Почти падая, они бросились в кювет, когда показался второй вертолёт. Дард насчитал шестерых, выбравшихся из него и рассыпавшихся веером. Они сразу двинулись в сторону рощи.
Беглецы не стали ждать дольше; они, пригибаясь, почти ползли по прошлогодней листве, заполнявшей канаву, мимо неровных живых изгородей, ограждающих поля. Дард невольно сжимался: каждое мгновение он ожидал почувствовать смертельное прикосновение пули к спине. Сегодня смерть была ближе к нему, чем даже пилот, который своими ботинками бросал снег на вспотевшее лицо юноши.
Немного погодя дорога свернула, и они решились выйти на открытое место. Теперь их донимал холод. В кабине вертолёта было тепло, а один мундир плохо защищал от ветра, бросавшего на них снег. Дард беспокойно посматривал на луну. Не было видно никаких облаков, ничто не мешало её яркому свету. Впрочем, тучи означали бы снежную бурю, а ему не хотелось бы попасть в буран в открытом поле.
Кимбер двигался быстрой уверенной походкой, но Дард легко держался за ним. Он не знал, далеко ли до Ущелья. И сколько времени займёт возвращение? Может, Кимбер всё-таки знает путь? Он ведь свернул с дороги. Сам Дард мог бы найти тропу, ведущую к ферме. Но где же ферма?
— Далеко ли ваша ферма от города?
— Около десяти миль. Но с этим снегом… — дыхание кружилось белым облачком вокруг головы Дарда.
— Да, снег. А потом его может стать ещё больше. Слушай, парень, это очень важно. У нас мало времени…
— Ну, может, они подождут утра. И если приведут собак….
— Я не об этом! — Дарду показалось, что Кимбер отбросил мысль о преследовании, как что-то совсем не стоящее внимания. — Вот что важно. Курс, который наметил для нас Голос. Я спросил, на какой срок рассчитанный курс сохранит пригодность. Ответ: пять дней и два часа. Теперь, по-моему, осталось пять дней и сорок пять минут. Мы должны либо стартовать в это время, либо придётся нанести второй визит Голосу. Откровенно говоря, я считаю второе безнадёжным.
— Пять дней и сорок пять минут, — эхом повторил Дард. — Но даже если нам повезёт, потребуется два-три дня, чтобы добраться до Ущелья. К тому же мы без припасов…
— Будем надеяться, Кордов там готовится, — ответил Кимбер. — А пока мы здесь ждём, теряется время. Пошли.
Дважды за последующие часы им приходилось укрываться, когда над головой пролетали вертолёты. Машины с гневной решимостью описывали круги над дорогой, и казалось невозможным остаться незамеченными. Но, может, одежда помогала им укрываться.
Солнце уже взошло, когда Дард наконец увидел старый столб, торчащий из снега, и отходящую от него тропу.
— Тропа на нашу ферму, — он говорил кратко, чуть покачиваясь на ногах. Как далеко они всё-таки ушли. Должно быть, вертолёт отлетел гораздо дальше от города, чем он считал.
— Ты уверен, что там ваш дом?
Дард кивнул, не тратя силы на слова.
— Гмм… — Кимбер изучал нетронутую белизну. — Тут следы будут заметны, как чернила. Однако, ничего не поделаешь.
— А нужно та? Там всё сгорело, никаких припасов.
— У тебя есть лучшее предложение? — лицо Кимбера осунулось и похудело.
— Ферма Фолли.
— Но я думал…
— Фолли умер. На ферме он управлялся с помощью трёх рабов. Сын его месяц назад ушёл в миротворцы. Мы можем смело зайти туда. Скажем, что наш вертолёт сломался в холмах, и мы ждём помощи…
Кимбер оживился.
— А такое сейчас часто случается. Сколько человек может быть на ферме?
— Вторая жена Фолли, его дочь, рабы. Не думаю, чтобы он нанял надсмотрщика после ухода сына.
— И они будут рады помочь миротворцам. Но они же знают тебя…
— Жену Фолли я никогда не видел, наши семьи избегали друг друга. А Лотта — ну, она и раньше мне помогала. Всё равно это лучше, чем просто уходить отсюда в горы.
Теперь они двинулись открыто. А в конце тропы, подходя к ферме, снова вывернули одежду и стряхнули снег. Конечно, выглядели они неважно, но оправданием тому должна будет послужить авария вертолёта.
— И вообще миротворцы не дают объяснений старостам, — указал Кимбер, когда они приближались по небольшому подъёму к уродливому зданию фермы. — Будет только правдоподобнее, если мы ограничимся одними вопросами без всяких объяснений. Всё зависит от того, слышали ли они о преследовании…
Из трубы поднимался дым, и Дард успел заметить, как дёрнулась занавеска на окне. Их заметили. Лотта — теперь всё будет зависеть от Лотты. Он бросил взгляд на Кимбера. С тёмного лица исчезли последние следы доброты и юмора. Крутой, очень крутой парень, типичный миротворец, который не потерпит никаких вольностей со стороны старосты.
Дверь распахнулась, прежде чем они поднялись по ступенькам крыльца. Их ждала женщина, руки она сунула под передник, выпачканный пищей, неуверенная улыбка приоткрыла тёмный провал отсутствующего зуба.
— Мир, благородные господа, мир, — голос её был таким же жирным и маслянистым, как тело, и казался увереннее выражения лица.
Кимбер небрежно ответил официальным салютом и бросил ответное: «Мир. Где мы?..»
Она неуклюже поклонилась.
— Это ферма Хью Фолли, благородный сэр.
— Так где этот Фолли? — спросил Кимбер, как будто ожидал, что отсутствующий староста тут же возникнет перед ним.
— Он умер, сэр. Убит преступниками. Я решила, что поэтому вы… Но входите же, благородные господа, входите… — она отступила на шаг, пропуская их на кухню.
От запахов пищи у Дарда свело горло, на секунду его затошнило. На столе громоздились грязные тарелки, хлеб, чашка травяного чая — остатки позднего завтрака.
Не отвечая женщине, Кимбер сел на ближайший стул и отодвинул от себя грязные тарелки. Дард сел напротив пилота, благодарный поддержке, которую деревянное сидение оказало его дрожавшему телу.
— У тебя есть еда, женщина? — спросил Кимбер. — Давай сюда. Мы часами брели по этим проклятым лесам. Можно послать вестника в город? Наш вертолёт вышел из строя, и нам нужны ремонтники.
Хозяйка возилась у печи, разбивала яйца, настоящие яйца, и выливала их на сковородку.
— Еда, да, благородные господа. Но вестник — после смерти мужа у меня остались только рабы, а они под замком. Посылать некого.
— У тебя нет сына? — Кимбер отрезал себе кусок хлеба.
Её нервная ухмылка перешла в улыбку.
— Да, благородный сэр, сын есть. Но только месяц назад он был избран Домом Оливковой Ветви. Теперь он готовится к вашей службе, благородный сэр.
Если она ожидала, что её сообщение смягчит посетителей, то была разочарована, потому что Кимбер только чуть поднял брови и продолжил:
— Мы не можем идти в город сами, женщина. Неужели тебе некого послать?
— Есть Лотта, — женщина подошла к двери и хрипло позвала девушку по имени. — Теперь, когда Хью нет, она смотрит за коровами. Но до города далеко, благородные господа.
— Тогда пусть едет верхом. Как вы добираетесь до города, женщина? — Кимбер положил себе на тарелку три яйца, а остальное пододвинул Дарду. Тот, несколько ошеломлённый таким изобилием пищи, поторопился взять еды себе, пока она не исчезла.
— У нас есть жеребёнок. Она может поехать верхом, — неохотно признала женщина.
— Тогда пусть едет. Я не намерен сидеть здесь целый день в ожидании помощи. Чем скорее она уедет, тем лучше.
— Я тебе нужна?
Дард узнал этот голос. Долго он не смел поднять голову. Наконец собрался и посмотрел прямо в глаза стоявшей в полуоткрытой двери девушке. Пальцы его сжимали вилку и чуть дрожали. Но выражение лица Лотты не изменилось, и он только надеялся, что его лицо оставалось таким же равнодушным.
— Я нужна? — повторила Лотта.
Женщина кивком указала на миротворцев.
— Эти джентльмены… их вертолёт сломался. Они хотят, чтобы ты отвезла их сообщение в город. Бери жеребца и поезжай.
— Хорошо, — девушка вышла и захлопнула за собой дверь.
7. Битва у баррикады
Дард механически жевал, не чувствуя вкуса пищи. Когда Кимбер наколол на вилку толстый кусок свинины, юноша обратился к пилоту.
— Можно, я дам девушке инструкции, сэр?
Кимбер проглотил еду.
— Хорошо. Позаботься, чтобы она всё поняла. Я не хочу ждать здесь днями. Пусть отыщет мастера по ремонту. Согревшись, мы вернёмся к вертолёту. А она пусть уезжает немедленно: чем скорее уедет, тем быстрее к нам придёт помощь.
Дард вышел во двор. Лотта седлала лошадь. Когда под его ботинками скрипнул снег, она подняла голову.
— Где Десси? Что ты с ней сделал?
— Она в безопасности.
Лотта посмотрела ему в лицо, потом кивнула.
— Ты говоришь правду. Тебе на самом деле нужно, чтобы я ехала в город? Зачем? Ты ведь не миротворец…
— Нет. И чем дольше ты туда не попадёшь, тем лучше. Но, Лотта… — он должен был постараться как-то обезопасить девушку. Если миротворцы заподозрят, что она помогала беглецам, её ждут неприятности. — Когда доберёшься и доложишь в храме, скажи, что мы показались тебе подозрительными. К тому времени нас здесь уже не будет.
Она подбородком указала на дом.
— Не доверяй ей. Она мне не мама. И Фолли на самом деле не был моим отцом. Мой папа был его родственником, а Фолли хотел взять его землю, поэтому принял меня. А ей не доверяй, она ещё хуже Фолли. Я поеду медленно и скажу, как ты велишь, когда приеду. Слушай, Дард, ты уверен, что с Десси всё в порядке?
— Да, если я к ней вернусь. У неё появится шанс жить как следует…
Маленькие глаза на хорошеньком, как он понял теперь, лице проницательно смотрели на него.
— Ты обещаешь? Уйдёшь отсюда и возьмёшь её с собой? Я приготовлю для них хорошую историю, — Лотта неожиданно улыбнулась. — Я не такая уж глупая, какой кажусь, Дард Нордис, хотя и не из вашей породы.
Она неуклюже села в седло, щёлкнула уздой, и лошадь пошла рысью.
Дард вернулся в дом и сел за стол с лучшим аппетитом. Кимбер огромными кусками поедал яблочный пирог. Глотая, он обратился к своему младшему товарищу:
— Уже день. Попробуем сами взглянуть на наш автобус. Ты, женщина, — обратился он к хозяйке, — сможешь показать ремонтникам, куда идти?
Дард наступил Кимберу на ногу и получил в ответ понимающий кивок.
— А куда идти? — спросила хозяйка. Дарду показалось, что на мгновение она сняла маску. Неужели она начала подозревать, что в гостях у неё на самом деле не два хозяина нового мира?
— На север. Мы оставим след, нужно будет идти по нему. Приготовь ещё какой-нибудь еды, мы захватим с собой и днём поедим. И посылай ремонтников сразу к нам.
— Хорошо, благородные господа.
Но ответила она неохотно и долго возилась, отрезая холодное мясо и хлеб. Или просто он слишком нервничает, или это ему кажется, подумал Дард.
Полчаса спустя они вышли из дома. Сначала они шли по аллее, потом свернули на север, пока роща не скрыла их от наблюдения. Только тут Кимбер посмотрел на запад.
— Куда теперь?
— Дальше есть тропа, ведущая в горы, — сообщил ему Дард. — Она перерезает старую лесную дорогу возле того дерева, где я встретился с Сачем.
— Хорошо. Ты будешь проводником. И пошли-ка побыстрее! Девушка может доехать быстро и…
— Она не будет торопиться. Она знает…
Кимбер беззвучно присвистнул.
— Если она работает на нас, это нам сильно поможет.
— Я сказал ей, что, помогая нам, она спасает Десси. А ей только Десси и дорога.
Тепло, хорошая еда и отдых в доме Фолли — всё это придало им сил для трудной дороги. После двух попыток Дард отыскал лесную дорогу. И увидел след, оставленный Лоттой.
Кимбер шагал неторопливо, зная, что впереди ещё долгие мили пути. Они отдохнули под грубым навесом у дерева с дуплом. Лес казался неестественно тихим, солнце отражалось от снега, заставляя щуриться.
От дерева беглецы пошли по следу, оставленному Дардом, Десси и Сачем в прошлый раз. К счастью, поздравил себя Дард, снег с тех пор не шёл, и находить дорогу оказалось нетрудно. Но оба устали и невольно замедлили шаг, поднимаясь к пещере. Там они смогут отдохнуть, мысленно обещал Дард своему ноющему телу.
Они ненадолго остановились, чтобы поесть и передохнуть, и двинулись дальше. Дард потерял всякое представление о времени и, как робот, шагал по следу в снегу.
Они уже преодолели нижнюю часть подъёма, который должен был привести их к пещере, когда юноша без сил привалился к дереву. На фоне сугроба он видел лицо Кимбера, осунувшееся, потерявшее всё своё добродушие от усталости.
И в этот момент тишины Дард уловил далёкий звук, очень слабый, принесённый случайным порывом ветра, — лай охотничьих собак, бегущих по свежему следу. Голова Кимбера дрогнула. Дард провёл языком по пересохшим губам. Пещера с узким входом! Он не стал тратить времени на объяснения и упрямо принялся карабкаться вверх.
Но… что-то там было не так. Может, глаза… снежная слепота… Дард помотал головой, пытаясь прояснить зрение. Но местность по-прежнему выглядела как-то по-другому. Поэтому он почти не удивился зрелищу, которое увидел, добравшись до верха. Шатаясь от усталости, он смотрел на закрытый вход в пещеру, заваленный камнями вперемежку с чем-то ещё. Потом наклонился, и его наконец вырвало.
Он вытирал рот снегом, когда Кимбер присоединился к нему.
— Теперь мы знаем о Саче…
Дард поднял глаза. Рот пилота был жёстко сжат.
— Они оставили его здесь как угрозу и предупреждение, — сказал Кимбер. — Должно быть, поняли, что это один из наших регулярных постов.
— Но как они могли дойти до такого?
— Слушай, сынок, все начинают обычно с неплохой идеи, может, даже очень хорошей. Ренци не был мошенником, он вообще-то был порядочным человеком. Я слышал его ранние речи и готов признать, что во многом он прав. Но у него не было… мне кажется, лучшее обозначение для этого — «милосердие». Он хотел силой навязать остальным свой образ мыслей — для их блага; разумеется. И так как он был по-своему велик и искренен, у него появилось множество последователей из числа честных людей. Они устали от войн, их привёл в ужас Большой Пожар, они легко поверили, что наука ведёт ко злу. Вольные учёные были слишком независимы, их группы были почти закрыты для доступа других. Что вылилось в разделение между мыслью и чувством. А чувство для нас легче мысли. И потому Ренци обратился к чувствам и победил. Ему помогла отчуждённость науки. Его поддержали другие фанатики и кроме них те, кто стремится к власти, независимо от того, какими путями её получает. К тому же всегда существуют люди, которым нравится такое состояние — как сейчас. Они хуже животных, потому что животные не пытают ради удовольствия. Фанатики, люди, рвущиеся к власти, садисты — стоит им проникнуть в правительство, и места для приличий не остаётся. Теперь миру можно надеяться только на раскол в их рядах, на внутреннюю борьбу за власть.
Такая борьба против свободы мысли и терпимости происходила и раньше. Столетия назад именем религии прикрывалась инквизиция. А в двадцатом веке диктаторы делали то же самое в разных политических системах. Фанатичная вера в идею, убеждение в том, что идея или нация превыше индивидуума, — появляются снова и снова. Абсолютная власть над другими людьми меняет человека, развращает его. Когда мы научимся воспитывать людей, которые не хотят власти над другими, которые рады служить общей цели, тогда мы станем выше этого… — и пилот указал в сторону останков, которые теперь скрылись из виду. — Вольные учёные почти достигли такого состояния. Поэтому Ренци и его окружение боялись и ненавидели их. Но учёных было немного, капля в море. И они потерпели поражение, как и многие другие до них. Никто не может поступить с человеком хуже, чем он сам. И послушай…
Кимбер высоко поднял голову, он смотрел на вершину, охраняющую доступ в Ущелье. И медленно заговорил:
— Границы любого типа, умственные и физические, для нас — только вызов. Ничто не может остановить ищущего человека, даже другой человек. И если мы захотим, не только чудеса космоса, но и звёзды будут принадлежать нам!
— Звёзды будут принадлежать нам! — повторил Дард.
— Кто это сказал?