Едва только «два молодца одинаковых с лица» покинули купе, Мадам подскочила к Барону, сунула ему что-то в карман и горячечно зашептала:
– Вот, Юрочка! Я там все тебе написала и нарисовала. Столешников переулок. От метро «Охотный Ряд» буквально пять минут пешком. В подъезде, на входе, будет сидеть вахтерша. Скажешь ей, что ты – племянник Аркадия Григорьевича. Проездом из Новосибирска. Запомнил?
– Племянник. Из Сибири.
– Я бы с удовольствием пригласила тебя в машину, но нужно соблюдать конспирацию. Чтобы шофер потом невзначай не ляпнул мужу лишнего.
– А вахтерша?
– Что вахтерша?
– Не ляпнет?
Заговорщицкое выражение лица Мадам сменилось на озабоченное. Похоже, выстраивая сценарий будущей конспиративной встречи, учесть сей потенциальный фактор риска она позабыта.
– Доброе утро, Алла Анатольевна. Как доехали? – В купе заглянул молодой, лет двадцати пяти, парень. Видимо, тот самый персональный извозчик «супруги ответственного партийного».
– Ох, как ты меня напугал! Здравствуй, Саша… Прекрасно доехали, – быстро справившись с волнением, Мадам тут же перешла в плоскость делового: – Чемодан наверху, только ради бога аккуратнее, там стекло… И еще корзинка… Нет-нет, левее… Что ж, Юрий, рада была знакомству, удачи вам.
– И вам – того же.
– Саша, пойдем… Нет-нет, корзинку я понесу сама!
Водитель подхватил чемодан и вышел в коридор.
Оглядываясь на дверной проем, Мадам понизила голос до «максимального минимума» и, окинув Барона полным вожделения взглядом, прошептала:
– Жду тебя не позднее чем через час! – И, шутливо погрозив пальчиком, добавила: – И не вздумай задержаться!..
* * *
– …Очень интересно! – восторженно констатировала Наташа Хижняк и задорно уточнила у своих подопечных: – Правда, ребята?
Ответ на вопрос, похоже, был отрепетирован заранее.
– Пра-авда!!! – слаженным хором подтвердили полтора десятка детских голосов, заставив старика Гиля вздрогнуть и деликатно, одними уголками рта, скривиться. Этой ночью Степану Казимировичу довелось пережить очередной острый приступ мигрени и сейчас от любых мало-мальски громких звуков в его затылке вспыхивала резкая, пульсирующая боль.
Гиль опасливо покосился на пионеров с барабанами наперевес: страшно представить, что случится с его на ладан дышащей стариковской черепной коробкой в случае, если еще и эти двое возьмутся за музыкальное сопровождение. Не проформы же ради они прихватили свои тотемные причиндалы? Слава богу, хоть горниста промеж юных гостей не наблюдалось.
– Ребята! У кого есть еще вопросы к Степану Казимировичу? Не стесняйтесь, спрашивайте… Нет вопросов? Хорошо, тогда…
– У меня вопрос, – запоздало спохватился серьезный мальчик в серьезных диоптриях. – Скажите, а Ленин всегда на «роллс-ройсе» ездил? Или у него еще какие-нибудь машины были?
– Яша! – укоризненно зыркнула на вопросившего вожатая. – Вечно ты со всякими глупостями!
– Отчего же глупости? – оживляясь, вступился за пионера Гиль. – Очень хороший вопрос. На самом деле на «роллс-ройсе» модели «Сильвер гоуст эль-пайн-игл» с пятиместным кузовом «Торпедо» я стал возить Ильича уже в Москве, после переезда сюда правительства. А вот до того, в Петрограде, мы с ним пользовались французской «Тюрка-Мюри-28». Шикарная, я вам доложу, машина.
– Это которая французская? – с видом знатока уточнил очкарик. – Четыре цилиндра, пятьдесят лошадей?
– Молодец, все правильно. Между прочим, до революции эта «француженка» принадлежала великой княжне Татьяне.
– Старшая дочь Николая Второго, – авторитетно прокомментировал очкарик.
– Снимаю шляпу. Это откуда ж такие познания в столь юном возрасте?
– А Яшка у нас того, на книжках малость свихнувшийся, – услужливо раздался неуставной комментарий из задних рядов. – ВыньДеркинд.
– Татьяну эту вместе с царем и остальными его детьми в 1918 году расстреляли, – невозмутимо продолжил демонстрировать эрудированность вундеркинд. – В Екатеринбурге. Который теперь Свердловск.
– Яков! Ну при чем здесь это? – заволновалась вожатая и поспешила свернуть покатившуюся не в ту степь дискуссию: – Так, ребята, внимание! Приготовились! Три-четыре!
Наталья по-дирижерски взмахнула руками и звонко крикнула:
– Руки?
– К ШТУРВАЛУ! – заученно рявкнул хор.
– Помыслы?
– К СОЛНЦУ!
– Нам высота не помеха! Сегодня?
– МЕЧТАЕМ!
– Завтра?
– ДЕРЗАЕМ!
Здесь пионервожатая взяла качаловскую паузу – не драматургии, а набора воздуха в легкие ради.
И – громыхнула вместе с детьми так, что на люстре закачались подвески:
– РЕ-БЯ-ТА ДВАД-ЦА-ТО-ГО ВЕ-КА!!!!
Следом в воздух в пионерском приветствии-салюте синхронно взмыли полтора десятка рук, от чего подвески закачались уже близко к критичному.
От финальной коды про двадцатый век у Степана Казимировича потемнело в глазах – затылок буквально разрывался на части.
Но, к сожалению, то был еще не конец мелодекламации.
– За отличную учебу, примерное поведение и активное участие в жизни дружины пионерского лагеря «Чкаловец», – торжественно загрохотала Хижняк, – право принять в почетные пионеры нашего лагеря старого большевика Степана Кази… ромо…мира… вича… Гиля… предоставляется пионерке пятого отряда Ирине Костомаровой! Внимание! Выйти из строя! Галстук па-ааа-вязать!
И вот тут-то в дело вступили барабанщики: четыре палочки в унисон застучали по голове Тиля, вступая в резонанс с болевыми пульсациями. Впадая в полуобморочное состояние, старый большевик непроизвольно качнулся: но не навстречу распираемой от гордости девчушке, а в сторону спасительного гостевого дивана. На который секундами спустя безвольно и сполз, покинув торжественную церемонию по-английски – не досмотрев и не попрощавшись. Последовавшего за этим его телодвижением истошного визга старшей пионервожатой Степан Казимирович, по счастью, уже не слышал…
Рассказывает Григорий Анденко
Очередная рабочая неделя началась у нас по-мусульмански.
То бишь с утреннего намаза в актовом зале, куда согнали всех, кто имел неосторожность появиться на службе почти (плюс-минус тридцать минут) вовремя. Между нечистыми и чистыми – сиречь оперативниками «с земли», одетыми, соответственно, по гражданке, и кабинетными сидельцами в форме – разницы не делали – мели всех зазевавшихся подряд. Разве что первых рассадили на галерке, подальше от сцены, а выглаженных и вычищенных обладателей эполет – поближе к президиуму.
Разумеется, мы с Захаровым угодили на мыс Африка [31], о чем нимало не сожалели. Во-первых, здесь мы могли позволить себе вольность дружеского, вполголоса, общения. А во-вторых, на кармане у Мыколы сыскались тоненькие бутерброды черного хлеба с яйцом. Коими в данную минуту мы и скрашивали досуг под монотонный бубнеж приглашенного из главка «свадебного генерала».
– …руководители милицейских подразделений на местах должны понимать, что непременным условием последовательного и наступательного обновления форм и методов деятельности органов МВД является всемерное и всестороннее укрепление взаимодействия с трудовыми коллективами и общественностью. Эти взаимоотношения мы должны сделать максимально честным, открытыми и гибкими, а значит, по-настоящему партийными…
– …Э-эх, мировой у тебя, Мыкола, закусон. Под него бы еще стопарик сюда!
– В понедельник, с утра пораньше? Ф-фи! Что за манЭры, Григорий?
– Между прочим, адмиральский час был законодательно утвержден еще Петром Первым.
– Вот они, ужасы царизма.
– Подлинный ужас в том, что до получки еще шесть дней, а у меня на кармане мыша на аркане. Вчера последнюю заныканную трешку барабану скормил.
– Сочувствую.
– Считай – растрогал.
– Займи. Только не у меня, естественно.
– Дело в том, о мой отзывчивый друг, что мои персональные лимиты доверия дежурной части исчерпаны еще в позапрошлом месяце. Фирсов на больничном, а Геращенков не даст.
– А Малькова?
– Я тебя умоляю!
– Согласен, это я не подумав шлепнул.
Малькова была майором, женщиной с интересной судьбой и кипучим жизненным опытом. Видала она перевидала таких вот, как мы с Мыколой, легавых каштанок. Она если когда и давала в долг, то исключительно под залог табельного оружия. Потому что получить в нашей дежурке ПМ просто сложно, а не сдать его в дежурку после работы – сложно до чрезвычайности…
– …сложные процессы происходят в сфере борьбы с уголовно наказуемыми формами извлечения нетрудовых доходов. Оценивая положение в целом, можно сказать, что в прошлом и текущем годах наращивались усилия по разоблачению опасных расхитителей, взяточников и спекулянтов…
– Чего он там? Про расхитителей?
– Говорит, разоблачать надо. Беспощадно.
– А-а! Слыхал, в прошлый четверг на запасных путях Витебской-Товарной трое работяг под предводительством путевого обходчика почти сотню литров спирта из цистерны намыли?
– Как это? Дырку прокрутили, что ли?
– Не, там все изящней было. Из нее накануне спирт перекачали, а на донышке какое-то количество осталось. Типа, списываемая утруска. Она же – естественная убыль.
– Так они что, внутрь залезли?
– Внутрь опасно. Пары и все такое. Но мужики нашли выход: сняв с железнодорожника китель, спускали его клифт на веревке, полоскали, поднимали и выжимали во все емкости, что обнаружились в округе.
– Ловко!
– Не то слово! До того как тара исчерпалась, понятное дело, напились. И прямо там, под цистерною, упокоились.
– Насмерть? – ужаснулся Захаров.
– Не насмерть, а, думается, годика на полтора на нос. Каждому.
– За что? Все равно, как ты говоришь, списанное?
– Это когда внутре – списанное. А вот когда снаружи, оно самое и есть.
– Чего?
– Разоблачение. Расхитителей. Учите матчасть, товарищ Захаров…
– …следует признать, что мы еще недостаточно делаем для безупречного исполнения долга нашими сотрудниками, не научили работников по-государственному мыслить и видеть глубокий политический смысл в своей деятельности по защите интересов государства и законных прав советских людей…
– …Мыкола, признайся: лично ты видишь глубокий смысл в своей деятельности?
– Разумеется.
– И в чем же? Поделись мозгом.
– Смысл? – Захаров задумался и изрек парадоксальное: – А дома-то что делать?
– Хм… Глубоко!..
– …эти негативные явления крайне нетерпимы именно теперь, когда партия указала, что из практики работы правоохранительных органов должны быть исключены факты необоснованных задержаний и арестов, незаконного привлечения граждан к уголовной ответственности…
– …Я в шоке, Гриша! Неужели в нашей практике в самом деле имеют место подобные факты?
– Не хочу тебя расстраивать, Мыкола, но случаются. Более того, один подобный факт лично мною запланирован на сегодняшний вечер. Кстати, если есть желание, могу предложить поучаствовать.
– Ф-фу, Гриша! Какое поучаствовать? После такого заявления мне стыдно даже просто дышать с тобой одним воздухом… А что за тема?
– Мне нашептали, за где могут храниться вещи с налета на Канонерском.
– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался Захаров.
– …крайне важно не только оперативно согласовывать материалы, но и заниматься перспективным планированием. На сегодняшний день это есть главная проблема во взаимоотношениях между нашими подразделениями.
«Свадебный генерал» обернулся к президиуму и торжественно возвестил:
– Доклад окончен.
В зале раздались жидкие аплодисменты, под которые докладчик возвратился на почетное место в президиум. Из недр которого ему на смену выдвинулся к трибуне (шоб ему досрочно, да на заслуженный!) Демьян Кузьмич.
– О нет! Только не это! – страдальчески закатил глаза Захаров.
Но Кузьмич сегодня оказался на высоте: то ли решил проявить обычно несвойственное поповское милосердие, то ли просто куда-то опаздывал сам, но уложился в каких-то пять минут. Те самые, за которые, если верить начинающей хорошенькой артисточке Гурченко, можно сделать очень много.
– …Уверен, критические замечания, которые были высказаны на сегодняшнем заседании, несомненно, обогатят нашу работу. Теперь наша задача состоит в том, чтобы практически воплотить эти идеи.
– Похоже, наши мучения заканчиваются? Мыкола, хочешь, я угадаю, какой будет последняя фраза? Забьемся на кружку пива?
– Ищи дурака! Тут и к бабке ходить не нужно: «Наше дело правое».
– …Нынешний обмен мнениями будет способствовать дальнейшему повышению усилий всех милицейских подразделений в интересах профилактики правонарушений, борьбы с преступностью, а также воспитания личного состава. Наше дело правое, преступный элемент будет разбит!.. На этом рабочее совещание прошу считать закрытым.
– Браво! – машинально и совсем не тихо вырвалось у Захарова.
Звезды в президиуме слаженно поморщились и всмотрелись в зал, пытаясь зафиксировать озорника. Мыкола испуганно вжался в кресло, но тут весь подневольный служивый народец в едином порыве поднялся со своих мест и начал аплодировать. Искренне радуясь, что вся эта бодяга наконец-то закончилась…
Перед тем как разбежаться по своим рабочим делянкам, мы с Захаровым решили выкурить по папироске, за-ради чего спустились во внутренний дворик и дотопали до пожарного ящика с песком. Весьма, надо заметить, дурно пахнущего – по причине давнего облюбования оного приблудившимся местным кошаком, окрещенным за паскудность характера Терпилой.
– …А что у тебя по обносу квартиры Карапетяна?
– Угадай с трех раз, – помрачнел лицом Захаров.
– Понятно. Глухо.
– Полный… Бетховен. Притом что там, сам понимаешь: райком звонил, обком перезвонил, горком – собирается звонить.
– Как же, как же! Цельный замдиректора Кузнечного рынка. Это тебе не какой-нибудь профессоришка.
– А ты с какой целью интересуешься?
– Да так, возникла тут одна мыслишка.
– Возникла и молчишь? – возмутился Захаров. – Излагай, не томи!
– Да рановато пока. Излагать. Надо бы для начала кое-какие детальки-шестеренки уточнить.
Мыкола, ты часом за расписного с кликухой Барон ничего не?..
– Барон? Нет, не слышал.
– Вот и я почему-то не слышал. А по моим сведениям, вроде как авторитетный товарищ.
– Так добреди до Светки. Пусть она тебе в картотеке поглядит.
– Тоже мысль.
– Только к Светке меньше чем с коробкой грильяжа соваться бесполезно.
– Ишь ты? А на какие, позволь спросить, шиши я ей грильяж покупать стану? Что за жизнь такая пошла: куда ни сунься – без на лапу никуда? Ладно, разберемся. Значит, вечером как договорились?
– Без вопросов. В восемь, у входа в ДК моряков. Возьмем Графиню за вымя.
– К слову, ух и дойки у нее! Прям хоть бросай службу – да в дояры переводись!..
* * *
Постель на огромном супружеском ложе была смята и «вытоптана» так, словно бы две команды футболистов здесь только что отыграли принципиальнейший матч.
Взмокшая, облаченная в полупрозрачный пеньюар Мадам распласталась поверх простыней, прикрыв глаза в бессильной неге, а рядом, упершись спиной в подушки, расслабленно курил Барон, целомудренно прикрытый одеялом. Излишки столбика пепла он беспечно стряхивал в антикварную фарфоровую чашку.
– …Ах, Юрочка! Какой же ты… у-ууу… Я… я словно заново родилась… Во всем теле такая… такая… легкость необыкновенная…
– Рад, что тебе понравилось.
– Понравилось? Да я буквально на седьмом небе от… от… У меня еще ни с кем и никогда ТАКОГО не было.
– Все когда-нибудь случается в первый раз.