В космогонии Харриса были и другие любопытные элементы. Например, считалось, что планеты населяют духи, причем некоторые из них стоят ниже земных, а некоторые их превосходят, и между этими живыми сущностями и нами имеется связь. Еще он полагал, что эльфы, или, как он предпочитал их называть, феи, имеют очень большое значение для развития человеческого духа. То, что эти создания существуют и выполняют определенные незначительные функции в природе, у многих не вызывает сомнения, к тому же это подтверждается достоверными свидетельствами, однако нет никаких доказательств того, что они якобы имеют большое духовное значение, если только не распространять термин «фея» на те высшие создания, которых называют ангелами и которые, очевидно, имеют определенное влияние на наши жизни.
Помимо маловразумительных доктрин, в системе Харриса было одно положение, с которым многие из нас искренне согласятся. А именно, он считал, что возвращение к простой жизни на лоне природы принесет нам пользу. Для достижения этой цели он организовал несколько сменивших друг друга коммун, и принятая в них система называлась «Толк». Первая колония была организована в 1861 году в фермерском доме в Вассиаке. В 1863 она переехала в Америку, и там жизнь сообщества сосредоточилась вокруг мельницы и банка. В последнем заведении, по воспоминаниям коммунаров, мистер Харрис, президент, проводил большую часть своего времени. «Там собираются люди, чтобы решать деловые вопросы, кое-кто просто курит и разговаривает о своем или бесеует о политике. Сам президент тоже частенько заходит, садится среди своих товарищей и запросто, совершенно естественно и по-свойски разговаривает с каждым». Такую приятную картину рисует мистер Катбер, но все-таки хотелось бы, чтобы это не было «банком».
Примерно в это время происходит поистине удивительное. Пророк с женой отправляется в Англию организовать издание некоторых своих работ. Там он читает несколько лекций или проповедей в Стейнвей-холле {184}. Его витиеватая и довольно напыщенная манера излагать мысли, которая, подобно его поэзии, малосодержательна, но благозвучна, привлекает к нему множество слушателей, среди которых оказывается и леди Олифант, мать знаменитого писателя и дипломата, одного из самых многообещающих молодых людей в Англии.
На следующую лекцию она уже пришла с сыном, и именно тогда мысли пророка затронули какие-то мистические, сочувствующие струны в их сердцах. Концепция простой жизни в коммуне, ее необычное, хоть и туманное, религиозное обоснование оказались притягательными для людей, уставших от пустоты повседневной жизни и бессмысленных церковных догм. Они ликвидировали все свои финансовые дела, оставили дома и отправились за счастьем в американскую коммуну. Этот приток новых сил и денег позволил колонистам перебраться в Броктон, неподалеку от Буффало {185}. Там они заняли несколько ферм и дело поставили на более широкую ногу.
Те, кто ждут критического взгляда на те события, могут найти его в рассказе миссис Олифант о жизни ее знаменитого племянника. Разумеется, для благородного старинного шотландского рода было крайне неприятно осознавать, что лучший их отпрыск попал под влияние того, кто им должен был казаться американским авантюристом с очень сомнительной репутацией. Насколько сильным было влияние, можно судить по тому, что следующие десять-двенадцать лет жизни Лоренса Олифанта прошли в простейших сельскохозяйственных занятиях, включая торговлю клубникой на железнодорожных станциях. Следует признать, что есть определенная красота и даже святость в том, что в этот утилитарный {186} век человек смиренно решает посвятить себя духовным исканиям, но все же, если учесть, какими исключительными способностями был наделен этот конкретный человек, возникает сомнение, что существует хоть какое-то оправдание тому, что энергия его было направлена на столь ничтожное для мира дело.
Подчинение молодого шотландца своему наставнику было таким полным, что ему даже пришлось просить разрешения на то, чтобы покинуть Броктон и отправиться военным корреспондентом на франко-прусскую войну {187}. Что еще удивительнее, ему пришлось просить разрешения жениться, и после свадьбы он надолго был разлучен с женой по указанию властолюбивого пророка. Просто поразительно, как вполне разумные люди могут добровольно мириться с таким положением, и никто еще не смог дать этому какого-либо объяснения. Может показаться, что Харрис имел довольно веские рычаги влияния на Олифанта, поскольку немалая часть состояния шотландца была вложена в броктонскую недвижимость, которая, впрочем, принадлежала не Харрису лично, а всей коммуне. Олифант является не единственным известным человеком в этой небольшой коммуне, в нее входили несколько японцев, которые, скорее всего, прибыли туда по его рекомендации, поскольку он обзавелся множеством друзей этой нации во время дипломатического визита в их страну. Один из этих японцев впоследствии стал послом в Лондоне, еще один занял такой же пост в Париже. Очевидно, Харрис обладал какой-то особенной притягательностью для умных, образованных людей.
Сам пророк, который, несмотря на все семь ступеней дыхания и страдания духа или тела, которое олицетворяло собой эти ступени, похоже, сохранил в себе много человеческого. Он не отказывал себе в маленьких земных удовольствиях, любил выкурить сигару, выпить бокал вина, а его искренний безудержный хохот надолго запомнился его последователям. Харрис прекрасно разбирался в коммерческих делах. Он построил второй банк, гостиницу, магазин, железнодорожный ресторан и множество различных удобств, которые должны были обслуживать его колонию. Наконец, найдя более масштабное и прибыльное поле деятельности, он заложил большой виноградник в Фаунтин-грев на юге Калифорнии, несомненно, и поныне приносящий урожай, который используют многочисленные частные винокуренные заводы для того, чтобы сделать жизнь в ежовых рукавицах сухого закона {188} чуточку приятнее. Ко всей этой деятельности можно было бы отнестись более благосклонно, если бы она не сопровождалась странным религиозным жаргоном. К примеру, утверждалось, что производимое ими вино содержит в себе «божественно-природный жизненный компонент».
В разгар кипучей деятельности Харрис находил время и на занятие литературой. Он написал немало как прозаических произведений, так и стихотворений. О его поэзии я уже высказал свое мнение, но проза его не вызывает у меня такого же одобрения. Мистер Катберт в своем произедении «Жизнь и труд» отводит ни много ни мало семьдесят страниц на цитаты из того, что называет «эта великая книга», которая впоследствии была опубликована под названиями «Новая республика» и «Божественное дыхание в человеке». Возможно, содержащееся во всем этом эзотерическое {189} значение придало особенный смысл этой работе для последователей его учения, но для обычного критика книга эта состоит из пустых напыщенных фраз, в которых не прослеживается ничего великого, зато полно богохульства и откровенных непристойностей. Я не скрою, что на мою общую оценку Харриса оказали большое влияние именно его произведения, и, прочитав их, я пришел к однозначному выводу, что автор во время работы над ними, должно быть, страдал серьезным умственным расстройством и как предводитель мог привести свою паству только к несчастью. Впрочем, жизнь этого человека была достаточно многосторонней, и, надеюсь, мне удалось показать, что были в ней и другие проявления, а также и другие литературные достижения, заслуживающие более высокой оценки.
Зависимость Лоренса Олифанта от своего наставника продлилась двенадцать лет. Не сохранилось свидетельств о том, что послужило причиной их разрыва, но и сам писатель, и его мать постепенно разочаровались в Харрисе. Стоит ли сомневаться, что письмена, подобные тем, о которых упоминалось выше, могут не вызвать отвращение у образованного и думающего читателя. Возможно, занятый мирскими делами преуспевающий пророк показался им совсем не тем человеком, каким они хотели видеть пламенного духовного лидера, который увел их за собой в пустыню. Расставание не получилось мирным. Олифант обратился в суд, чтобы вернуть долю своей собственности, в ответ Харрис попытался упрятать Олифанта в сумасшедший дом. Закончилось это тем, что часть денег вернулась владельцу и Олифант продолжил путь своей не менее интересной дорогой, которая привела его в Эль-Хардж в Сирии, где он прожил последующие годы. Тот факт, что он позволил своей жене опубликовать «Sympneumata», и то, что книга эта включает многочисленные стихотворные вставки, явно (хоть автор об этом нигде не упоминает) принадлежащие перу Харриса, говорит о том, что его взгляды на пророка не слишком изменились.
Мало что можно добавить к рассказу о Харрисе, который почти всю оставшуюся жизнь провел в своем калифорнийском имении, кроме того, что на семидесятом году жизни заявил, что наконец прошел финальный седьмой дыхательный уровень, чем достиг уникального положения среди людей. Об этом событии он объявил на страницах «Сонома {190} демократ», и объявление это написано языком куда более понятным, чем большинство его предыдущих туманных заявлений. Он пишет:
«Последние два-три года я провел в затворничестве в своем горном убежище, работая над окончательным решением проблем, поднятых моими открытиями, сделанными сорок лет назад. Последняя задача, которая стояла передо мной, заключалась в том, чтобы … выяснить, как, не проходя через болезни, человек может практически осуществить и осознать воскрешение. … Вопрос стоял так: либо успех, либо разложение. Успех был столь же неожиданным и приятным, как когда тяжелое груженое судно, угодившее в безумный шторм, вплывает в тихую гавань, оставив позади бушующее море, и скользит по водной глади окруженного сушей рая. Я миновал декабрь и сейчас переживаю май. … Я больше не старик, которому за семьдесят, я вновь наполнился физическими и духовными силами, мое уединение подходит к концу. … Я отрекаюсь от славы во имя медленных, но неизбежных открытий надвигающегося времени. Каждый час моих дней должен быть посвящен труду бескорыстному и благотворному».
Эти благородные слова могли быть провозглашены столетним старцем, но это было не так. Томас Лейк Харрис покинул свой калифорнийский виноградник и отправился в Лилистан или в какую-то иную сферу потустороннего мира, пребывание в которой он заслужил своей странной жизнью, лишь достигнув почтенного, но не такого уж выдающегося возраста – восьмидесяти трех лет. Несомненно, он как человек и религиозный деятель оставил после себя одну из самых интересных загадок, о которых мне известно.
X
Лондонское привидение
Несколько дней все газеты пестрели сообщениями о вызвавшем небывалый интерес у публики доме с привидениями, который находится в нескольких сотнях ярдов от площади Пиккадилли.
Как утверждали жильцы этого дома, нижняя его комната, в которой царила ощутимая зловещая атмосфера потустороннего присутствия, стала местом необъяснимых проявлений, которые выразились в громком стуке и ярком свете на лестнице. Кроме того, молодая женщина, решившая расследовать это дело, несколько раз видела в этой таинственной комнате старика с недобрым лицом.
Для проверки этого случая вечером 28 мая 1924 года я встретился с несколькими своими товарищами, и в одиннадцать часов мы прибыли к указанному дому. Здание это стоит недалеко от театра, и нам было довольно странно после улиц, заполненных расходящейся по домам шумной театральной публикой, оказаться перед мрачным молчаливым зданием в одном из переулков.
В нашу группу входили уже упоминавшаяся молодая женщина, которую я буду называть ясновидицей, секретарь экспедиции, молодой голландский художник, который также обладал психическим зрением, мистер Хорэс Лиф, считавшийся сильным медиумом, врач с Вимпол-стрит, преподобный Вейл Оуэн и я.
Поскольку экспедиция была организована мною, я взял на себя задачу оградить нас от вмешательства разного рода шутников. Были заперты все двери, кусок шпагата натянут на единственной ведущей в нижнюю комнату лестнице.
В этой нижней комнате мы и собрались. В 11:30, рассевшись вокруг стола в необходимом для получения сообщений порядке, потушили свет. С улицы до нас не доносилось ни единого звука. Мы спокойно дожидались начала событий, негромко переговариваясь, поскольку, как показывает опыт, звуковые колебания способствуют проявлению психических феноменов.
Поначалу темнота казалась абсолютной. Но постепенно мы начали различать тусклый свет на лестнице. Он имел признаки призрачного свечения, но все согласились, что это было отражение от стеклянной крыши здания, и сначала мы его не замечали просто потому, что наши глаза еще не привыкли к темноте.
Какой-либо психической атмосферы не ощущалось. Несколько раз где-то в глубине дома что-то скрипнуло, но не сильнее, чем это бывает в любом старом здании в тишине ночи.
Руки наши лежали на столе, который время от времени подрагивал, но каких-либо четко выраженных движений не совершал. Мы уже начали подумывать, что результаты проверки окажутся полностью отрицательными, как вдруг сидевшая слева от меня ясновидица взволнованно прошептала:
– Я вижу его. Он здесь. Стоит на лестнице и смотрит на нас.
«Немолодой мужчина с бородкой, немного раскосыми глазами и хитрым выражением лица», – так она описала привидение. Голландец подтвердил это. Я же, кроме легкого свечения, обозначавшего контур лестницы, не видел ничего, но я не обладаю даром психического восприятия.
Оба спирита сообщили, что мужчина спустился немного ниже, и ясновидица начала проявлять явные признаки волнения.
Тогда мы стали просить призрака подойти к нам и рассказать, как мы можем помочь ему. В следующую секунду оба ясновидящих в один голос заявили, что он исчез с лестницы.
Через минуту пришел в движение стол. Он начал ритмично подниматься и опускаться. Мой довольно немалый опыт сидения за спиритическим столом научил меня тому, что неразвитые духи всегда совершают резкие, дерганные, зачастую круговые движения, а плавные движения – это признак уверенного, осмысленного контроля.
Таким образом мы уверились в характере нашего невидимого гостя, и после разъяснения способа, которым мы можем понимать его ответы, между нами произошел следующий диалог (ответы были четкими и быстрыми):
– Вы дух?
– Да.
– Мужчина?
– Да.
– Это вы раньше приходили в эту комнату?
– Да.
– У вас есть причина, по которой вы сюда возвращаетесь?
– Да.
– Дело в деньгах?
– Нет.
– В бумагах?
– Нет.
– Раскаяние в содеянном?
– Да.
После этого я объяснил духу условия, в которых он теперь живет, и заверил его в необходимости отвлечься мыслями от былых земных дел, которые замедляют духовный прогресс. Я попросил его перестать беспокоить невинных людей и сказал, что для спасения ему нужно приспособить свой разум к новым условиям, не думать о себе и начать стремиться к высшему.
Я сказал ему, что мы будем за него молиться, и мистер Вейл Оуэн прочитал вместе с нами прекрасную молитву о том, чтобы страдания нашего несчастливого брата окончились. После этого я спросил его, услышал ли он нас и понял ли. Ответ был: «Да». Повлияло ли это как-то на его отношение к действительности? После некоторого колебания: «Нет». Наверняка это был человек с твердым характером, которого не так-то просто переубедить.
Тогда я сказал, что мы готовы принять любое его послание и вначале хотим узнать его земное имя. Для этого я начал медленно называть буквы алфавита, попросив его резко дергать столом на нужных буквах. Вот какие буквы мы получили: Л-Е-Н-А-Н.
– Все верно? – спросил я.
– Нет, – был ответ.
– Л-Е-Н правильно?
– Да.
– Вас зовут Ленин?
– Да.
– Вы Ленин, русский вождь?
– Да.
Все участники нашей компании подтвердили, что никто из них не думал в тот момент об этом человеке. Конечно же, и я до последней секунды не ожидал услышать это имя.
– Вы можете передать нам какое-нибудь послание по-русски?
– Да.
После этого была проведена определенная лингвистическая проверка, но мне трудно было за ней уследить, поскольку запись по буквам алфавита – непростая задача даже для родного языка. Голландский художник обратился к призраку на нескольких языках и получил правильные ответы «Да» и «Нет», свидетельствующие о понимании.
– У вас для нас послание? – спросил потом я.
– Да, – был ответ.
– Тогда я буду называть алфавит.
Работа продвигалась медленно, но в конце концов у нас вышло довольно странное предложение: «Художники должны поднять эгоистичные народы».