Из нее грациозно вылезла длинноногая стройная конфетка, белокурая бестия в юбочке чуть прикрывающей шикарную попку, но выказывающей еще более шикарные ножки. Это чудо в гламурных шмотках, замахало рукой с кокетливой улыбкой и негасимой любовью в глазах.
Пара парней, включая Кабана, переглянулись, пытаясь понять, кому повезло. И дружно замерли, увидев ленивый взмах Скифа. Он откинул сигаретку щелчком и неспеша двинул навстречу диве. А та устремилась ему на встречу, убивая учеников грациозной походкой, улыбкой Моны Лизы и золотом волос, разметавшихся по плечам коротенькой легкой шубки под барса.
Света взвизгнув, повисла на шее Скифа и впилась ему в губы.
– Боже, как я соскучилась! Владик, солнышко! – прощебетала вроде не громко, но так, что и глухой услышал. И крепко обняла Скифа, прильнула к нему, зашептав какую-то мурню, рассчитанную не на посторонние уши, а на посторонние взгляды – все видели лишь ее сияющее от счастья лицо, любовь во взгляде сродную обожанию и трепетные, доверчивые объятья.
– Пойдем мой хороший! – потянула его за руку к машине.
Дверца схлопала, машина уехала. А Маша как встала парализованная увиденным, так и стояла.
Кабан уже рот закрыл, плечами повел, ошарашено глянув на друзей: фигассе!
А Маша все стояла.
Ей казалось, что она умерла. Дальше просто нет смысла жить, потому что она увидела ту, с кем Скиф. И Маша ей даже до набоек на каблучках не дотягивала.
Все рухнуло, кончилось не начавшись. Эта «златовласка» сбежавшая с обложки самого элитного модного журнала не оставила ей и тени шанса.
Девушка с трудом спустилась с крыльца и двинулась домой, не соображая, куда идет и зачем. Душа была мертва, сердце перестало биться, потому что не видело в том смысла. Оно умерло в тот момент, когда Скиф обнял свою красавицу и они поцеловались на виду у всего техникума.
Спектакль удался. Троица смеялась, обсуждая инсценировку и, все трое были очень довольны. Света не взяла с Влада и копейки, поцеловала в щеку, тормознув у метро.
– А ты шалун! – рассмеялась и дала по газам.
Скиф был доволен и уверен – Маша отстанет от него раз и навсегда. И завтра уже не будет смотреть на него как закланная овечка, лезть со своей заботой и вниманием.
Так и произошло – Маша не лезла. Она вообще не пришла на занятия ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня, ни через четыре.
Скифу стало не по себе. Мало ли что надумала себе дурочка, а если еще и натворила? Девчонки вообще народ впечатлительный, придумают себе принцев, потом сильно расстраиваются, что придуманное с реальным не стыкуется.
Парень слинял с последней пары и решил навестить Машу. Плевать, что она себе придумала, главное, чтобы не натворила. Стоило убедиться.
Дом и подъезд он помнил, да и квартиру не забыл. И вскоре стоял перед дверью, жал на звонок. Открыл знакомый мужчина, оглядел гостя с ног до головы, задерживаясь на каждой детали одежды, словно модельер, мечтающий поменять имидж своей модели. Пожевал губы, с трудом переварив грейдеры и шипастый ошейник, и тяжело уставился в глаза парня:
– Чего?
– Я к Маше.
– На хрена?
– Вот и я думаю… Она дома?
Мужчина шагнул на площадку и, Скифу показалось, что он сейчас получит знатную выволочку, но за спиной Машиного брата показалась женщина:
– Миша, кто там? Мужчина вмиг передумал и отступил назад в квартиру:
– Рекламный агент…
– Я к Маше, однокурсник, – влез Скиф, прерывая ложь Михаила и, удостоился неласкового взгляда. Плевать. Мать Маши оказалась более приветлива:
– Так что же стоите? Проходите, проходите. Машенька немного приболела, но будет рада вас видеть.
Скиф оттер плечом мужчину и шагнул в квартиру.
– Маша! К тебе пришли, – постучала в комнатную дверь женщина. – Вы проходите, проходите. Я сейчас вам чайку сделаю.
Женщина ушла хлопотать на кухню, а Скиф просто толкнул дверь и привалился к косяку, игнорируя сразу и уединение девушки, и неприязнь взгляда ее брата.
Маша явно не ожидала увидеть Влада – вздрогнула, отрываясь от компа, зрачки расширились:
– Ты?
– Угу, – сунул зубочистку в рот и прошел в комнату, развалился в кресле. – Чего прогуливаешь?
Девушка нахмурилась, долго молчала, поглядывая на парня и, вздохнула:
– Тебя видеть не хотела, – отвернулась опять к ноутбуку.
– Чем же не мил?
Рука, зависшая над «клавой» опустилась. Девушка захлопнула леп-топ и повернулась к гостю, уставилась хмуро, тоскливо:
– А ты не понял? В том и дело, что всем мил. Болею я тобой, понял?
Пока не переболею, в техникум не вернусь.
Скиф прищурил глаз, погонял зубочистку во рту и выплюнул на палас:
– Мне показалось ты гордая и умная, а ты такая же дура, как все.
– Да, Скиф, я дура, я конченная идиотка, потому что вляпалась в тебя и ничего с этим сделать не могу. У тебя своя жизнь, тебе вообще плевать на всех вокруг. Ты крутой, ты умный, ты свободолюбивый. Ты у нас за всех и гордый и смелый, – почти прошипела, сверкнув глазами, и стихла. – Как там твоя блондинка? – спросила уже спокойнее.
– Светка? А что ей?
– Значит, твою девушку Света зовут.
– Что-то еще интересует?
– Не огрызайся, и так тошно, – отвернулась, потерла пальцами крышку ноутбука. – Зачем ты пришел? Какая тебе разница была я на занятиях или нет?
– Списывать не у кого, – брякнул.
– Ааа! Так и подумала.
– Хорошо, значит, излечиваешься от дури.
– Любовь для тебя дурь? – посмотрела нехорошо. – Не любишь ты свою Свету. Ты вообще, знаешь, что это – любить?
Глаза Скифа сузились, превратившись в щелки, лицо стало жестким, отталкивающим:
– Любовь… У вас в башке только она, а где вы ее в жизни видели? Сидишь мне тут, уши трешь, – уставился в упор тяжело, давяще. – Одна тема на все времена. Не задолбало? Кроме нее еще что-то в жизни предполагается? Получение профессии, например, работа, карьера?
– У каждого свои приоритеты, Скиф… Уходи, а? Не могу я тебя ни видеть, ни слышать. Себя ненавижу, за то что так тупо вляпалась в тебя, как муха в паутину! Ты же робот, гот отмороженный. Тебе начхать на людей, они для тебя тьфу и растереть.
– Потому что романтической чухни с тобой не разделяю?
Девушка смолкла и отвернулась. Повисла пауза, в которой была слышна баталия Михаила с матерью за дверью. Женщина хотела пригласить гостя к чаю, а мужчина уверял ее что перетопчется прохожий.
– Зря я пришел, – поднялся Скиф и двинулся к выходу.
– Влад! – окликнула в миг встрепенувшаяся девушка, вскочила, рванув за ним, и замерла, как только он обернулся:
– Тебе, правда, было интересно, что со мной?
– Не – а. Просто сессия на носу, – бросил и вышел из квартиры не попрощавшись.
Маша постояла и вернулась к себе в комнату, забродила по ней, раздумывая над странным посещением. Впрочем, что взять со Скифа – он сам по себе странный и все его действия такие же.
Каким он был в ту субботу? Блеск, фейерверк шуток и драйва, рисковый, смелый и в то же время тонкий, интеллигентный. И о чем только они с ним не говорили! Маша была поражена, что парень разбирается фактически во всем, имеет очень тонкий вкус, начитан так, что она рядом с ним почувствовала себя глупой и серой.
А в понедельник он опять превратился в отвязного придурка, грубияна и пофигиста.
Может в этом все дело? Но зачем Скиф тщательно прячет того Влада, удивительного, идеального, неповторимого? Может потому что в того нельзя не влюбиться, а он не хочет толпы поклонниц, у него и так хватает желающих провести с ним время. Может поэтому и отодвинул Машу, что та видела, какой он на самом деле?
И пришел ведь, значит, забеспокоился, значит не так уж наплевать ему на нее.
Девушке показалось, что за всем этим скрывается какая-то тайна, и даже подумалось, что Скиф… голубой.
От посетившей ее мысли девушка осела в кресло в прострации.
Ей верилось и не верилось. С одной стороны, быть не может – та же Света тому пример. С другой… А что Света? Кто она? Что о ней и их отношениях известно? Ну, прибежала, прыгнула на шею, поцеловались… Но не слишком ли картинно это выглядело, не слишком ли вызывающе, словно выставляя на показ? Ведь в остальном он отчужден к девушкам, груб настолько, что мигом отталкивает. Это что – мил с одной, с другой свин какой-то? Но Скиф один, их не десять в одном теле. Невозможно быть уродом и умницей одновременно, одно все равно бы перебивало другое, прорывалось в речи и манерах.
Манеры! Насколько резок он в колледже и насколько был мягок, когда они гуляли по набережной. Почти женственный…
А его познания в плане моды, а как он выбирал духи или кивал Маше на классную шмотку в витрине. И ни разу не проводил заинтересованным взглядом красивую девушку, а их в парке было если не каждая, то через одну. Голову можно было свернуть!
Маша потерла лицо: Боже мой, а Скиф-то – голубой!
Эта мысль засела в ней занозой. Она многое объясняла и прощала Скифа и была как лекарство девушке. Но в том и дело, что Маша лишь предполагала, а ей было жизненно необходимо знать точно.
И она пришла на занятия. Две пары наблюдала за Скифом, убеждая себя что права, но так и не убедила до конца. И не выдержала, спросила прямо. Склонилась к уху на лекции и прошептала:
– Скиф, ты гей?
Парень дернулся, уставился на нее недоуменно и растерянно, забыв про записи лекции. Минут пять хлопал ресницами, изучая девушку, словно она неизлечимо больная, а ему, как врачу нужно срочно решить – отправить ее на эвтаназию или продолжить мучить.
– Ну, ты дураааа, – протянул. – Всяких видел, ты всех переплюнула.
Сгреб сумку за лямку и попер через всю аудиторию, наплевав на препода. Осел на противоположном конце класса рядом с Гриней.
– Скифарин?!.. – возмутился учитель.
– Мне там дует, – отрезал парень и выказал усердие, не давая преподавателю развить мысль в сторону нравоучений – взял в руку ручку и раскрыл тетрадь.
Маша уткнулась лицом в стол, сдерживая слезы и ругая себя, на чем свет.
Как она могла такое подумать? Как у нее язык повернулся такое спросить?
Теперь конец точно. Теперь Скиф не то, что не подойдет к ней – не посмотрит никогда. Она мало оскорбила его, она и себя выставила кубической идиоткой!
Она промучилась всю пару, и то и дело поглядывала на парня, вытягиваясь, чтобы увидеть через ряд сокурсников. И понимала, что он сбежал от нее, как от чумной, что ушел специально на другой конец аудитории, даже сел на вторую парту, только чтобы оказаться за километр этой неповторимой в своих фантазиях дуры.
И не выдержала, подошла на перемене, желая извиниться.
– Скиф, извини, я…
– Да пошла ты на! – шарахнулся от нее парень, и вовсе ушел с занятий.
А с ней остался его взгляд полный презрения, недоумения и чего-то еще, что Маша не бралась определить. Она уже навыдумывала – разрушила все окончательно.
Глава 14
? Гей? ? прищурил глаз Скиф на свое отражение в зеркале. И поморщился, взъерошил волосы: придет же в голову! Ну, дебилка! А ведь, подтверди и отвалит. Но и тут же растрезвонит и пойдут клочки по закоулочкам – запинают, засмеют. Хрен вам!
И опять с сомнением оглядел себя – неужели похож? Сгорбился и пнул ногой дверь из ванной. Сгреб сумку и куртку с тумбочки у выхода и бухнул душевно дверью из квартиры в ответ на приглашение отца позавтракать. Мужчина с тоской перевел взгляд на яичницу на сковороде в руке и вернулся на кухню. Кинул приготовленное в раковину и уставился в окно.
Скиф, загребая ботинками мокрый подтаявший снег, пер в сторону остановки. Полы куртки трепал ветер.
Без шапки, не застегнувшись, а на улице минус двенадцать…
Виктор Николаевич сжал пальцами переносицу – когда это кончится? Есть ли выход?
Влад шел на автомате: не чувствуя холода и влаги: которую щедро бросал в лицо ветер. Еще одно утро, еще один день, потом вечер, ночь. Какой черт заводит эту карусель, крутит колесо никчемной жизни? Зачем?
Он стойко не мог найти ответ на этот вопрос. И никак не мог понять почему живет не живя и, никак не умрет, будучи мертвым.
Парень спустился в метро, не обращая внимания на толкучку. Ехал и все искал ответ, и в тех же поисках вышел из подземки, попер знакомой дорогой до техникума, не замечая мира вокруг.
И так и упал, не поняв, что произошло. Удар под дых и подсечка были неожиданными: лишь мокрый снег немного смыл оглушение, но новые удары сыпались, как из параллельного мира, из другого пространства и вытряхивали всякие мысли, попытки сообразить, что происходит.
Скиф пытался подняться и падал. Прикрывал голову руками и одновременно отпинывался. Подпрыгивал от резкой боли, сплевывал кровь и вот, озверел. Молча, как принимал так и отдал – вцепился разбитыми пальцами в первое что увидел сквозь пелену и рванул на себя. На спину посыпались удары, а он всем телом навалился на добычу и, рыча как волчонок, рвался к глотке. Сдавил шею, что воспринималась отрывком, словно отдельной частью тела, чем-то важным, но единоличным, живущим меж небритым подбородком и кожаным воротником. И вырвал бы кадык: убил бы и был убит, но Бог или Дьявол вновь сыграли с ним в шутку, вмешавшись в последний момент.
Макс рвал поводок к выходу и буквально стрелой вылетел на улицу. Максим не понял, что случилось с овчаркой, с какой такой радости она словно взбесилась. Рявкнул, останавливая, но собака не отреагировала.
Мужчина вылетел за ней на улицу, желая перехватить прежде, чем та напугает редких в такую рань прохожих, и невольно притормозил, забыв о собаке от того, что увидел.
Четверо парней душевно пинали одного. Тихо, но зло. Самое странное, что и жертва не кричала «спасите». Картина напоминала Максиму кадр из криминальной хроники, как бывает, смотришь, отключив звук, и в первый момент не воспринялась реальностью. Буквально на углу его дома, на, в общем, людной улице, в завесе мокрого снега летящего с неба, возилась куча мала. Парни играли кем-то как мячиком, а тот рванул одного за ботинок и пополз по нему, навалился локтем на шею. Один из драчунов въехал ему в лицо ногой и взвился сам – Макс, прыгнув с места, впился ему клыками в голень. Крик потерпевшего, первый громкий звук привел в чувство хозяина.
– Стоять!!! ? заорал мужчина, рванув к дерущимся.
– Атас!! Валим!! ? послышалось следом.
Макс растянулся, запнувшись о что-то и лишь увидел, как парни бросились врассыпную, оставив жертву в покое. Овчарка закрутилась рядом с телом, заскулила, поглядывая на хозяина, словно подгоняя и вопрошая одновременно: что делать-то будем, а?
Смелков поднялся и прихрамывая поковылял к потерпевшему, надеясь что тот вот вот встанет сам. Но чем ближе подходил, тем четче понимал – сам парень не поднимется. Тот тяжело дышал и, заливая кровью снег, бестолково сгребал его под себя, то ли корчась, то ли пытаясь подняться. Овчарка тыкалась ему в лицо носом: поскуливала, мешая.
– Отойди. Макс! Сидеть! ? прикрикнул, отгоняя ее Максим, склонился над парнем – что-то знакомое было в нем, неуловимое, на уровне дежавю.
– Эй, ? легонько потрепал по плечу. ? Жив?
Тот застонал и развалился на спине, бросая в дрожь Смелкова своей окровавленной физиономией. Бровь, губы, нос – были разбиты в хлам. Один глаз заплывал, зато второй смотрел зло и презрительно. По этому взгляду мужчина и признал того самого тинейджера, с которым так хотел поговорить, и даже в зубы дать. Только уже дали.
Страх за несчастного сменился раздражением. Мужчина рывком поднял пацана на ноги:
– Дружки пригрели?
В принципе, удивляться было нечему – обычная разборка оголтелого молодняка. Помня поведение парня, он был уверен – тот сам нарвался. И нечего жалеть, вернее некого. Оклемается, может наукой послужит, а нет – прибьют рано или поздно.
– Нарвался?
Мальчишка никак не реагировал, и стоять – то на ногах не мог. Голова болталась как у китайского болванчика, и он все сползал вниз. Хоть и был легким, а Максу стало тяжело. Дотащил его до стены, прижал:
– Да стой ты, Бога, душу! Сейчас «скорую» вызову.
– Нет, ? глухо, через силу просипел гот-неудачник, цепляясь за выступ. Стек, присаживаясь на него, и прислонившись затылком к кирпичной кладке, уставился «живым» глазом на мужчину. ? Пошел на!..
Выпалил неожиданно зло.
Макс забыл, что искал по карманам телефон. Моргнул, соображая: чего он хочет: чтобы добавили или отстали, гордый, потому лучше послать, чем помощь получить, или мазохист?