержанта Бунина, нещадно гонявшего в учебке вашего покорного слугу. По въевшейся в кровь