Так и прикармливал Никита женщин. В первый раз вдова деньги не взяла, постеснялась, ведь Никита им никто — даже не родня. Однако же голод — не тетка, пирожком не угостит.
И только всё сладилось, как чередой пошли события.
В один из вечеров Елагин заявился домой поздно и пьяненький, весёлый. Прислуге велел Никиту позвать.
— Праздник у меня сегодня, и ты к этому причастен!
— Я? — удивился Никита. — Каким боком?
— Сейчас расскажу, только выпьем давай, — князь распорядился принести вина и закуски.
Тут же был доставлен кувшин фряжского вина, два кубка и закуски скромные — белорыбица копчёная, угорь вяленый, жареная курица и расстегаи. Другой семье на добрый обед хватило бы.
— О! А то я аппетит нагулял! Давай — за тебя!
Неверной рукой, расплёскивая, князь налил вино в кубки и выпил. Никита тоже опустошил кубок.
— Так что случилось, Семен Афанасьевич?
— Сегодня я в первый раз играл в шахматы с Нащокиным и обыграл его вчистую! Тот пристал ко мне — где и когда играть научился? Я и скажи про тебя.
Никиту передёрнуло. Он сразу понял, чем грозит для него хвастовство князя. А тот уже снова разливал вино по серебряным кубкам:
— Давай выпьем!
Елагин снова опустошил кубок, а Никита лишь глоток сделал.
Князь отёр рукой усы и продолжил:
— Играли мы после полудня. Нащокин Алексею Михайловичу про меня сказал, мол — Елагин обыграл его. Ввечеру самодержец к себе в Теремной двор призвал. Компания там куда как избранная собралась. Кабы не шахматы, я бы и вовсе туда не попал. Царь меня первого за доску усадил — с другими-то он уже играл. Видать, любопытно было. Ну я твои слова и вспомнил. Две партии подряд выиграл, а три проиграл. Царь доволен остался: обласкал, перстнем со своей руки одарил. Любуйся! — Елагин снял с пальца перстень и протянул Никите.
Перстень был золотой, с крупным прямоугольным изумрудом. Работы простой, но цены немалой, учитывая вес золота и размер драгоценного камня.
Никита полюбовался, цокнул языком и вернул перстень князю.
— Ну Никита — молодец! Играть в шахматы научил, считай — долг отработал. И я в выигрыше, в ближний круг царёв вошёл. Там, в Теремном дворце не только в шахматы играют и политесом занимаются. Ведь люди все видные, не простолюдины какие-нибудь!
Князь в третий раз разлил вино по кубкам и выпил.
Никита пригубил свой кубок и принялся за закуски. Копчёная белорыбица была чудо как хороша, можно даже сказать — превосходна.
Елагин дожевал кусок, неожиданно упал головой в тарелку и уснул. Видимо, перебрал.
Никита кликнул слуг, и те бережно унесли князя в опочивальню.
Никита был рад, что его труды не пропали даром. Только эпопея на этом не закончилась.
Следующим днём, в полдень к лекарне подъехал возок. Оттуда вышел боярин и прошёл к Никите. Тот к визитам бояр уже привык — болеть все могут. Однако боярин оказался не пациентом.
— Ты Никита будешь, лекарь?
— Он самый.
— С тобой князь и боярин Ордын-Нащокин поговорить желает.
— Что, прямо сейчас?
— Князь ждать не любит, — боярин напыжился.
Только и Никита не холоп боярский, а свободный человек — не на службе княжеской.
— Дела закончу, освобожусь — тогда и поедем.
Боярина передёрнуло от негодования, а сделать ничего не может. Так он и ждал полчаса.
Когда боярин и Никита на возке прибыли в хоромы Нащокина, князь встретил их приветливо, усадил.
— Ты что же, Никита-лекарь, талант свой от всех скрываешь?
— Какой талант? — не понял Никита. Он вначале подумал, что речь идёт о его способностях к врачеванию, но ошибся.
— В шахматы князя Елагина лучше меня играть научил, он даже с Алексеем Михайловичем, помазанником Божьим вровень вчера сыграл. Нехорошо!
— Я что-то не понял, что именно не хорошо?
— Что он лучше меня играет. Видимо, немец, что меня учил, хуже тебя шахматы знает.
Никита недоумённо пожал плечами. Он с трудом вспомнил имя-отчество князя.
— Афанасий Лаврентьевич, это всего лишь игра. Сегодня повезёт одному, завтра — другому.
— Нет, другому не надо — мне надо. Предлагаю учить меня игре в шахматы.
— Я человек занятой, у меня своё дело.
— Нешто я не понимаю? Днём и я занят. Но можно по вечерам заниматься.
Никита потёр большим и указательным пальцем друг о друга. Получился жест, издавна понятный во всех странах.
— Само собой, — кивнул князь. — Сколько?
— Рубль серебром в день, — спокойно сказал Никита.
Уж коли князь хочет лишить его удовольствия общения с девушкой — пусть платит. Сумма изрядная — даже огромная, и Никита в душе надеялся, что князь, узнав о больших деньгах, откажется от своей затеи. Но не тут-то было! Князь кивнул.
— А как же? Понимаю! Умение редкое, потому дорогое. Мастеров мало, — князь сокрушённо покачал головой. — А Елагин — шельма! Такого мастера имел, учился и молчал. Я только вчера узнал. И сколько тебе платил, не сказал. Обратись ты сразу ко мне, я бы вдвое дал. Так может, не будем зря время терять?
Никита согласился, тем более что азы игры Нащокин знал. Никита иногда почитывал в своё время шахматную литературу, но фанатом игры он не был — так, приходилось на дежурствах, когда экстренной работы не было, играть с дежурантами из других отделений. И сейчас он показал князю несколько вариантов, как быстро, в десять ходов поставить мат.
Нащокин очень удивился.
— Ты, князь, ходы запомни. Защиты нет, как бы противник ни пыжился. Только перед каждым ходом делай вид, что крепко думаешь.
— А Елагин о них знает?
— Нет ещё.
— И не говори. А за молчание возьми рубль.
Князь достал из ящика стола две монеты: одну за игру, вторую — за молчание. Как тут не вспомнить поговорку «Слово — серебро, молчание — золото?»
На возке, но только уже без сопровождения боярина Никиту отвезли домой. Только он не к князю в хоромы поехал, а к Пантелеевым. Извинившись, что без подарков приехал, вручил рубль серебром — на эти деньги деревню с холопами купить можно было.
— Ой, Никита, много даёшь! — всплеснула руками вдова.
— Это Любаве на наряды. Пусть на торгу выберет к венчанию. И ещё: я несколько вечеров занят буду у князя Нащокина, и потому прийти не смогу, не ищите.
— Хорошо, что предупредил, дабы не волновались.
И Никита десять дней подряд ездил на возке после работы к Нащокину. Вспомнил, насколько смог, игры Алехина, Ботвинника, Каспарова, Таля.
Князь только потирал руки.
За десять дней Никита заработал изрядные деньги, чему был несказанно рад.
На двенадцатый день он развёл руками:
— Прости, князь: всё, что я знал, показал и рассказал.
— А ещё игры знаешь?
— Нарды. В них персы и османы играть любят.
— Не слыхал про такую. Если кто из послов царю такую игру подарит, я сразу к тебе человека пошлю, научишь. Но сначала меня, а потом — Елагина или других. Понял?
— Уяснил. Желаю тебе здоровья и удачи, князь.
Никита откланялся. Ему здорово повезло и очень кстати — за двенадцать дней полугодовой доход заработал своей головой. Теперь и венчание и свадьбу на уровне провести можно.
Приехав домой, Никита стал размышлять, кого он пригласит на торжество. Хватило пальцев на одной руке. Елагина — посажёным отцом, Ивана и сестру его, Наталью. Больше друзей или близких знакомых не было. Да и у Пантелеевых в Москве вряд ли больше наберётся. Как только купец умер, и родня со знакомыми его о долгах узнали, все как-то от вдовы отошли, отшатнулись. Неудачники или проблемные знакомые никому не нужны.
Получалось — не так велики и расходы будут, а гости в доме купчихи уместятся. Никита не жил в доме Пантелеевых и потому не мог в полной мере назвать его своим.
Через несколько дней Никита стал ловить на себе косые взгляды Елагина.
— Князь, я обиду нанёс тебе, сам того не желая? — поинтересовался Никита — он не любил непоняток.
— Ты зачем Нащокина выучил играть лучше меня?
— Чтобы ты в опалу случайно не попал. Сам подумай, понравится ли царю, если ты его шутя обыгрывать будешь? Неприязнь вызовешь, а потом и опалу.
— Ну… если так, — неуверенно согласился князь.
Глава 7
СМОЛЕНСК
Никита собирался после работы обговорить с вдовой детали сватовства, однако же — не получилось. К нему в лекарню заявился сам Елагин. Он прошёлся по зданию, посмотрел, а потом сказал:
— Государь через день под Смоленск отправляется, там войска наши осаду ведут. Нащокин едет, и я с ним. Всяко случиться в походе может, и мне спокойней будет, когда ты будешь рядом. Жалованье я тебе не платил — это правда, но на ноги встать помог.
Никита всё понял.
— Послезавтра утром я буду готов, князь.
Он обговорил с Иваном, как вести послеоперационных больных. Их было всего трое, все шли на поправку, и осложнений не предвиделось. Оставил Ивану денег на жалованье персоналу, на хозяйственные расходы, и тем же вечером направился к Пантелеевым. Неизвестно, сколько поход длиться будет. Смоленск хоть и недалеко, но осада — дело долгое.
Как только он сказал, что царя в походе сопровождать будет, все приуныли. Но после нескольких минут молчания Мария Матвеевна вдруг вскочила:
— Так чего же мы сидим?
— А что делать надо? — не понял её Никита.
— В храм, венчаться.
— Так ведь дружка и дружок нужны — венцы держать. И к торжеству мы не готовы.
— Есть-пить потом можно, после возвращения твоего. И плясать-играть на радостях будем. У тебя, Никита, всегда дела. Я понимаю, мужчина зарабатывать должен. Но для девушки венчание, замужество — главное действо в жизни.
— Незачем коней гнать, — решительно высказался Никита. — У меня ещё день есть, завтра. Я с дружкой приду, а вы подружку ищите и со священником договаривайтесь.
С утра Никита пришёл в лекарню, уговорил Ивана, нашёл извозчика с приличным возком, и вдвоём они украсили возок разноцветными лентами.
Подкатили к дому Пантелеевых. Там уже сосед Пантелеевых вовсю наяривал на гармони-трёхрядке, создавая настроение.
Конечно, всё получилось экспромтом, но обвенчались, хотя сватовства не было.
Домой после церкви Никита и Любава вернулись уже законными мужем и женой. Наверное, вдова и Любава всю ночь не спали, угощение готовили. Получилось скромно, без изысков, но весело.
Немногочисленные гости разошлись поздно. Обычно свадьбу играют несколько дней, но пришлось обойтись одним.
Никиту, уже как мужа, оставили ночевать. Ему бы хоть какое-то время нужно было, чтобы собраться, завтра в поход, но пожитки скудные собрать — дело нескольких минут. А необходимые инструменты и лекарства он ещё вчера успел собрать. Упускать же, откладывать на потом первую брачную ночь ему не хотелось — на то она и первая.
В спаленке Любавы перед иконой Божьей Матери горела лампадка, и одна свеча стояла на столе.
Никита на правах законного мужа стал раздевать Любаву, но запутался в завязках, шнурочках и многочисленных рубашках.
— Давай сама.
— Ты отвернись, — попросила Любава.
Он отошёл в другой угол и быстро, как солдат в казарме по команде «отбой», разделся. Нырнул под одеяло, на широкую кровать. Обнажённая Любава легла с другой стороны. Никита сразу придвинул её к себе, обнял и прильнул губами к сахарным устам.
Целовалась Любава неумело, но с желанием. А Никиту даже затрясло, когда провёл рукой по тугой груди, погладил по бёдрам — в одежде фигура девушки не выглядела такой женственной.
Он ласкал Любаву, пока та не застонала сладко, изнывая от нахлынувшего желания. Никита навалился сверху, вошёл бережно — Любава только пискнула.
Из-за двери спальни раздавались шорохи — никак тёща подслушивает. Да и бог с ней, он не собирался Любаву обидеть.
После вторых петухов Никита поднялся. Уходить не хотелось, но с Елагиным ехать надо. Обязан он ему, а долг — пусть даже моральный — порядочный человек возвращать должен.
Никита не знал, когда он вернётся, и потому оставил на столе три рубля серебром. Если не есть каждый день деликатесы, вроде чёрной икры, на год на житьё, причём безбедное, хватит. Он легонько поцеловал безмятежно спящую Любаву и вышел.
Во дворе князя было уже суетно. Холопы выводили лошадей, сновали с сундуками.
Никита поднялся к себе, взял дорожный сундучок с инструментами, в другую руку — узел со сменой белья и запасной одеждой и спустился во двор.
— Ты где был? — изумился при виде его Елагин. — Я за тобой холопа посылал, он сказал — нет тебя в комнате. Выпорю паршивца!
— Не надо его пороть! Меня там и в самом деле не было — я только что пришёл.
— По девкам бегал?
— Женился я, первая брачная ночь была.
— Ай-яй-яй! Как же так? И меня посажёным отцом не позвал? — князь хлопнул руками по бёдрам и сделал обиженное лицо.
— Прости, князь, я и сам о венчании узнал только вчера. Но на крестины, как ребёнок родится, позову обязательно.
— А чего так торопился-то? Или девка на сносях?
— Нет, я до венчания и не спал с ней.
— Незачем было торопиться, не пожар.
— Боялся — уведут, да и в поход неизвестно на сколько ухожу.
— Это верно. Вон твоя повозка. Вещи можешь туда положить — ты на ней ехать будешь.
Князь повернулся к холопам:
— Всё готово?
— Готово! — дружно ответили мужики.
— Тогда выезжайте с Богом — негоже опаздывать к месту сбора.
Улицы были ещё пустынными. Но чем ближе они подъезжали к окраине, тем оживлённее становилось движение. А у выхода на смоленский тракт — так и вовсе пробка образовалась, сразу несколько княжеских обозов из свиты царя подъехали одновременно.
Князь верхами проехал вперёд. Как водится, поспорили, кто первый проезжать должен. Рядились по старшинству рода, по знатности, пока подоспевший Ордын-Нащокин сам не распорядился — иначе бы до полудня ссорились. И так уже лица раскраснелись, голоса едва не сорвали от крика.
Никита всё видел и слышал, поскольку его повозка была четвёртой с головы обоза. Ей-богу, смешно слушать, как серьёзные мужики спорят, кому из них проезжать первым. Уступать никто не хотел: как же, его роду триста лет, а вперёд проедет какой-то вертопрах, у которого в роду никто выше стольника не поднимался.
Обоз каждого боярина вытянулся на дороге на версту, не меньше. Ведь кроме повозок с провизией, слугами, лекарями, прачками и прочим людом двигались верхами личные княжеские дружины. Они состояли ещё из боярских, с боевыми холопами.
В обозе шло ещё десятка три телег с овсом для лошадей. Одной травой, которая только что пробилась, лошадь не прокормишь, пучить будет. Лошади овёс нужен.
Колонна двигалась медленно, с остановками. После первой же ночёвки большая часть войска, передвигавшегося верхами, ушла вперёд. Да оно и лучше — пыли меньше. И так, поднимаемая сотнями колёс и тысячами копыт, она висела облаком над дорогой, проникая везде — в одежду, в поклажу, заставляла чихать людей.
Русские войска осаждали Смоленск не один месяц. Смоленск — город старинный, город-крепость с мощными укреплениями, не раз на своей истории менял принадлежность. То он под Москвою был, то к Литве отходил, то к полякам, но веру сохранял православную.
Войско Никиту не интересовало — не воин он был по призванию. Войска всегда источник травм, ранений, массовых эпидемий. Скученность людей высока, гигиена низкая, воду пьют не кипячёную, переносчиков инфекций вроде крыс и мышей полно. С медицинской точки зрения война — эпидемия смерти.
В русский лагерь они прибыли через несколько дней.
Шатёр, приготовленный царю, был поистине достоин самодержца. Огромный, из нескольких отделений, он был застлан коврами. В центре — большой зал, раскладной стол с огромной картой на выделанной коже быка. Внутри и снаружи — стража. Рядом — шатёр с кухней царской, обочь — шатёр с прислугой. А в рядок, в трёх десятках шагов — шатры царедворцев.
Для воевод прибытие многочисленных сановников — лишняя головная боль, неразбериха. Не столько воевать надо, сколько заботиться об охране да исполнять зачастую нелепые приказы. А сановники, пороху не нюхавшие, так и норовили на передовую на коне картинно выехать, удаль свою перед царём показать. И невдомёк им, что канониры вражеские несколькими выстрелами из пушек башку неразумную оторвать напрочь могут.